Фериш в очередной раз проклял этих «уникальных» специалистов. К каждому такому ублюдку, какой-нибудь архимагу, алхимику, печатнику, даже этой убийце, охотнице за головами, приходится находить индивидуальный подход. Что же ей дать…

— Хорошо, — после минутного размышления произнес Фериш, придумав цену, — когда ты решишь вопрос с вором, я дам тебе одно разрешение на любимую игру: невинная девочка, потерявшаяся в трущобах. При условии, что ты убьёшь не более двадцати ублюдков. Повторю: не больше двадцати, а то я тебя знаю — устроишь свою кровавую феерию. А мне потом план перехват объявлять, чтобы найти культ демонопоклонников.

— Советник, вы всегда знаете, что предложить женщине, — Вери плотоядно облизала собственные губы, — я найду его.

***

Вор выжил.

По крайней мере, Доран хотел так думать. Что окружающая его реальность — перекошенная хибара-землянка и кровавая блевотина вокруг — это не его посмертие. Не хотел бы он себе такого смерн6ого одра.

Слабость, пустота и ломота во всем теле: всё это — щедрые дары, которые оставила после себя повелительница Боль. Хорошо, что она сама вроде бы ушла.

Часы? Четыре дня. Долго.

Хотя, куда ему спешить-то?

Вор оглядел свои руки. Он никогда не отличался излишней полнотой, но сейчас, после вынужденного двухнедельного голодания и алхимического пожара, они выглядели так, словно он умирает от истощения. Хотя, последнее вполне может оказаться правдой. Осознав это, Доран решил экстренно подкрепиться, загрузив в себя сверхэнергетические батончики. Вот только они хороши для экстренных ситуаций, но восполнить недостаток строительных нутриентов никак не могли. То есть витамины, минералы в них присутствовали, но ты никак не впихнешь сто граммов протеина в тридцатиграммовый батончик. Конечно, за действительно большие деньги можно купить батончики, которые решают эту проблему (сложный магический синтез протеина вроде как прямо из воздуха), но… однажды увидев цену на это произведение магического искусства, у вора появилась мечта: украсть коробку этих батончиков, продать их и не работать целый год.

Выпив еще воды и подавив рвотный рефлекс, Доран нашел в себе силы, чтобы встать и выйти из хибары.

В лесу наступало утро, природа просыпалась, елки приветственно шумели, какие-то птички задорно перекликались. От всего этого веселья желудок юноши окончательно взбунтовался, и его вырвало чем-то кровавым.

Стало полегче. Но желание сдохнуть никуда не исчезло.

Подержавшись за косяк, Доран собрался с силами, вновь съел батончик (в надежде, что в этот раз его организм не отторгнет) и вернулся в хибару. Амулет света отобразил всю убогость обстановки. Даже непонятно кто здесь мог жить, в этой глуши? Может, какой-нибудь охотник? В пользу этого говорили дешевые заржавевшие инструменты в углу: нож для шкурения, какая-то изогнутая металлическая хрень, шило и ещё что-то. Посмотрев на слой ржавчины вор понял, что владелец за ними не приходил уже как минимум год. Если не больше. В землянке было довольно сухо, похоже, опушка находилась на возвышенности.

Вор увидел самодельный сундук, покопался в нем и нашел закопченный со всех сторон масляный котелок и, к великой радости, несколько мешочков с крупой. А также соль, какие-то пучки пряных трав и несколько связок вяленного мяса. Вот только от последнего толку не было. Даже если мясо не испортилось, то за прошедшее время оно усохло до состояния векового гранита, хоть сейчас в пращу вдевай!

— А жизнь-то налаживается! — довольно произнес юноша и прихватив припасы, вышел наружу.

Остатки старого кострища, немного хвороста с округи, вода из фляги, смесь круп, лепесток «каменного» мяса и двадцать минут ожидания.

В итоге у вора оказалась пища богов. Ничего вкуснее он не ел в своей жизни, ни в одном самом роскошном ресторане Арконии, в котором ему довелось побывать.

Он не чувствовал прогорклости давно испортившегося масла со стенок котелка, пересушенной крупы, избытка соли, набуханной трясущимися руками, он даже не чувствовал того, что получившаяся каша еще далека от финальной готовности — крупинки скорее напоминали песчаник. Но двухнедельный голод (даже несмотря на то, что большую часть вор провел в бессознательном состоянии) оказался идеальной приправой.

Два дня юноша восстанавливался и даже не старался думать о будущем. С переменным успехом, конечно, но какой смысл думать о будущем, если всех сил хватает только, чтобы дойти до края опушки, спуститься двести метров в низину, набрать воды в прогалине с черной от торфа водой и вернуться назад. И всё это в изнемождающем поту, буквально на пределе сил.

Вор однажды хотел воспользоваться стимулятором, но ему очень вовремя вспомнилась «нежнейшая» улыбка Повелительницы Боли, так что желание быстро пропало. Доран так и не мог понять — это была галлюцинация или «милая» леди была реальной? Повторять натурный эксперимент для того, чтобы получить доказательства того или иного не хотелось от слова «совсем».

Доран сидел на низеньком пеньке, привалившись спиной к покатой стенке хибары.

Его ищут. Не могут не искать.

И что делать непонятно.

Чем плоха жизнь по сравнению с вымыслом? Тем, что вымысел должен придерживаться хотя бы базовых правил логики. А жизнь нет. Она может быть любой, безумной и противоречивой.

Теперь бессмысленно размышлять, что Император делал в своей резиденции, вместо того чтобы сидеть в своем роскошном дворце-шпиле в Арконии. Важно лишь, что Дорана точно ищут. Ищут все.

В его самых худших сценариях он считал, что ему придется играть в опасную, возможно, самоубийственную игру, с заказчиком статуэтки. Но в этом случае он мог опираться на гильдию воров, посредников. Аккуратно пользоваться информаторами.

Сейчас же. Если он действительно ударил Императора (Триединый, пусть он выживет!) его сдадут все, несмотря на писаные и неписаные законы теневых гильдий. Да он бы сам себя сдал. Если бы была лишняя собственная шкура. Награда должна быть прекрасной!

Доран немного помечтал, представив кучу денег, но вспомнил, что эту кучу денег отвалят за его шкуру и вновь взгрустнул.

Он не может покинуть Империю: все деньги, все нычки, всё нажитое непосильным трудом, всё здесь. По большей части в Арконии. К тому же сестра долго одна не продержится.

Доран заплакал в бессильной злобе.

Кабинеты крупных чиновников во всех мирах одинаковы. Словно это один из непреложных законов Творца. Так что кабинет главы столичной стражи Рон де Веллс не отличался от своих собратьев: длинное прямоугольное помещение с вытянутым Т-образным столом.

Глава, вот каламбур, во главе стола. По правую руку чуть в стороне — его зам. И двенадцать руководителей, по шесть с каждой стороны длинной части стола.

— … это наш вор, — главный как раз озвучивал последний пункт повестки. Самый важный пункт на его взгляд, поэтому он и был оставлен на конец. Разумным свойственно запоминать последнее.

— И что нам делать? — спросил Винцент, руководитель отдела связей с общественностью. Правда, мало кто знал, что за этой незначительной должностью скрывалась фигура, ответственная за всех стукачей столичной стражи. Вся информация от доноса почтенного горожанина до анонимки распоследней трущобной шлюхи — всё проходило через этого одетого с иголочки франта. Глава не любил этого щегла, так как тот являлся ставленником одного аристократического клана, но поводов убрать его не находилось.

— Он из нашей гильдии, а эти крысеныши всегда возвращаются в свою нору. Он вернется в столицу, и мы должны его взять.

— Нам увеличить количество стражи на воротах? — вмешался Брокс, непосредственный руководитель линейных стражников.

Глава мысленно выдохнул. Всем хорош Брокс: верный как пёс, исполнительный, держит своих выкормышей в железных рукавицах, но тупой. Хотя тупость — это не грех, как говорится в священных книгах.