— Да, я заметил.

— Тогда иди туда и докладывай мне, что обнаружишь.

— А ты туда не пойдешь?

— Я подозреваю, что там ловушка, и хочу знать, какого она рода. Сообщи, что найдешь. Если необходимо, спровоцируй реакцию. И никому на борту не говори о нашем разговоре.

Флейт лишь раздраженно зашипел.

Контроль Свёрла был жесток, и Флейт не мог не повиноваться, по крайней мере пока. Однако Свёрл понимал, что разум вторинца, усиленный ИИ, по прошествии некоторого времени обязательно найдет обходной путь суровых приказов. Значит, времени давать Флейту нельзя.

Свёрл проложил своему кораблю новый курс и, сбросив «хамелеонку», запустил термоядерный двигатель. Однако, ныряя в У-пространство, он позаботился о том, чтобы другое судно не вычислило место его назначения по характеристикам континуума. А отправился он назад, к Литорали.

Он никогда не забывал обеспечить себе «черный ход» в разум проданных им вторинцев — чтобы иметь возможность при необходимости еще использовать их. Сейчас Флейт доказал разумность данной стратегии. Флейт и корабль, который он ведет, последуют за сигналом Цворна, а Спир и этот отвратительный дрон будут думать, что вот–вот настигнут Свёрла. Они угодят в капкан Цворна, и даже если прадор воздержится от нападения на крохотное государственное суденышко, Флейт — обязательно — настоит на силовом решении. И, возможно, еще успеет послать Свёрлу последний отчет.

Возможно.

Работа шла, как и ожидалось, корабельные лазеры успешно буравили камень, чтобы KB-дредноут мог аккуратненько войти в полую луну. Наблюдая за процессом на своих экранах, Цворн вдруг почувствовал резкую боль. Повернув глаз на стебельке, увидел под боком человека–раба с пилой и едва подавил позыв размазать это мягкотелое существо по стене. Поступок был бы глупым — как разбить лазерный резак за то, что он плеснул тебе на клешню расплавленный металл. Раб выполнял заложенную в него Цворном программу, и Цворн ожидал боли, поскольку раб только что приподнял покоробленный кусок панциря, закрывавший впадину на месте соединения с телом одной из утраченных ног. Тем не менее порыв частично подтверждал его теорию относительно странных чувств, которые он стал испытывать с тех пор, как поднялся на борт. А чтобы доказать эту теорию полностью, необходимо еще кое–что проверить.

Он переключился на созерцание изображения с камер, установленных у бассейна, напомнив себе, что нужно почистить самок, чтобы они могли принять его собственное семя. Он ощущал возвращение смутного желания спариваться, подергивание остатков половых органов и легкое сожаление по поводу того, что семя придется вводить механически, одному из его детей. Сравнивая данную реакцию с первоначальной — когда он наблюдал за женщинами издалека, с истребителя, — Цворн не мог не заметить разницы. И это тоже подтверждало его гипотезу.

Быстро просматривая бежавшие по экранам результаты анализов и данные о запасах воздуха на КВ-дредноуте, Цворн одновременно изучал труды по прадорской физиологии, которые загрузил в свой форс. Да, все сходилось. Внутри дредноута все было насыщено гормональными выбросами пятерых молодых самцов и этих вот самок. Цворн дышал сложными органическими соединениями, рожденными из десятков лет отчаяния неудовлетворенных молодых прадоров из эманаций сексуально активных самок и еще из вновь растущего в самцах разочарования. В Королевстве подобные ситуации редки, поскольку взрослые склонны к изоляции, и Цворн нашел окончательное доказательство лишь в очень старых исследованиях. Мощный коктейль в воздухе заставлял его чувствовать себя моложе; подобного он не испытывал уже больше века.

Цворн приказал подпиливавшему панцирь рабу отойти, поднялся на гравипластинах и развернулся, оставив экраны за спиной. Теперь перед ним были второй раб и Вром. Оба выполняли задание. Укрытый полушарием многорукого хирургического телефактора, Вром отделял от трупа предыдущего капитана корабля последний протез. Раб тем временем занимался другими, уже снятыми Вромом конечностями, заменяя изношенные части и обновляя нановолоконные перемычки.

Снова опустившись на пол, Цворн велел первому рабу вернуться к панцирю — обнажить плоть, кровеносные сосуды и отмершие нервы под панцирными наростами, заполнившими ножные впадины. Он понимал, что желание вновь ходить самому, пусть даже на протезах, возникло из–за пропитавшегося гормонами воздуха, но не сопротивлялся ему. Можно было бы разделить Пятерку и женщин, воздух постепенно профильтровался бы и очистился от органики, но он этого не сделал. Несмотря на некоторые иррациональные импульсы, Цворну нравилось чувствовать себя таким… живым.

Первый раб размеренно и методично обработал все углубления, выключил панцирную пилу, положил ее на место подзарядки, в телефактор, вернулся, подобрал куски панциря и унес их. А Вром уже отделил от трупа последнюю ногу. Выбросивший мусор раб опрыскал открытые раны Цворна антивирусным и антибактериальным спреем, смыв заодно и костяную пыль. Цворн только щелкнул мандибулами, вновь подавив тягу убить кого–нибудь. Он ждал, когда придет очередь болеутоляющего аэрозоля.

— Хотелось бы тебе стать взрослым, Вром? — внезапно спросил он.

Не прекращая работы, Вром ответил:

— Только если того пожелает мой отец.

Вром был покорен, как раб, и Цворну вдруг показалось это раздражающим. А анализируя свое раздражение, прадор не обнаружил явной связи с гормональным эффектом. Злость возникла из скуки, слишком уж ожидаемый ответ он получил. Вром выполнял свою программу — совсем как раб, застывший с готовым к присоединению протезом. Внимание Цворна разделилось, теперь он одновременно следил и за рабом, и — через форс — за данными, поступавшими снаружи и изнутри корабля.

Пятеро, каждый в своем отсеке, вели себя весьма активно. Они искали информацию, разбирали и собирали оборудование, включая и оружие, проверяли доступные им камеры и иногда просто бесцельно бегали туда–сюда. Все действия являлись внешним выражением внутренней неудовлетворенности, которую и изучал верховенствовавший над молодыми прадорами Цворн через свой дракокорповский форс. Они чуяли самок и хотели спариваться, но его приказ, накрепко засевший в мозгах, отгораживал их от женщин надежнее запертых дверей. Теперь они уяснили, как всеобъемлюще Цворн контролирует их, и пытались по–своему бороться, действительно хотели сделать что–то, но раз за разом налетали на все тот же барьер господства — и лишались способности действовать. Гормональные выбросы витали над ними, словно дым над курящимися трупами на поле битвы.

Следя за тем, как увеличивается дыра в астероиде, Цворн отказался от своих первоначальных планов просто избавиться от Пятерки. Теперь он собирался поддерживать их разочарование — пусть вырабатывают эту приятную органику. Возможно, позже, проведя всесторонний анализ процесса и воссоздав его искусственным путем, он их и прикончит — но не сейчас.

Дредноут нырнул в астероид одновременно с первой новой конечностью Цворна, скользнувшей в свой паз на его теле. Пока огромный корабль стабилизировался, крепясь телескопической «ногой» к каменным стенам, раб приваривал прадорскую ногу к живой плоти. Корабль при помощи гравимоторов понемногу разворачивал скалу, как нужно, а нановолокна, войдя в Цворна, принялись искать нервные узлы. И к тому моменту, когда дула корабельных орудий высунулись из обращенной к планете дыры в астероиде, раб прикрепил Цворну последнюю ногу.

Болеутоляющие уже не действовали, и боль вернулась, грубая и беспощадная. Цворн попытался привстать на новых ногах, но они не удержали веса туловища, и он упал.

Он лежал, стимулируя через форс практически атрофировавшиеся части мозга, пока не вспомнил, как ходить. Понемножку, постепенно, вразнобой, но чужие конечности зашевелились. А потом заработали правильно. Он снова был на ногах, он ходил — и щелкал от лютой радости. Разрубив клешней раба, прилаживавшего конечности, Цворн вновь развернулся к экранам. Теперь он был готов: готов к Свёрлу, готов ко всему!