Чтобы помочь и команде Синих, я подсказал Чехову напасть на Гоголяна и отобрать мячик, ведь Гоголян и Пушкин в команде Красных. Но парень не особо понял, что́ я от него хотел. Видимо, он и вовсе забыл, кто такие Синие, а кто такие Красные.

Но ведь я всё это начал рассказывать не из-за Чехословака или Гоголяна с Пушкиным. Нет. Нас всё ещё интересовал Щелкунчик, ведь у него особое задание — отвлечь Петровича. Но вот отвлёк он его весьма необычным способом.

Если коротко, то парень перегрыз две штанги. Ворота «подкосились» и перекладина с более высокой скоростью ударила Петровича по затылку благодаря натянутой сетке. Вот как-то так.

Петрович отправился в «затылочный нокаут». Пушкин забил первый свой гол, а в целом — был забит вообще первый гол за два урока. Ну а радостный Щелкунчик прибежал ко мне, чтобы поделиться хорошими новостями.

— Классно я ему перекладиной уебал?! — Что сказать, Чайковский одним вопросом умудрился достать из глубин моей памяти фразу: «Дети впитывают всё, как губка».

Пришлось остановить парня:

— Чайковский, не матерись. Это только я́ могу делать… и то не всегда.

— Но ведь классно же уебал, да?

Понимая, что так просто теперь не избавить его от матерных слов, мне пришлось согласиться и пошутить в ответ:

— Надеюсь, Форточник не потеряет свой дар. Но больше так не делай, хорошо?

— Постараюсь. — И Щелкунчик побежал к своим.

Вот такими вот общими усилиями мы смогли забить первый гол за два урока. Если бы не этот последний момент, то футбол действительно был бы убогим.

Однако красота требует жертв, поэтому кто-то всегда страдает. Приятно, что у нас есть Гоголян, который может помочь Петровичу, чем, собственно, Гоголь и занялся.

И если с Форточником всё было хорошо и парень очень быстро оклемался, то вот лично меня ждал новый сюрприз. Это касалось не футбола, а грёбаной тачки, благодаря которой мы раздобыли мяч. И пришлось мне с этим разбираться уже в кабинете директора.

А ведь всё так красиво начиналось. Но да ладно.

К Владимиру Владимировичу меня отправили красные кардиганы с топорами-молниями.

Именно в такие моменты ты думаешь: «Почему я отправился в школу через главный вход?»

Но ведь как иначе?

Кроме того, в коридорах камеры. А мне бы пришло́сь идти по коридору. Так что я бы всё равно оказался в кабинете директора.

— Разбилась моя машинка, Хиро, — как-то странно посмотрел на меня Владимир Владимирович.

Я же молчал. Мне вообще не давалась речь, ибо все мысли были заняты эшафотом и возможными выдумками, как меня завтра казнят.

С другой стороны, почему меня должны казнить, если это сделал не я?

Камер-то не было.

Или были?!

Может, дети меня решили подставить?

— Ну? Ты будешь и дальше молчать или ответишь?! — громко повторил директор.

Видимо, я всё прослушал.

— Извините. Можете высказать прямо обо всём том, что думаете по этому поводу? — вот так вот озадаченно спросил я.

— Не понял. Ты хочешь, чтобы я повторил? Может, ты не совсем понял, что́ я от тебя хочу, Мацумото?!

— Нет-нет, я всё понял. Просто я всегда уточняю. То есть я прошу высказать мне в лицо всё то, что Вы хотите высказать, чтобы и я, и Вы точно понимали, что мы друг друга понимаем. Понимаете?

— Понимаю, — улыбнулся Владимир Владимирович. — Хоть я и не приветствую тавтологию, но ты мне нравишься. Вы, япошки, очень интересные существа. Иногда есть желание проучить вас за то, что вы такими родились. А иногда восхищаешься вашими технологиями. Только ты не подумай, я не из тех, кто ненавидит. Я, скорее, из тех, у кого свои взгляды на жизнь. В общем, ты меня сбил. Я ведь хотел повторить. Ну так вот, я говорю, что на мою машину упало дерево — дуб, который стоял несколько сотен лет и ничего ему не мешало там стоять… как и другим дубам, которые продолжают расти. Но вот сегодня один из них упал. И упал на мою рабочую машину. Это твои́ ученики сделали?

— Вы хотите знать правду, так? — не знал я, как потянуть время, ибо вообще не знал, что отвечать. На меня нахлынуло волнение, которое мешало сосредоточиться и выдать какую-то гениальную идею. Ещё голос шатался, как какой-то алкаш. Спалил меня, как только я попытался открыть рот.

Однако пришло спасение, потому что директор княжеской школы магии сам подсказал мне, за что можно зацепиться:

— Я хочу знать, твои ученики это сделали или не твои? Но сразу хочу предупредить, что лгать мне не нужно. Дорога к отрубленной голове лежит по большей части через измены и враньё в моё прекрасное лицо.

— Я Вам и не собирался врать.

— Вот и славно, Хиро. Ведь дерево покусали… в прямом смысле слова. А у меня только один мальчишка в голове крутится…

— У меня тоже, Владимир Владимирович. — Я проглотил слюну. Директор не продолжал, поэтому пришлось рискнуть и назвать имя Щелкунчика: — Чайковский обожает грызть деревья. — Увидев одобрительный смех, я продолжил развивать мысль: — Дело в том, что я думал, мол, всё будет очень просто для меня. Но оказалось, что всё не так просто. Конечно, Вам это я не должен рассказывать, ведь прекрасно помню Ваши слова, что все проблемы учителя решают сами, равно как и ученики. Никто не приходит к Вам и не жалуется. И я не жалуюсь. Мне лишь хотелось сказать, что я допустил ошибку. Этого, надеюсь, больше не повторится.

— А что не так? — заинтересовала директора моя речь, в которой я и сам не понял половины. Видимо, поэтому и заинтересовала, что Владимир Владимирович сам нихрена не понял, но не мог об этом прямо сказать, чтобы не выглядеть тупым в моих глазах.

— Я с классом справляюсь. Всё у нас хорошо. Но у каждого ребёнка свой дар. И у Чайковского — дар к грызунству, ну или как там правильно. В общем, Вы меня поняли. Так вот, Чайковский, а дети его называют Щелкунчиком, отщелкунил дерево, пока я пытался контролировать других детей. Ну и так звёзды совпали, что дерево упало на Вашу машину. И мне очень стыдно за этот момент. Можете вычесть деньги из моей зарплаты, — сразу поставил я директора перед выбором, где нет слова «эшафот».

— А ты мне нравишься… вот после этих слов вообще тебя зауважал, — посмеялся директор, похлопав меня по шее. — Молодчина, малыш. Так держать. Думаю, сто́ит наказать Чайковского. Но сделать это так, чтобы меня в этот процесс не вовлекал никто. Ты понимаешь, к чему я клоню?

— Думаю, что да, сэр… то есть Владимир Владимирович. Но что конкретно Вы бы хотели, чтобы я сделал? — уточнил я, чтобы точно знать намерения директора княжеской школы магии. Может, этот пенсионер захочет чего-то необычного. А мне потом страдай из-за этого.

Тогда проще будет уже сейчас думать над тем, как свалить из Петровки, ведь и в первом, и во втором случае меня ждёт казнь. Уверен, что у Чайковского есть родители. И родители очень богатые. И никто не захочет, чтобы их дети страдали из-за какого-то там учителя.

— Не знаю, сам придумай. Но твой ученик должен запомнить, что разбивать чужие машины — нельзя! Ты понял?!

— Да, Владимир Владимирович! Займусь проработкой плана прямо сейчас… сегодня… вечером. Чтобы уже завтра отомстить негоднику.

— Но не забываем про наше с тобой правило…

— В пределах разумного, — перебил я. — Всё помню, Владимир Владимирович.

После этих слов стало ясно, что убивать или даже ломать руки-ноги мальчишке не нужно. Достаточно дать подзатыльник и объяснить, что грызть деревья нельзя. Хотя и это не так просто, ведь все мы знаем, что именно я́ приказал догрызть дуб, чтобы он упал прямо на Пежо 607.

Зазвонил телефон.

— Вот и славно, Хиро, — закончил директор со мной и «перешёл» к телефону: — Алё! Да! Да, хотел. Смотри, мне нужно, чтобы ты заказала новые камеры. Закажи много. Пусть установят в слепых зонах. Нет. Ты дура?! — крикнул директор на кого-то, видимо, на секретаршу. — Обязательно установи та́м, где моя рабочая машина стои́т… стояла. Какая тебе разница. Раньше не нужны были. А теперь нужны. Я знаю. Помню. Да, говорила. И что? Ой, пошла на хуй! Извини, — обратился директор уже ко мне, бросив трубку. — Обычно я не матерюсь. И тебе не советую материться при мне. Этого вообще нельзя делать в школе. Надеюсь, ты с детьми говоришь… хотя чего я спрашиваю. У нас ни один учитель не использовал мат при детях. Но всё равно предупрежу, что если услышу мат, то пеняй на себя.