— Расскажи мне сказку.
— Разве сегодня не мой День Рождения? Может, лучше ты мне расскажешь что-нибудь? — Каэр слегка нахмурилась, и я поспешил исправиться, — Шучу, шучу. Сказка так сказка.
Войдя в библиотеку, я принялся искать какую-нибудь книгу, которую ещё не успел бы ей прочитать. Найдя такую, я отметил, что за окном идёт очень сильный снегопад. "Может, завтра попробуем слепить ещё одного снеговика. Или сделаем снежных ангелов". Я вернулся обратно, но Каэр запротестовала, едва заметив книгу в моей руке.
— Не хочу такую сказку. Хочу твою.
— Но я не знаю ни одной сказки наизусть, — я развёл руками.
— Тогда придумай.
С тяжким вздохом я присел на край кровати. Девочка в ожидании смотрела на меня. Выбора не оставалось.
— Ну, тогда, начну, пожалуй. Только учти, я не особо хорош в сказках, — Каэр повыше натянула одеяло. Похоже, её это не смущало, — Итак. Жила в океане большая чёрная птица. Она летала по свету с самого рождения, едва выпорхнув из гнезда.
Птица не знала, где её дом и, когда она захотела вернуться, то не смогла найти дороги. Кругом были только волны да небо — и ни одного сучка, ни одной травинки, где можно было бы передохнуть. Большая птица летала и днём, и ночью. В отличии от уток или лебедей, у неё не было способности плавать на воде. Она научилась спать на лету, а питалась летучей рыбой, что выпрыгивала из океана. Так проходили годы. Птица росла и крепла. Она уже забыла, что такое дом или что такое берег. Её перья покрылись толстым слоем морской соли и, чтобы как-то облегчить свою ношу, она начала стряхивать соль раз в год на огромном камне, что высился из воды. Для птицы даже этот камень был слишком маленьким, она могла стоять на нём только на одной лапе. Но этот камень был единственным её ориентиром в этом мире.
Она прилетала к нему раз в год и стряхивала с себя килограммы соли, после чего сразу же взмывала в воздух. Шли века, и постепенно птица заметила, что камень как будто бы стал шире. Теперь она могла стоять на нём двумя лапами. Ещё через несколько веков она смогла на него присесть, а затем — и прилечь.
И вот однажды к острову причалил корабль. Несколько моряков искали место, где построить маяк, так как в этих водах было много рифов, о которые иногда разбивались корабли с товаром. Для птицы они были не более, чем крошками на воде, поэтому она никогда не обращала на них внимания.
Через год, прилетев в очередной раз, птица обнаружила небольшой вырост на своём камне — это был маяк. Человек, что жил там, очень испугался большой птицы поначалу, но он был храбрым моряком и вскоре успокоился настолько, что уже вечером начал играть на гитаре, развеивая свою скуку. Птица встрепетнулась, услышав новые звуки. Они так ей понравились, что, заслушавшись их, она уснула, а утром проснулась бодрее и веселее, чем была. И птица тут же договорилась с человеком, что раз в год он будет играть ей свои мелоди, а за это она будет делиться с ним рыбой в этот день. Но стоит ли говорить, что человеческий век очень короток? То, что для птицы было мгновением, для человека оказалось всей жизнью.
Прилетев в очередной раз, птица не услышала мелодии. И в другой раз. С каждым годом она слабела. Всё чаще она просто спала на лету, пока однажды не прилетела на свой камень и не уснула насовсем. Соль покрыла её с головы до лап, и на том месте, где уснула птица, вырос огромный высокий остров, не оставив от неё ни следа. Говорят, что птица всё ещё спит где-то там, в океане, дожидаясь, пока не заиграет гитара её любимого человека.
Я взглянул на Каэр и вздрогнул. Она стала невероятно бледна. Казалось, краски покинули её лицо. Тело местами стало полупрозрачным и, с холодом в сердце, я спросил:
— Н-ну как?
— Другую, — тихо ответила Каэр, пытаясь нащупать мою руку, — Расскажи другую.
Я взял её за тонкое запястье.
— О девочке и скелете?
— Угу.
Она закрыла глаза, а я, отвернувшись, начал вновь, не давая себе времени задуматься.
— Жила когда-то обычная милая девочка в маленьком тихом городе. Она была очень скромна, и редко разговаривала с кем бы то ни было. Как и у многих детишек в округе, дома у неё не всё было хорошо, поэтому девочка часто гуляла по улице. Она качалась на качелях в одиночестве, так как стеснялась заговорить с ребятами, и год за годом так привыкла к одиночеству, что перестала даже пытаться.
Но однажды утром девочка, проснувшись, поняла, что хочет завести друга. "Как же мне это сделать?" — подумала девочка. Все попытки с кем-то поиграть кончались лишь неприятностями, а дома никто и слушать не хотел о её горестях. И тогда девочка, засыпая, загадала желание. "Хочу, чтобы у меня появился друг". И утром, когда она проснулась и вышла во двор, малышка увидела скелета. Он был большой и страшный, но девочка не испугалась и сразу же подружилась с ним.
Они много болтали и играли вместе. Скелет провожал девочку в школу, помогал ей с уроками, поддерживал в самые трудные минуты и защищал от хулиганов. Он помог ей научиться общаться с другими, и вскоре у них появились замечательные друзья.
Когда девочка выросла и стала девушкой, скелет остался её другом. Он всегда был рядом, что бы ни случилось. И, когда девушка влюбилась в красивого юношу, он помог им быть вместе, и вскоре стал главным гостем на их свадьбе. Когда же девушка совсем-совсем выросла, скелет проводил её в последний путь и уложил в кровать. А затем и сам лёг рядом. Так они и уснули вместе, прожив счастливую и полную приключений жизнь. Конец.
Я больше не чувствовал руки Каэр. И ещё долго не мог заставить себя отвести взгляд от окна. Крупные хлопья снега, кружась, падали вниз. Казалось, весь мир превратился в снежное поле.
Кровать была пуста. Дрожащей рукой, я зачем-то поднял одеяло. Затем — подушку. Не знаю, что именно я там искал.
Но обнаружил только листок.
Разноцветными карандашами были нарисованы два человечка, держащихся за руки. Один — побольше. Другой — поменьше.
И неровная подпись.
"Мой лучший друг — скелет".
Тихий звон ксилофона
— Так в чём же твоё преимущество в том, чтобы быть скелетом?
— Ну, у меня нет кожи, органов, поэтому я не могу испытывать боли в прямом её смысле. А ещё — я волшебный.
Я сидел в баре своего старого знакомого Бела. Его три глаза поочерёдно моргали, рассматривая меня. Белоснежные волосы, как обычно, были невероятно аккуратно собраны в высокий хвост, ни одного "петушка". Картину идеальной гладкости портили разве что маленькие рожки, но к ним я уже давным-давно привык.
— Но ты не можешь опьянеть, не способен улыбаться или плакать, не познаешь даже бесценной радости прикосновений к щенку, — Бел удручённо покачал головой.
— Ну, если я не могу опьянеть, то это всего лишь значит, что ты плохой бармен, — я покрутил в руке стакан с янтарного цвета жидкостью и кубиками льда, — Улыбаюсь же я по умолчанию. Как и все скелеты, попрошу заметить. А щенка потрогать… вот за это обидно, да.
Не так давно у Бела появился щенок. До этого у него была собака, но я ни разу не видел её беременной, да и от кого она смогла бы понести потомство, даже если бы захотела? Других псов в этот мир не завозили.
— Как ты его назвал, к слову? И когда уже наконец покажешь?
— Когда она подрастёт, не раньше.
— Так это ещё и девочка? Окружаешь себя прекрасными дамами?
— Не всё же со скелетом языком чесать.
— Ха. А у меня его и нет. Ты его третьим глазом что ли увидел?
Мы перебрасывались ленивыми остротами ещё довольно долго. Я зашёл сюда, честно говоря, просто провести время, так что ничего не имел против.
Мир, в котором я живу, называется Лир. Потерянные души мира реального попадают в него иногда на время, но чаще — насовсем, становясь его частью. Они пребывают в куполах, маленьких идеальных для них измерениях, где живут счастливой и беззаботной жизнью, обеспеченные всем необходимым для комфорта. А потом становятся камушками на Сером берегу. По крайней мере, так это задумывалось.