У них будет новая няня, и они должны будут доверять ей.

Я заблокировала всю свою старую жизнь, вышла на балкон и горько-горько разрыдалась, как маленькая девочка, которую впервые оставили дома одну.

— Опыт? — спросила девушка-администратор.

— Есть.

Мой краткий, высокомерный ответ девушку будто бы по-хорошему задел, она нахмурилась и усмехнулась.

— И какой же?

— Богатый, — отрезала я и улыбнулась в ответ.

Я, явно, нравилась этой девушке и почему-то считала, что работа автоматически в кармане.

На самом деле опыт работы в фотостудии у меня был, но не в такой, как эта.

Ещё в институте я работала в самом обыкновенном фотоателье, где за двести рублей тебя и сфотографируют, и на документы напечатают, и с уголком и без, и в чб и в цвете.

Увидев вакансию, которая звучала, как «сотрудник в фотостудию», я уверенно откликнулась, с мыслью, что в этом деле разбираюсь почти профессионально.

Теперь было ясно, что нет, не разбираюсь, но мной слишком уверенно руководил страх безработицы. Увы. Так что, здравствуйте, у меня есть опыт! Какой-то…

Фотостудия от моего ателье, отличалась, как отдел «Гуччи» от вещевого рынка. Тут носились по просторному помещению стильно одетые люди, увешанные какими-то гаджетами. Над моделями колдовали визажисты, играла заводная музыка. Суета и беспредел. Терялись вещи, находились другие, обсуждались концепции, и всем этим руководила очень сильно беременная девочка, которая, как медведь, перекатывалась с ноги на ногу и сдувала с лица чёлку. Периодически девочка орала: «Если вы не сделаете (что-то там) я ща рожу!» и все испуганно отступали и делали (что-то там), чем бы оно ни было.

И как я понимала, человек требовался именно на место беременной медведицы. И этим человеком должна была стать я. Нянечка из Королёва, работавшая в детской «теплице», где по сути… а не тем ли я занималась, что руководила кучей несмышлёных людей?

— Знаете, я вас уверяю в одном… я справлюсь с этой работой, даже если не выучу всех умных терминов. Зуб даю. Я работала няней четверых детей и заодно руководила не говорящей по-русски гувернанткой и горничной с ветром в голове. Моими воспитанниками были близнецы с гиперактивностью, девочка-полуподросток, и семилетка с переходным возрастом дошкольницы. А ещё их мать (жена миллионера) и отец (миллионер). Поверьте, вот это, по сравнению с ними… детский сад!

— О боже, у меня от вас мурашки… — шепнула девушка-администратор, а за моей спиной кто-то звучно присвистнул.

— Привет, — незнакомец улыбнулся так, будто мы были знакомы всю жизнь, потом судьба развела лет на пять и вот… свела снова.

Он был черноволосым, загорелым и всё лицо покрывала щетина, а зубы были белоснежными и ровными, как частокол перед приездом важного чиновника. У мужчины сверкали глаза, будто он был влюблён в целый мир разом и в меня в частности, и это обезоруживало.

— Зд…

— Привет, — поправил он и я кивнула.

— Привет.

— Я — Григорий Орлов, — представился он, а я не сдержалась.

— Да ладно?

— Серьёзно! По паспорту. Мама не удержалась, — и он завёл обе руки за спину, склонившись передо мной в кратком поклоне.

— Это наш гений, — встряла администратор, расплываясь в улыбке.

В этом выражении на лице девушки вовсе не было любви или тайной страсти, только искреннее обожание. Создавалось впечатление, что все тут подчиняются этому Богу и совершенно не чувствуют себя угнетёнными.

— А это наша Наташа, — кивнул «гений» на администратора. — Но с ней позже познакомишься. Сейчас, идём! Я впечатлён твоим… опытом работы. Тут, кстати, все на ты. Оля! — он позвал девушку-медведя, и она, подпирая спину и тяжко вздыхая, развернулась.

— Гриша… если проблемы, я… — начала девушка-Оля-медведь, но по улыбке Григория, видимо, поняла, что возмущаться и паниковать рано.

— Знакомься, это — … а тебя как зовут? — обратился он ко мне.

— Лиза.

— Лиза! Оля, можешь валить в свой декрет! — Орлов хлопнул в ладоши и вся студия замерла, даже музыку кто-то успел выключить.

«Декрет… декрет… мы все погибли…» — прошёл по помещению шепоток.

Сидящие за длинным столом перед ноутбуками люди закрыли крышки. Визажистка сложила кисточки в портфель. Создалось ощущение, что все собираются по домам, раз Оли-медведя больше не будет с ними.

— Ну наконец-то! — воскликнула Оля и обернулась к своей команде. — Чё застыли? Работаем! Я рожать пошла! Работаем-работаем! Чё стоишь, крась ей лицо! — ткнула она визажистке и та, как стояла с открытым ртом, так и потянулась обратно к кисточкам. — Так, Лиза! — Оля-медведь подбоченилась и окинула меня всю с ног до головы, будто сейчас ещё и покрутиться попросит. — Характер жёсткий?

— В меру, — кивнула я и… тоже подбоченилась.

Наши взгляды пересеклись, и мы где-то секунд тридцать, как минимум, стояли уставившись друг на друга.

— Норма-ально, — протянула Оля-медведь. — В общем… разберёшься, — и она просто ушла.

Даже не стала собирать вещи или давать инструкции. Просто взяла сумочку, расцеловалась с «нашей Наташей» и ушла, махнув на прощание Орлову.

— Я прям разберусь, да?

— Да, думаю, что да. Твоя задача, чтобы всё работало, понимаешь? Чтобы модели приходили вовремя, дизайнеры не тормозили, я не просыпал, одежда не задерживалась. В общем следить за нами. Очень и очень тщательно следить. Вопросы?

Вопросов у меня было немало, но задавать их все одним махом было идеей провальной, потому я приняла приглашение Наташи на кофе, расслабилась и решила зайти в коллектив «изнутри». Из сплетен.

Не прошло и недели, как я уже стояла посреди фотостудии и орала на сотрудников, подгоняя их и настраивая на нужный, рабочий лад.

Крики не входили в мои прямые обязанности, но по признанию коллектива, неплохо бодрили по утрам.

Дни съёмок были сущим адом, если к ним не подготовиться, как положено, и адом чуть меньших масштабов, если подготовиться и учесть каждую мелочь, по крайней мере, так мне говорили. Я была девочкой ответственной, но моя первая съёмка всё равно превратилась в разброд, шатание и апокалипсис. Ничего не происходило вовремя, все чего-то ждали, чего-то не хватало, кто-то не успевал. Визажистка перепутала даты и оказалась на другой съёмке, потому что ей сообщили об этой, когда она была не дома, а значит без ежедневника, а она до сих пор пишет всё в ежедневник. Стилист задержался, потому что стоял в пробке, потому что ему поздно позвонили и он ночевал не дома, а на другом конце города. Не привезли парики, их просто отправили по другому адресу в другой офис с похожим названием.

И это была только верхушка айсберга, я каждые пять минут хотела сорваться и умчать в туалет перевести дух и всплакнуть, но находились новые дела.

А самое главное, во всей этой суматохе я ни о чём другом не успевала думать.

Способность мыслить и вспоминать, присущая каждому человеку, для меня оказалась настоящим проклятием. Как бы сильно я ни уставала на работе, как бы ни гудели ноги к концу дня и как бы ни было тихо в квартире, мысли непременно приходили.

Они появлялись из ночных теней на потолке, из бликов и тонких лучей, проникающих в окно от ярких уличных вывесок или автомобильных фар. Воспоминания жили в остатках фотографий в телефоне, в платке, который я носила в волосах в доме Королёвых. Даже собственная кожа, ни в чём неповинная, теперь была виновата в том, что я нет-нет, а чувствовала на ней эфемерные остатки прикосновений. Ненастоящие, фантомные объятия. Они меня не терзали, не мучили, но заставляли чувствовать тоску.

И я ругала себя, убеждала, что всё это глупости, что ничего особенного не происходило, что я ушла раньше, чем произошла катастрофа, но всё равно внутри ворочались тревога и тоска, а от этого становилось с каждым днём всё хуже и хуже, и всё тяжелей дышалось. А вот на работе было легко. потому что там думать о личном не нужно, там суета, суматоха и куча дел.