Дети молчали. Всё-таки громкий голос старшего как-то влиял на них. Пусть всего на пару секунд… но влиял.

— Парни, расслабьтесь, — улыбнулся я. — Мы ведь может говорить спокойно. Вот лично я начал с себя. Вы же чувствуете, что так гораздо лучше. Давайте начнём с чистого листа. Я говорю спокойно. Вы говорите спокойно. Мы друг друга веселим, а не дразним. Я не говорю, что я тут какой-то святой. Но если мы помиримся, то можете смело называть меня Димоном. Меня действительно так зовут. Я не шучу.

И тут я понял, что хочу рассказать мелким правду.

Если волшебный клубок знал, что я за фрукт, то, может, и дети что-то могли узнать в будущем. Ведь поверить Клубку, который якобы хранит тайны — это, конечно, можно… но я всё равно не доверяю на все сто процентов шерстяным клубкам… пусть даже говорящим… волшебным… не так важно.

В общем, я всё-таки решился рассказать детям правду. Даже представил, что если не расскажу, а мы всё равно каким-то чудом помиримся, то потом они узнают обо мне правду, и снова начнётся вражда между учителем и учениками.

И знаете, детишки почувствовали мою искренность.

Возможно, это и было то самое, о чём говорил Скотт… и чего я недопонял тогда.

— Вот сейчас ты впервые сказал правду, — улыбнулся Пушкин. — Димон, ты молодец. Моё к тебе уважение. Однако и мы хотим признаться.

— Говори.

— Мы не можем без пакостей. У нас такая природа. Я говорю почти как взрослый. Но и думаю, как взрослый. И хоть мне всего восемь, я всё равно пытаюсь быть взрослым. Мой отец говорил, что только взрослый человек может решать свою судьбу. Так если я буду вести себя как взрослый, то…

— Я понял, понял. Не превращайся в… — Я посмотрел на Толстого, но решил прерваться, ведь знал, что Пушкин копировал меня и мою тавтологию. — Не превращайся в такого же… взрослого… как я. Это не так круто, как может показаться. Если бы ты мог заглянуть в будущее, то сожалел бы о том, что не был ребёнком в детстве — в том самом возрасте, в котором ты сейчас. — Я посмотрел на всех детишек и громко добавил: — В котором все́ вы сейчас!

— То есть ты искренне желаешь, чтобы мы были детьми? Все мы?!

— Да, Саня. Ты и твои друзья будут обычными детьми. А я буду тем, кем мне приходится быть в этом мире.

— Но ты и так старше нас на десять лет, если брать возраст из твоего мира. Так что вполне можешь уже быть учителем.

— Согласен. — Я ещё раз посмотрел на всех детишек. — Вот видите, парни, насколько круто, когда мы с вами ладим. А что касается вашей приро́ды, как один из ваших выразился, — подмигнул я Пушкину, — то пошалить мы можем над другими. Необязательно подставлять учителя и наживать себе врага, особенно такого опытного, как я.

Логика у меня, конечно, стальная: меня не трогайте, а других можете трогать. Да ещё и я́ вам помогу с этим.

Но это не совсем так.

Я имел в виду, что в этом мире полно сорванцов, против которых можно показать своё мастерство. И если дети направят свою энергию на хулиганов, а не на своего учителя, то выиграют все.

Дети засмеялись. Они понимали, что не такой я и опытный. Но с другой стороны, они побаивались чего-то… или, может, кого-то, ведь всё равно не знали меня всего.

Может, я снова им где-то врал, даже говоря искренне. Эдакая ложь через искренность. Ещё один выдуманный талант.

— А ты можешь ещё чем-то поделиться из своего мира, Димон?! — выкрикнул Толстый. Парень был уверен, что ему снова можно обращаться ко мне на «Ты». Кроме того, я и сам об этом сказал.

— Например?

— Ну не знаю. Ты про баранов рассказывал и чёрный горох на стадионе.

— Куча бараньего дерьма в виде чёрных M&M'S, — поправил я.

— Ну да, да, — посмеялся Лев Николаевич. — Мне понравилась та ваша людская магия, что в твоём мире. Может, есть ещё какая-то магия?

— А… ты про это. — Я начал вспоминать, но потом решил выкрутиться общей фразой: — Да, магии такой полно в нашем мире. Обязательно покажу, ведь её лучше показывать, а не о ней рассказывать. Да и приходит она только тогда, когда приходит тот самый момент. Знаю, вы не всё понимаете. Но можете смело довериться мне. Уверен, скоро вы ощутите магию. — Я резко вспомнил одну из таких магических вещей. — Хотя чего скоро… можно прямо сейчас.

— Ура! — оживились ещё больше все дети.

Всё-таки один момент был, который не мог убрать из ребёнка детство, — забывчивость.

Дети быстро забыли, как ещё два часа назад злились на меня.

А теперь, когда история про моё попаданчество была озвучена, детишки радовались тому, что их враг — это вовсе не враг. И что он стал другом, который покажет прямо сейчас что-то магическое из своего мира.

— Сейчас жарко, правильно?

— Да! — хором ответили мелкие.

— А какая магия из моего мира спасает в жару, даря освежающий эффект?

Дети почему-то опустили головы.

— Ну же, ребята. Неужели так сложно догадаться? Вы же не тупые. — Я даже шлёпнул ладонью по воде. — Или вы испугались перьев? Вот видите, я вам даже подсказку дал. Я же про воду говорил, ребят! — решил я сам за них ответить, хотя так и не понял, почему они опустили головы.

— Да мы знаем, Димон, — неохотно промямлил Химик. — Вода в жару освежает.

— Тогда чего вы не говорите об этом?! Я вас что-то не понимаю. Дава́йте!.. Запрыгивайте в водичку!

— Мы… — начал Толстый. — Й-я не умею…

— Так я научу тебя плавать, — поддержал я Толстого. — Ты только сделай первый шаг… Нырни в воду.

— Я тоже, — быстренько проговорил Пётр Великий, подняв и опустив руку.

— И я, — подключился Пушкин. А за ним и все остальные.

— Вы реально не умеете плавать?! — слегка удивился я. Но потом вспомнил, что сам научился плавать примерно в этом возрасте, и улыбнулся. — Что ж, сейчас как раз тот самый момент магии. Вы забываете о том, что не умеете плавать, и полностью доверяете мне.

— Так мы утонем, даже если доверимся тебе! — запаниковал Форточник.

— Петрович, не начинай! Видел свой рост! Да ты даже если захочешь, то хрен утонешь в этом бассейне.

— Разве он не такой глубокий, чтобы утонуть?!

— Понимаю, что под перьями не видно. Однако если ты не доверяешь моему росту, то можем поступить иначе. Предлагаю завалиться к соседу. Уверен, у него бассейн не хуже. И ещё больше уверен, что соседа дома нет.

— Ну да, твой сосед в школе, — сказал Пушкин.

— Все учителя сейчас в школе, — подключился Гоголян.

— Тогда чего мы ждём, ребят? Погнали быстрее. Сейчас все научатся плавать. — И я побежал к воротам.

Детишки поддержали меня. Уже через пять минут дюжина мелких смотрела, как учитель с другой планеты «отдыхает» в соседском бассейне.

Я даже не задумывался, что покинул школу после обеда. Потом ещё часа два рассказывал о себе и о том, как попал в этот мир. Всё это к тому, что уроки давно закончились, и мой якобы сосед не в школе, а дома… то есть он только вернулся домой.

— А что здесь происходит?! — прервал наш шум парень, с которым я познакомился ещё вчера утром, когда увидел в коридоре ещё одно анимешное чувырло.

— Это Александр Васильевич, — шепнул Пушкин. — Он учит второклассников. Там, где Дантес.

— Саня, спокойно! — предупредил я соседа. — Это не тебе, — шепнул я Пушкину, ибо мелкий подумал, что это к нему обратились. — У меня бассейн сломался. А дети хотели освежиться. Вот я и решил, что мы воспользуемся твоим, пока ты в школе.

Я подбежал к соседу.

— Послушай, я только наладил контакт с ребятами, — пришлось объяснять тихо, чтобы самые «пытливые умы» не вставили свои пять копеек. — Пожалуйста, не прогоняй нас. Я тебе заплачу сто косарей, когда мы закончим.

— Хиро, мы с тобой хоть и знакомы немного, я не могу оставить тебя здесь, — таким же шёпотом сказал Александр Васильевич.

— Это когда мы успели познакомиться немно́го?!

— Вчера. Вечером. Т-то есть утром… утром мы познакомились. Ты ещё предупредил меня, что дети краску установили над…

— Тихо, тихо, ковбой. Не продолжай, — остановил я соседа.