Считал своим долгом повторить эти слова.

Представляю, как ранили они Диляру.

Она зациклилась, дошла до предела и пошла на грандиозный обман.

Мог ли я ее остановить? На этот вопрос нет ответа, прошлого нам не изменить. Я думал, что порву ее на части, придушу голыми руками за ложь, но всё, что мне сейчас необходимо сделать, это позвонить ее родителям и семейному доктору и сдать им на поруки жену.

Начинаю подниматься, но холодная, чуть влажная ладонь ложится на мою.

— Арслан, посиди еще, не уходи, так хорошо, — просит слабым голосом.

— Ты не спишь? Тебе что-то дать? Может, воды? — предлагаю, чтобы воспользоваться случаем и подняться с кровати. Не только потому, что хочу от нее отдалиться, у меня еще и тело затекло, так сильно задумался.

— Да, пожалуй.

Даю ей воды из стакана, стоящего на тумбе рядом. Поддерживаю голову за затылок, стакан звякает о край зубов. Диляру трясет. Пересохшие губы потрескались до маленьких кровавых ранок. Наконец встречаемся взглядами, потухшие тусклые глаза Диляры блуждают по комнате. Она словно с трудом видит.

— Почему твои родители уехали?

— Пф, вы все уехали, бросили меня, — вскидывает голову и садится, опираясь на руки. — Удивлена, что ты сейчас здесь. Увез дочку, прячешь ее от меня. Арслан, как же так? Не дал мне даже объясниться.

Защищается — нападая. Другого я от нее и не ожидал. Вина терзает душу, но я не позволю жене избавиться от этого чувства, переложив его на меня.

— О чем нам разговаривать? Благодари Аллаха, что я не убил тебя прямо на месте, когда узнал о твоей лжи! Ты позволила бы мне думать, что родила сама?

— Мне ничего не оставалось, это был последний шанс!

— Ты могла бы дать своему телу восстановиться. Возможно, тогда твои яйцеклетки стали бы более жизнеспособными. Ты могла бы мне признаться, что использовала донорские. Я бы понял.

— Ты? Ты бы не понял, Арслан! Не могла я, не могла! Ничего не могла!

Вот она — истерика. Не замедлила случиться. Пресекаю крики жены коротким жестом. Не замахиваюсь, всего лишь выставляю руку вперед. Но Диляра интерпретирует по-своему. Бросается вперед, брызжет слюной, плачет:

— Ударь, ударь, я заслужила! Покарай меня!

— Успокойся, ради Аллаха, — подхожу ближе и удерживаю ее за предплечья, жена повисает у меня на руках, наваливается тяжелым грузом, душит, камнем тянет на свое дно.

Терплю, ведь она теперь — мое пожизненное наказание. Не смогу ее бросить, в глазах общественности нужно создать видимость крепкого брака. Ради девочек. Но я не знаю, как подпустить Диляру к Зарине. Меня терзают подозрения.

— Ты била ее? Почему она такая запуганная? Признайся честно, от этого зависит твоя дальнейшая судьба, — глухо спрашиваю, смотря в сторону и видя наше уродливое фальшивое объятие в отражении зеркала в шкафу-купе. Мы похожи на гротескного гоблина, скорчившегося от боли.

— Нет, я не била ее, не била, — Диляра отрывается от меня и заискивающе смотрит в глаза. — Я любила нашу девочку, хоть она и неродная мне. Арслан, пойми, мне было трудно, так трудно…

— Не дави на жалость. Ты сама создала эту проблему. А потом практически сгубила ребенка.

— Я одна ее сгубила? А где был ты, пока я воспитывала ее?!

— Диляра, этот разговор не имеет смысла. Я ставлю тебе условие: если хочешь видеться с дочерью, то обратишься за помощью к специалистам. Если тебе пропишут препараты, ты будешь их принимать.

— В психушку решил меня упрятать, да?! — Диляра шокированно смотрит на меня, неверяще качает головой. Ей чрезвычайно сложно принять собственный недуг. Говорят, сумасшедшие потому такими и являются, что неспособны осознать свою ненормальность. Ее дикий взгляд меня пугает, он бегает по комнате, жена сжимает и разжимает пальцы, пыхтит от злости. Волосы всклокочены, халат развязала, и из-под него видна сорочка. Замечаю бирку, и это меня добивает.

Надела новую вещь и даже не заметила, что на ней бирка. Вещь новая, а тело немытое, она словно перестала за собой следить. Брезгливость и жалость сплетаются воедино.

Встаю, чтобы иметь возможность защищаться. Кажется, что она сейчас на меня прыгнет. Я породил своими действиями самое настоящее чудовище.

— Ты успокоишься, пролечишься и придешь в себя. Найдешь себе занятие и выберешься из этого дома. Можешь работать в отеле, принять участие в семейном бизнесе. Будем делать раз в несколько месяцев фотосессии для СМИ, всё станет как прежде. Но Зарина будет жить отдельно. Так лучше для нее.

— Хочешь, чтобы та дикая девочка ее испортила? — шипит жена, прищурившись.

— Альбина — прекрасный ребенок, такой должна была быть наша дочь, если бы не твои усилия, Диляра.

— Я желала ей только лучшего!

Ничего на эту тираду не отвечаю, глядя на часы. Время конной прогулки давно прошло. Чувствую, будто меня лишили чего-то очень важного.

— Так всё хорошо распланировал, Арслан, обо всех позаботился. О себе тоже, да?

— Что ты имеешь в виду?

— Мне звонила тетка Касима, сказала, что ты привез в дом суррогатную мать. Она будет жить в доме и согревать твою постель?

Старая ведьма не замедлила нажаловаться жене, чего и следовало ожидать. Сжимаю челюсти, чувствуя, что безмерно устал.

— Я озвучил тебе свои планы, всё остальное тебя не касается.

— А! Уже успел ее оприходовать! Прямо на вопрос не отвечаешь! Я ее помню, такой неискушенный птенчик. Вы, мужчины, таких любите, — смеется с горечью. — Ты удобно устроился, Арслан. Но нет. Я не согласна на твои условия. Мне плевать на скандал. Терять мне нечего. Либо вы с дочерью живете здесь и мы пытаемся вернуть нашу семью, либо весь мир узнает правду. Так и так я теряю всё, а ты, наоборот, на коне!

— Что за крики? Что здесь происходит? — резко распахивается дверь, и в комнату врываются родители Диляры. Сразу становится тесно.

— Вас слышно с первого этажа! — возмущается Эльвира Алимовна.

Подмечаю нарядных родственников, вспомнив, что мать Диляры спонсировала какую-то выставку. По всей видимости, они ходили именно туда. Но я никак не соображу, почему они оставили дочь одну. Неужели выставка дороже дочери? Ярость застилает глаза, потому что нас прервали в самый неподходящий момент. Отступив на шаг назад, я даю теще пронестись мимо меня и обнять вмиг сникнувшую дочь.

— Почему вы… — едва выговариваю свой вопрос насчет их отсутствия, как Диляра начинает истерически кричать:

— Мама, отец, пусть Арслан привезет мою дочь, умоляю! Скажите ему! Я просила его, а он… Он меня ударил, я упала прямо на спинку кровати и расшибла голову, — поворачивается боком и показывает на ссадину в волосах, которую я, естественно, не замечал. Родители Диляры приходят в ужас, у тестя багровеет лицо, а теща начинает жалеть дочку, ощупывая ее голову.

Отшатываюсь от них еще дальше, смотря подозрительным взглядом. Что она задумала? Наверное, ударилась в мое отсутствие, шатаясь по дому под успокоительными, а теперь приписывает мне побои?!

— Что это значит, Арслан? Ты поднял руку на мою дочь? — наступает на меня Фарит Рустамович, грозно сжимая кулаки.

— Я не тронул ее и пальцем, — пристально смотрю в злые глаза Диляры. Ее слово против моего. — Пусть она лучше расскажет, что сделала. Она — не мать Зарине. Детей родила суррогатная мать, яйцеклетки ее, я был у врача, и он подтвердил эту информацию. Поэтому я увез девочек. Диляра не может претендовать на дочь. Я привезу девочку позже, после того как Диляра пройдет лечение. Я настаиваю на том, чтобы она обратилась к специалистам. Ей нужна помощь.

Мои слава вызывают бурную реакцию.

— Как ты смеешь говорить такие вещи? Да покарает тебя Аллах! — бушует тесть, не верит мне. Женщины начинают голосить, осыпать меня проклятиями, смотрят как на чудовище. Разговаривать сейчас бесполезно, ни до кого не дойдет моя правда.

Я уже и сам начинаю запутываться, за что борюсь. Жена в таком состоянии, что в любой момент может сорваться, мне страшно представить, если это случится на людях и при дочери. Любое ее действие способно привести к катастрофе.