Внезапно я почувствовал, что шип наконец полностью погрузился в змеиное тело — и соединение установилось. А потом из общей массы вырвалось что–то новое, потеснив воспоминания солдата. Я ощутил сознание совсем иного рода, чуждое сознание, которое слишком трудно вместить. И вдруг я стал дроном–убийцей Рисс — новорожденной, готовой к бою, только что появившейся в Цехе 101.

Сознание дрона пробудилось. Он знал лишь свой индекс, ДУП‑200, и быстро начал подсоединять все системы, инстинктивно проводить диагностику и становиться собой. Дроном–убийцей, созданным в виде прадорского паразита. Он походил на земную кобру, но с яйцекладом в хвосте, маленькими конечностями под капюшоном и тремя глазами. Из–за яйцеклада и смутной связи с земной биологией дрон отнес себя к женскому полу. Внутри у нее находились гравимотор, электромагнитные индукторы для проникновения в компьютерные системы, электромускулы, термоядерный блок для снабжения энергией и много–много компьютерных схем. Информация, ставшая доступной, ознакомила ее с историей и наукой человечества и ИИ. Но в центре всего стояла война. ДУП‑200 ненавидела прадоров. И нескольких секунд не прошло, как она уже осознала свое назначение и стремилась начать работать. Только потом включились ощущения, и она принялась изучать окружающую обстановку.

Зона сборки представляла собой длинную трубу, переполненную роботами–монтажниками — вихрь множества серебряных конечностей и инструментов трудился над четырьмя родичами ДУП‑200. Они висели, поддерживаемые силовыми полями, — все на разных стадиях сборки. Позади обнаружилась ее копия, только без внешней кожи — змеиный скелет, заполненный комплектующими и перевитый электромышцами. У следующего скелета отсутствовали и мускулы, и масса необходимых деталей — и пока ДУП‑200 смотрела, заготовка вдруг начала корчиться. Силовое поле тут же переместило ее в сторону, на извивавшемся теле сомкнулась клешня робота — и вышвырнула недоделанного дрона в боковой люк. Послав запрос субразуму станционного ИИ, управляющему этим цехом, ДУП‑200 узнала, что в кристалле двести второй выявилось слишком много дефектов. И ее проще было отправить в ближайшую печь на переплавку, чем переделать.

От маленького помещения в конце трубы тянулись туннели, ведущие в разные трюмы и доки завода–станции Цеха 101. Предшественницы двухсотой там отсутствовали, зато было полно дыма. Включив гравимотор, ДУП‑200 переместилась в центр комнаты, вызвала в памяти карту завода и обратилась к субразуму за деталями назначения. И вдруг вся станция содрогнулась, а двухсотая ощутила повсюду приливы и отливы энергии.

— Следуй в пункт ожидания Бета–Шесть, дитя мое, — отозвался субразум.

«Дитя мое?»

— Я отправлена в резерв?

— У нас тут ситуация, и поручить тебе задачу немедленно не получится.

За словами субразума что–то скрывалось, и поскольку дрон создавалась способной на эмоции, она уловила глубокое сожаление и горе. Если бы субразум умел, он бы сейчас плакал.

ДУП‑200 распахнула черный глаз и проверила данные. Канал был перекрыт, но потом блокирующая энергия как бы рассеялась, дрон получила доступ к компьютерам и сенсорам станции — и сразу поняла, в чем состоит ситуация. На Цех 101 напал прадорский флот, противник обстреливал военный завод. ИИ остановили выпуск всего, что сочли в данный момент не первостепенным. Роботы даже сворачивали некоторые сборочные линии, пуская материалы на производство тут же бросаемых в бой ударных кораблей. Дрон сразу поняла, что ее сестры никогда не родятся, ведь их цех точно закроют — хотя приказ на демонтаж еще не поступил.

Дрон видела, как отключили конвейер, и почувствовала облегчение: она буквально на волосок разминулась с гибелью. Затем направилась к туннелю, ведущему к пункту Бета–Шесть.

— Можешь выбрать себе имя из списка, — сообщил субразум с напряженной небрежностью.

Отыскав в сознании список, дрон быстро просмотрела его. Другие уже разобрали все хорошие имена вроде Каа или Шипящего Сида, но одно приличное все–таки осталось.

— Я выбираю Рисс, — сказала она.

— Прекрасное решение, — одобрил субразум. — Удачи в жизни.

Рисс почувствовала, как болезненная тьма сомкнулась вокруг субразума — а потом он рассыпался, разлетелся с воем. Дрон поняла, что стала свидетелем того, как станционный ИИ, вместо того чтобы перенести свой субразум в какую–нибудь другую категорию, просто уничтожил его. Было ли это обязательно?

«Военная необходимость», — подумала Рисс и тут же ощутила нечто совершенно неправильное в этой фразе. Соединившись с компьютерами станции, она обнаружила участки, где логика отступила, вытесненная цифровыми эмоциями; а на заднем плане звучал постоянный электронный плач.

Быстро лавируя по переходящим друг в друга туннелям, Рисс почувствовала, что температура внутри станции постепенно растет. Свернув в коридор, предназначенный для крупных дронов и людей, она обнаружила двух женщин и мужчину — на полу. Прозондировав их сенсорным датчиком черного глаза, она отметила, что двое, распростертые на горячей палубе, без сознания, а привалившаяся спиной к стене женщина — нет. Все были в обычной спецодежде, что, в соответствии со знаниями Рисс, никак не годилось для защиты от перегревания.

— Привет… дрон, — прохрипела женщина.

Рисс скользнула к одному из лежавших. Эта женщина умирала, и Рисс должна была что–то сделать. Подключившись к локальным системам, она быстро описала ситуацию. Но единственным ответом стал глухой смех, перешедший во всхлипывания.

— Вам всем нужны термокостюмы, — сказала Рисс женщине.

— Ах… если бы да кабы… во рту… росли… грибы…

Рисс не поняла, но она осознавала, что, хотя и обладает подробными сведениями о человечестве, сведения эти могут быть далеко не полны. Вероятно, женщина просто использовала какое–то разговорное выражение.

— У меня не получается добиться внятного ответа от Цеха Сто один или его субразумов, — сказала дрон.

— Это потому, — пробормотала женщина, — что Цех… слетел с катушек… больше часа назад.

— Не понимаю.

— Мы в дерьме… по уши.

Состояние другой лежавшей женщины достигло критической точки, сердце ее споткнулось — и остановилось. Рисс опять попыталась вызвать помощь, потом активировала свой индуктор, чтобы запустить сердце женщины, зависла над ней на гравимоторе и начала массаж грудной клетки.

— Не возись, — выдохнула вторая. — Она приняла… кураре–двенадцать.

Рисс провела сканирование, получила подтверждение — и перестала нагнетать воздух в легкие умершей. Двенадцатая производная названного органического яда лишала объект сознания, затем вызывала паралич нервной системы и быстро убивала. Дрон посмотрела на мужчину. Он принял тот же препарат и умер, пока Рисс сканировала его. Но женщина у стены ничего не принимала — и погибала от одного только жара.

— Им повезло, — сказала женщина, — у них… мемпланты.

— Не понимаю, — повторила Рисс.

— Поймешь, — ответила женщина.

Она подняла то, что держала в руке, и сунула себе под подбородок. Пульсар трижды быстро хлопнул — и у женщины исчез затылок, а мозги расплескались по стене — и тут же задымились.

Рисс застыла, пытаясь впитать то, что только что произошло. Просканировав женщину глубже, дрон обнаружила внутренние физические усилители, помогавшие той оставаться в живых, ведь температура давно уже превысила пределы, которые способен вытерпеть обычный человек. Оценив качество усилителей, Рисс поняла, что женщина испытывала боль, которая лишь возрастала бы — до тех пор, пока усилители не отказали бы вовсе. И тогда несчастная прочувствовала бы сполна каждый градус, она все равно что шагнула бы в раскаленную духовку.

Рисс добралась до конца коридора, скользнула в шлюз, оказалась в новом коридоре, свернула в трубу поменьше и достигла наконец пункта Бета–Шесть. В большом помещении сновали только боевые дроны. На одной из стен висели четыре штуковины, напоминавшие гигантских стальных пылевых клещей. Рядом слонялся огромный богомол. Рисс приблизилась к нему, опознав подобное себе оружие устрашения.