— Снова ты, — буркнул Гост.

— Да, — ответил Пенни Роял.

— Что теперь?

— Если поведешь свой Конвой к Цеху Сто один, то умрешь, — заявил ИИ.

— Свёрлу нельзя позволить существовать, — сказал Гост. — Его могут использовать диверсанты, чтобы пошатнуть мое Королевство. Это приведет к опустошительной гражданской войне, а если я подавлю бунт диверсантов, они нападут на Государство, надеясь на ответ, который сплотит всех прадоров вокруг них.

— Этого не случится.

— Я считаю, что без моего вмешательства — случится.

— А я знаю, что нет.

Бронированный прадор на экране затопал ногами — видно, от разочарования и ярости. Это чувство было знакомо Блайту.

— Мне нужно больше, — произнес наконец прадор.

— Тебе пора на корабль, — ответил Пенни Роял. — Ты уже достиг той стадии, на которой понадобится новая броня, побольше, чтобы прятать твое развитие. Тебе требуется пространство для роста, и физического, и ментального. Можешь назваться Обероном.

— Отлично, — сказал Гост. — Тогда ты — дельфийский оракул.

— Ты понимаешь человеческие мысли.

— Мне все равно нужно больше.

— Я покажу тебе будущее, — предложил Пенни Роял.

Бронированный прадор на экране вдруг резко развернулся. В его святилище появился один из черных бриллиантов — и тут же во всех стенах распахнулись отверстия, обнажая зеркальные жерла гранулярных пушек. Под их прицелом бриллиант разделился на шесть частей — с чем–то черным–черным посередине, почти невидимым с позиции Блайта. Король издал булькающий вскрик и отступил, скрывшись из виду. А потом и вся сцена исчезла в грохоте и вспышке синего пламени: это выстрелили гранулярные пушки. Раскаленные добела куски покореженного металла и клубившийся дым заполнили окно на экране — а потом изображение отключилось.

— Какого дьявола там произошло? — спросил Бронд.

— Терпение, — сказал Пенни Роял.

Блайт смотрел на главный экран, картинка на котором опять увеличилась. Корабли Конвоя ломали строй, запуская рулевые и термоядерные двигатели, озаряя черноту рвавшимся из дюз пламенем. Корабли, пристыкованные к станции, тоже отделились, антиорудийные лазеры, хорошо видимые в клубах окутавшего станцию пара, ощупывали пространство.

Грохот медленно стихал, а потом из черноты раздался голос Госта:

— Я не верю тебе и все равно поведу Конвой к Цеху Сто один.

Интересно, что же показал королю черный ИИ…

— Ты мне поверишь, — ответил Пенни Роял, — а пока я даю тебе время подумать.

Волна чего–то омыла «Черную розу». Блайту показалось, что он падает — и чувство это смешалось со странным ощущением дежавю. Затем прошла еще одна волна — включившая на полную мощь рулевые движки и запустившая термоядерный двигатель. Блайт вцепился в ручки своего кресла, ожидая битвы, но взгляд от экрана не оторвал — и увидел, как станция и звездолеты Конвоя будто умерли. Двигатели отключились, лазеры, моргнув, исчезли, погасли огни в иллюминаторах, стих шум. Все потемнело; корабли больше не разгонялись, роботы–монтажники у королевского судна дрейфовали, не отклоняясь от курса, заложенного раньше. Даже звезды вдалеке, казалось, померкли.

— Сброс энтропии, — проговорил Бронд.

Блайт взглянул на строку данных, убедившись, что они находятся под действием невероятного ускорения. Мысленно он проиграл услышанную беседу, никак не соображая, что же подразумевал ИИ, — но, возможно, если позже просмотреть запись еще раз, что–то да прояснится.

Потом освещение в их рубке потускнело, поток данных иссяк, и Блайт на миг утратил вес. Микросекунду спустя они ухнули в У-пространство, и все вернулось. «Конец энтропийного сброса?» — мысленно удивился капитан. Значит, корабль может использовать энтропию направленно, как оружие. Страшное дело.

— Ну и где мы? — спросил он.

— Военный завод, фабрика–станция, Цех Сто один, — объявил Пенни Роял.

Вром ушел, оставив после себя сиявшее чистотой святилище. Даже корабельные вши разбежались по своим нишам и щелям, поскольку им нечего было подобрать с пола. Первенец поработал еще дотошнее обычного — уловив, вероятно, настроение отца и не желая подвергнуться болезненному наказанию за какое–нибудь упущение. Чувствовал себя Цворн по–прежнему не слишком хорошо — совсем как вторинец после основательных побоев. Зрение стебельковых глаз ухудшилось, и двигались они скованно. Вдобавок прадор тревожился о том, что произойдет дальше.

Все уже было готово, дел у Цворна не осталось, и нетерпение его достигло максимума. Он мерил шагами кабинет–святилище, мысленно раз за разом возвращался к своим планам, но не находил в них вопиющего просчета, который — он чувствовал — там все–таки был. Пытаясь отвлечься, он начал просматривать на экранах другие схемы, касающиеся будущих альянсов, что он заключит, а потом, едва захватит Свёрла, разорвет. Но и эти планы он уже прорабатывал до тошноты, и теперь одна только мысль о них вызывала беспросветную скуку, поэтому Цворн отослал документы в хранилище.

Ему необходимо было что–то сделать.

Прадор переключил внимание на садок для рыбойников, прадорских самок и одинокую рыбину, впущенную им в бассейн, обнаружив, что во время наблюдения за ними напряжение ослабевает, постепенно переходя в состоянии фуги, бегства от реальности. Он даже поймал тот момент, когда рыбойник задрожал, извиваясь, будто почувствовав, что внутри него творится что–то скверное. С некоторым трудом вернувшись в настоящее, Цворн обнаружил: до встречи со Свёрлом остался всего час. Он снова проголодался, но решил не подвергать риску свою деликатную пищеварительную систему перед боем. И перепроверять планы не требовалось, но тут вернулась прежняя паранойя, уверенность, что что–то он упустил. Абсолютно все шло как должно, но тут тревожный глиф, потребовавший секунды на опознание, привлек внимание Цворна.

«Дети Влерна…»

Трое наглухо запертых в своих каютах прадоров выработали весь кислород и впали в полубессознательное сонное состояние. Четвертый, однако, оказался достаточно сообразительным, чтобы предусмотреть нечто подобное, — или ему просто повезло. У молодого взрослого Сфолка нашелся не только запас воздуха, но и алмазная пила с собственным источником энергии, при помощи которой он упорно резал стену. А ведь Цворн отключил подвод электричества к его каюте, не обесточив лишь камеры, и значит, большинство инструментов пришли в негодность.

Цворн наблюдал за сценой, булькая от объявшего его гнева. Ему хотелось спуститься туда прямо сейчас, открыть каюту Сфолка и просто–напросто разорвать тварь на части, но у него не было времени. Он мог послать Врома, или еще кого–нибудь, или даже боевого дрона. Но это не удовлетворило бы его. С минуту он просто с безысходной досадой вглядывался в экраны, а потом, вспомнив о своем главенстве в дракокорповской форсосети, ощутил резкий страх. Как он мог забыть? Открыв канал, прадор попытался захватить ментальный контроль над молодым взрослым, но это было все равно, что стараться поймать кисель. Кисель расплылся, и связь оборвалась.

— Прекрати, — приказал он через коммуникатор.

Сфолк отпрянул от проделанной им дыры в стене, все еще сжимая в клешнях алмазную пилу, потом покосился на камеры в потолке.

— Другие были наивны, — сказал он. — Я знал, что твоим подаркам нельзя доверять. Вызовы с форса я переадресовал на рабодел, настроенный отключаться через определенный период времени, если я не войду в систему.

Вдруг Сфолк уронил пилу.

— Но я подозревал, что этого недостаточно, — добавил он.

«Что?»

Сфолк подскочил к открытому ящику для инструментов, взял что–то и вернулся к дыре в стене. Раздался щелчок включения, клубы дыма подчеркнули пронзительную яркость зеленого луча квантового каскадного лазера, быстро рассекшего материал, который алмазная пила терзала бы целый век.

— Вром! — рявкнул Цворн, спешно пересылая изображение со своих экранов первенцу. — Иди туда и убей его! Разберешься с этим — прикончи остальных!