Я проглотил слюну и сказал:

— Всё прекрасно понимаю, Владимир Владимирович. Можете не волноваться.

— А чего мне волноваться. Это тебе нужно волноваться. Я себя чувствую замечательно. Конечно, неохота заниматься поисками учителя каждую неделю, но уже как будет. Однако я верю, что ты именно тот, кто сможет найти общий язык с детишками. Они ведь очень необычные. Да и родители у некоторых очень даже упакованные люди. Так что не волнуйся, Хиро. Иди лучше познакомься. — Директор подошёл к двери, чтобы меня провести. — И да, ещё раз напомню: против этих сорванцов можно использовать многое. Я не выслушиваю проблемы с детьми от учителей, но и проблемы с учителями от детей я тоже не выслушиваю. Поэтому разберёшься, как тебе лучше поступить. Но снова повторюсь, что всё должно быть в пределах разумного. Не забывай, что они всё-таки дети, даже если захотят тебя убить.

— Это всё? — коротко спросил я, чтобы завершить разговор и всё обмозговать.

— Это всё, — улыбнулся директор и открыл дверь, показывая рукой, мол, ступай с миром и да пребудет с тобой Сила.

— А где мой класс? — напоследок спросил я. — Точнее, в каком кабинете?

— На первом этаже. С главного холла, где ты познакомился с двумя охранниками, увидишь столовую, а перед ней коридор перпендикулярно холлу… это если уж совсем точно объяснять. Одна сторона ведёт в спортзал, а другая — к единственной двери, где твои ученики.

— Ого! Даже отдельный коридор для них, — посмеялся я, хотя у самого слегка всё напряглось внутри.

Реально, хрен его знает, что там за звери такие. Хотя по голосу в туалете — нормальные такие мальчишки. Да, немного проказничают с той же краской. Но если это всё, что они придумали, чтобы встретить меня, то волноваться не сто́ит.

Пока я шёл к нужной мне двери, думал про себя о ёршике, который оставил в кабинете директора; о краске над дверью; об отрубленной голове того, кто попытался сбежать; о том, что меня зовут Хиро Мацумото и я каким-то чудом согласился учить спиногрызов в какой-то княжеской школе магии.

Конечно, вопросов осталось куча, но для начала и так сойдёт. Немного войду в учительскую жизнь, понравлюсь директору, а там можно будет аккуратно узнать, как отправиться в Москву, чтобы кое-что прикупить себе. И вот когда этот «молодой пень» разрешит мне свалить из Петровки, нужно сразу же найти свой универ, если он в этом мире существует. Ну и отыскать машину времени или Николая Васильевича.

Обратно же, всё это только теория, но пока что план примерно такой. Будем отталкиваться от того, что имеем и что будем иметь до момента разрешения поездки в Москву. Не думаю, что меня здесь будут держать, пока эти спиногрызы не станут совершеннолетними. Хотя хрен их знает. В любом случае необходимо хотя бы изучить местность за денёк-другой, чтобы понимать, могу ли я почти безопасно свалить из Петровки. Ну и в случае, если меня здесь захотят оставить на очень долгое время без возможности выезда в ту же Москву, тогда придётся рисковать и валить отсюда, как это делал прошлый учитель, которому отрубили голову.

Фух!.. Всё не так страшно, как наговорил.

А вот и грёбаная дверь.

— Ну, Николай Васильевич, смотрите. Если напридумывали каких-то охреневших гоблинов вместо детей, то я, когда вернусь домой, точно придушу Вас. — И я ударил ногой в дверь, чтобы краска, которую мне приготовили Пушкин и Гоголь, не испачкала достаточно симпатичную красную кожаную куртку.

«Предупреждение: 18+ из-за матерных слов в этой главе. Герой покажет себя настоящего, но сразу же предупредит, что постарается использовать мат в гораздо меньшем количестве! Так что после второй главы мы «должны» увидеть некое развитие героя… хотя бы в искусстве общения.»

***

Ловушка сработала. Краска разлилась на пол. Поднялся шум, как на базаре, только вместо старых бабенций были дети.

Мальчишки гнали на Пушкина и Гоголя, которых я, наконец, увидел вживую — обычные дети. Те, в свою очередь, огрызались. Говорили, что всё правильно сделали. И если бы учитель не был таким уродом, то всё бы проканало.

Я же перепрыгнул лужу с краской. Захлопнул дверь ногой, не оборачиваясь к ней.

— А ну завалили ебальники, пиздюки метровые! — крикнул я настолько мощно, что все двенадцать рыл угомонились.

Вот она. Проявилась красотка — моя культура общения в «низших» слоях общества. Если перед мамой и её подругами вы бы не услышали и намёка на мат, то с друзьями — мат через слово. Нет, не так. У меня каждое слово — это мат. Я умудрялся даже предлоги превращать в мат. Это тоже, можно сказать, некая магия слов.

— Значит так, хоббиты недоделанные. Теперь я́ буду вашим новым учителем. — Повернувшись к доске и написав большими буквами слово «Димон», я сказал: — Меня зовут Хиро Мацумото. Но если будете вести себя хорошо, то сможете называть меня просто Димон, как написано на доске. Однако сразу предупреждаю, что такое общение будет проходить сугубо в наших кругах, чтобы вам стало легче привыкнуть. Поверьте, я знаю, что вы русские ребята, которым ох как не хочется запоминать ненужные имена, тем более японские. А теперь дружно сказали: Здравствуйте, Хиро Мацумото.

— Здравствуйте, Хиро Мацумото! — повторили десять учеников.

— Если кто-то будет халяву ловить, — посмотрел я на Пушкина и Гоголя, — получит вилкой в глаз… или в жопу раз. — Чтобы успокоить детишек, я продолжил: — А теперь дружно сказали: Привет, Димон.

— Привет, Димон! — на этот раз активировались все двенадцать рыл.

— Ну и какой вариант вас устраивает больше? — поинтересовался я у княжеской мелочи.

— Второй.

— Второй.

— Первый.

— Второй.

— Второй…

— Ну вот. Если кто-то уж очень сильно хочет официального общения, может говорить со мной на «Вы». Однако прямо сейчас вы ещё не заслужили того, чтобы общаться со мной на «Ты». Так что постарайтесь вести себя тихо, тогда… — Забыв о мысли, которую я начал, пришлось перевести тему: — А где вообще ваш журнал?

Не дождавшись ответа хоть от кого-то, я обратил внимание на учительский стул, на который собирался сесть. Оказалось, что мелкие обмазали его клеем.

— Что-то у вас очень туго с соображаловкой, пацаны. Вы бы могли придумать что-то получше, чем клей под моей задницей. Но раз вы так не уважаете меня, то спрошу прямо: кто размазал седло?

— Стул! — выкрикнул кто-то, пытаясь поправить меня. Я даже не заметил, кто именно, но звуки доносились с последних парт.

— Значит, будем считать, что это был ты, Пушкин, — указал я пальцем на мелкого волосатика, у которого уже в восемь лет росли бакенбарды. — Или ты, Гоголян.

У Гоголя, между прочим, росли усики. Реально какие-то необычные дети.

— Откуда ты знаешь нас? — недоверчиво наехал Пушкин. В его глазах читалось: «Щё цэ за магия, лярва японская?»

— Сперва заслужи это право на «Ты», а уже потом тыкай, бакенбард мелкий, — не стал я ослаблять напор. — И вообще, откуда у тебя бакенбарды в восемь лет?

— Не знаю, — пожал волосатик плечами.

— А у тебя с усами что? — перевёл я взгляд на Гоголя.

— С рождения такие были. Саня Пушка такой же, как мне кажется, — скромно ответил Гоголян, махнув головой в сторону своего дружка.

— Пропуск в трусики есть? — подколол я мелкого.

Дети молчали. Я понял, что сморозил полную херню.

— Ладно, проехали. Перейдём к тому, о чём говорили. — Я кинул стул с клеем в сторону двери. От громкого удара некоторые ученики дёрнулись. — Короче, если ещё раз увижу клей на стуле, посажу каждого голой жопой на этот клей. А тебя, Саня Пушка, и тебя, Гоголян, прижму лицами к жопе вот этого вот пухлого, — указал я пальцем на толстячка. — Как раз каждому по одному полужопию достанется. Сразу же лишитесь: один — усов, второй — бакенбардов.

— Вообще-то, при склонении слова «бакенбарды» во множественном числе в Родительном падеже будет «бакенбард», а не «бакенбардов».