— Ты же уже давно знала все это.

— Да.

— Так почему же ждала до сих пор и не сообщала мне?

— Ты был занят.

Змея–дрон уже говорила, что осведомлена о моей связи с шипом, и, в сущности, именно она и обнаружила это. Знала она и об обмене данными, идущем между мной и иглой Пенни Рояла, а значит, была в курсе, насколько возросли объемы передаваемой информации после нашего ухода с Масады.

— Не слишком он и велик. — Потянувшись, я коснулся пальцами шипа. — Но в нем заключено все, что нужно знать об аде.

Будто ток прошел по руке, и мертвецы завопили, требуя, чтобы их выслушали. Охнув, я разорвал контакт.

— Уже лучше, — сказал Рисс. — Ты научился кое–что контролировать.

— Да. — Я кивнул.

— Тогда у меня есть последний кусочек информационного пазла, который ты можешь положить на место.

Я посмотрел прямо в черный глаз Рисс, а та продолжала:

— Воспоминания, которые ты переживаешь, принадлежат мертвым, но они — лишь копии периода, близкого к смерти.

Данных недостаточно, чтобы жертвы стали цельными существами. Они отредактированы, сведены к минимуму — только чтобы ты узнал о них и о вине Пенни Рояла.

— Как–то меня твои слова не слишком успокаивают. Я планировал уничтожить шип, но испугался, что тогда случится со мной, однако это еще не все. Я подумал, если разобью эту штуку, погублю всех умерших — восстановить их будет невозможно. А теперь ты говоришь, что это не так, что они ушли навсегда, безнадежно.

— Это не так. — Дрон покачала головой. — Недавно капитан Блайт прибыл к Авиа и потребовал вознаграждение за нечто, переданное ему Пенни Роялом.

— За его модифицированный генератор силового поля?

— Нет, он потребовал стандартную награду, предлагаемую за возвращение Государству мемплантов. Их у него было больше тысячи. — Рисс помедлила секунду, потом добавила: — Жертв Пенни Рояла.

Я молча смотрел на Рисс — и тут смысл ее слов обрушился на меня. Все эти жизни и все эти смерти, все эти мучения в некотором роде стерты со счетов. Пенни Роял сделал хороший шаг к искуплению — только его недостаточно. А как же те, кого ИИ убил, но не записал? Как же те тысячи, кто страдал или умер в результате действий Пенни Рояла?

— Панархия? — выдавил я.

— Нет, ты единственный воскрешенный оттуда.

Тем не менее я почувствовал, как чуть разжались тиски, сдавившие грудь, а тяжесть упала с плеч. Я вновь повернулся к шипу. Вот свидетельство; вот коллекция смертей. Нет у меня больше причин хранить их, и, если я пересилю страх того, что может случиться со мной, я волен швырнуть эту штуку в любое солнце. Я снова коснулся шипа, и теперь толчок оказался куда слабее.

— Все равно нам нужно найти Пенни Рояла, — отрезал я и отвернулся.

Электросна оказалось недостаточно, и, выходя из каюты, Блайт чувствовал себя усталым и раздраженным. «Роза» приближалась к границе, Грир и Бронд ждали его в рубке. Конечно, говорить о том, что ты возле границы в реале, когда находишься в У-пространстве, по идее, бессмысленно, поскольку расстояния и относительные положения — концепции, в данном случае неприменимые, ведь тут действуют энергетические векторы, механизмы пятого измерения и прочие факторы, которые можно описать только математически. Но для Блайта все равно это звучало бы тарабарщиной. Он представлял себе, что реальное пространство — морская гладь, и нырок вниз, в У-пространство всего лишь позволял двигаться быстрее относительно поверхности. А враги могли и подбросить в это море мины, чтобы заставить суда вроде «Розы» вынырнуть…

— Полагаю, скоро выяснится, сможем ли мы перейти границу, — сказал он, садясь на свое место. — Сколько еще, Левен?

— В вашем исчислении — несколько минут, — ответил корабельный разум–голем.

— Хорошо.

Блайт не собирался позволять Левену вовлечь себя в дискуссию по поводу относительности времени в подобных ситуациях. Он пристегнулся, взглянул на Грир и Бронда и убедился, что они сделали то же самое.

— А если государственный наблюдательный пост вышибет нас из У-пространства? — спросила Грир. — Что тогда?

— Вы только выполняли мои приказы.

— Думаешь, это на что–то повлияет?

— Возможно.

— Но у нас есть силовое поле… — напомнил Бронд.

— Есть, конечно, — усмехнулся Блайт. — И мы, думаю, можем сидеть в нем, пока в реакторе не кончится топливо или пока у нас не кончатся запасы воздуха и еды.

Бронд мрачно кивнул. Действительно, если ближайший пост или государственное судно применят ПИПы, У-пространственные мины или ракеты, то им крышка. Пограничники вытащат их наружу и отправят обратно на Авиа — под тем предлогом, что они должны ответить за причиненный станции ущерб, но тут–то их и приберет в своим манипуляторам аналитический ИИ, раскапывающий информацию о Пенни Рояле.

— А может, мы… — начала Грир, но корабль вдруг содрогнулся.

— Черт, — рявкнул Блайт.

На людей навалилась тяжесть, все вокруг Блайта скрутилось, переключаясь с призрачного восприятия на суровую действительность. Корабль вздрогнул снова, и в машинном отсеке что–то пронзительно взвизгнуло, точно протестующий гигантский сверчок, согнанный со своего шестка. Блайт охарактеризовал бы этот звук как предсмертный хрип. Запахло горелым, по экрану побежал красный текст, сообщавший о системных ошибках. Блайт нажал кнопку, поднимая створки иллюминаторов, за которыми чернел усыпанный звездами вакуум.

— Двигатель? — на удивление спокойно спросил он.

— Сгорел, — ответил Левен. — Он немного сбоил, но работал, а У-пространственная мина его прикончила.

На одних рулевых движках высокой скорости не развить… Диагностический тест на экране вдруг пошел рябью и исчез, сменившись изображением корабля — гигантского синего с серебром ромба, утыканного сенсорами, орудийными стволами и прочими приспособлениями. Блайт уставился на какой–то выступ, «украшенный» тарелками, формой и, наверное, размером сравнимый с Эйфелевой башней. И таких антенн на этом великане было много. Блайт узнал модель — устаревший сопряженный дредноут, использовавшийся Государством во время войны.

— Капитан Хабитус с государственного дредноута «Рык» желает говорить с нами, — устало произнес Левен, разворачивая «Розу» так, чтобы чужой корабль был виден на главном щитостеклянном экране.

«Гм, а о чем говорить–то?»

— Ладно, давай его послушаем.

В открывшемся на экране окошке возник лысый мертвенно–бледный мужчина с белыми глазами, пересеченными линиями сетки. На нем было что–то вроде полушлема–усилителя, с которого свисали оптические кабели и трубочки для перекачки жидкостей. Другие провода и трубки спускались по шее к бронированному нагруднику, испещренному бугорками высокотехнологичных приборов.

— «Рык» озадачен вашей попыткой пройти здесь, — сообщил сопряженный капитан.

— Я думал, ИИ разумны, — ответил Блайт.

— Он рассчитал с девяностопроцентной вероятностью, что вы намерены перейти границу, после чего вероятность сразу упала ниже десяти процентов, поскольку вы наверняка должны быть осведомлены о том, что мы совершили данные расчеты.

— Иногда монета, упав, встает на ребро, — прошептал другой голос.

— Появилось еще что–то, — доложил Левен. — И быстро приближается.

— Ты. — Хабитус чуть повернул голову, будто глядя на второй экран своими слепыми глазами.

— Разве моего предупреждения было недостаточно? — вновь прошептал новый гость.

Что–то вспыхнуло, часть обшивки дредноута вздулась — и с грохотом взорвалась. Разинув рот, Блайт смотрел, как та самая «Эйфелева башня» летит, кувыркаясь, в открытый космос. Последовал еще один взрыв, и из дыры в корпусе корабля выплеснулся огонь. Потом возле судна–гиганта появилось что–то длинное и черное. На экране Хабитус сжимал рукой тянувшиеся к его черепу трубки, изображение стало мутным, будто рубка дредноута наполнилась дымом.