— Тебе больше не нужна наша помощь? — деловито поинтересовался Робин.

— Именно так.

Не хотелось мне позориться с этой репутацией у других игроков. Пусть их. Немножко поиграл в приключенца и ладно. Теперь впереди боль, страдание и интриги мадридского двора.

Первым повернул коня Шапка. Джон улыбнулся, застенчиво, махнул рукой.

— Топор отдай, — сказал ему я. — Пригодится.

— С радостью!

Вы получаете Сборщик податей (редкий).

Остался только Так. Он пристально смотрел на меня немигающим взором.

— Тревожно, — отметил это я.

— Это ты, — наконец сказал монах.

— Я, — согласился я. — Действительно, это я.

— Ты тот, кто должен победить Серого Человека.

Сказав это Так развернул жеребца и неторопливо последовал за товарищами.

— Ну мама всегда говорила, что я особенный, — сказал ему в спину я. Посмотрел на сгоревшую деревню. Открыл панель клана. Написал остроумное сообщение в чат, затем стёр его.

Явлюсь без предупреждения. Так интереснее.

Вдалеке показался Бастион Небесных Охотников. Выкрученная башня, вокруг которой мошкарой метались какие–то существа. Путь к новому оплоту Бергхейма лежал через поля жёлтой травы. Пахло одуряюще. Ветер гнал пушистые волны.

Позади Бастиона виднелись сизые хребты гор. Красота!

Сегодня я встретил лишь троих «крестоносцев». Женщину лет сорока, толстенького семилетнего пацанёнка и широкоплечего мужика с бронзовой от загара кожей. Каждый сообщил мне, что нужно спешить к Гробнице Ванчолы.

Я угрюмо проводил их взглядом. Методы Еммануила не радовали. Не люблю какое–либо насилие над душой человека. Ну, за исключением троллинга. Но при последнем у человечка всегда есть выбор. Поржать там, оскорбиться страшно, или же по старинке в морду дать, если тролль отмороженный и не из интернета глумится.

Местный бог не представил подопечным никакой возможностей провести демократического голосования. Санкций на него не хватает.

Сверху вдруг захлопало. По ушам врезал резкий вопль. Я вскинул голову и только успел заметить, как ко мне с неба стремительно приближается две фигуры. Схватился за оружие, но не успел.

На дорогу предо мною рухнули два здоровенных гиппогрифа.

— Стой, ходящий по земле! Ещё один шаг, и мы обрушим на тебя силу Неба! — заорал со спины одного из них человек.

— Пардоньте! — я поднял одну руку вверх, второй смахнул с маски налетевшую пыль. Белые зверюги, со стальными шорами, и попоной из металлических пластин, разевали клювы и угрожающе тянули шеи. Верхом на сказочных помесях лошади и орла восседали латники в отвратительно ярких зелёных доспехах. В мою сторону слева и справа уставились блестящие наконечники копий.

Репутация с Небесными Охотниками — нейтральная.

— Эта земля принадлежит мессиру Головастику! Лишь избранным позволяется пересекать черту! Поворачивай и уходи прочь!

— Одну минутку!

Я открыл панель чата, настучал сообщение Харальду:

«Забери меня отсюда. Я с запада пытался подъехать к вам, но сюда пришли какие–то люди на летающих лошадях и хотят меня бить!»

— Времени нет, ходящий! — прикрикнул охотник.

Оба гиппогрифа, звеня сбруей, сделали шаг ко мне. Копья повисли в опасной близости к бренному Егорке. Пахнуло куриным помётом. Разумеется, я отступил. Вернее не я, а моя обалдевшая кобыла. Рядом с могучими гиппогрифами у неё несомненно развивался комплекс неполноценности. Была лошадью, стала осликом.

— Ребятки, я ж Лолушко! Лолушко из Бергхейма! Старинный друг Головастика! Неужели он никогда не рассказывал обо мне?!

— Все друзья мессира сражаются со злом, поглотившим Гелбгартен! Ни разу не видел я тебя среди доблестных героев, сопровождающих покорителя Небес, лжец!

— Секунду! — я отвернулся, изобразил кошака, выблёвывающего комок шерсти, затем выпрямился. — Простите. Концентрация пафоса ну запредельная! Ща, вроде, полегче. Продолжай!

— Ты дерзишь Небесным Охотникам? — опешил говорящий. По–моему, в нём даже нотка обиды появилась. Ща как сделают из меня тут экспонат для энтомологической коллекции. Только вместо булавки — копьё в грудину.

— Зови сюда своего мессира, доблестный страж, — прикусил язык я. — Побалакать мне с ним надо.

— Твои слова оскверняют уши, ходящий. Они полны непочтения! — прорычал напарник обиженного охотника. Бешенный взгляд жёг серной кислотой.

— Да блядь! — вырвалось у меня. — Ладно. Хорошо! Ещё секунду!

Я набрал воздуха, выпрямился. Расправил плечи:

— Взываю я к доблестным стражам священных границ! Весть с запада принёс я, лишь для ушей могущественного мессира предназначенную. Великая тайна и сокровенное знание открылись мне. Призываю вас не чинить препон скромному путнику и сопроводить его в Гелбратен, к мудрейшему Головастику!

Всадники несколько долгих секунд молчали. Затем обиженный поправил:

— Гелбгартен.

— Да хоть шварцекюхен, я всё равно не запомню… Могучие воители, передайте Головастику что шут пришёл.

— Мой смелый брат, лети к мессиру и принеси ему весть о посланнике с запада! — обиженный тут явно был за старшего. Его напарник, чьи пышущие яростью глаза жрали меня из забрала шлема, коротко кивнул. Гиппогриф разинул пасть, издал свербящий кишки вопль, оттолкнулся лапами от земли, подняв облако пыли, и умчался.

Я вновь отряхнулся. Посмотрел на недвижимого стража. Тому явно хотелось избавиться от серого налёта, но это было недостаточно пафосно, думается мне.

— Смотрю, меня не ждали, да? — решил я скоротать время за беседой.

— Приказ мессира никого не пускать. Особенно пришельцев, — судя по интонациям — говорить мы не станем. Обиделся всё–таки.

Страж поднял копьё, упёр его в стремя. Устал наперевес держать, бедненький.

— Долго ждать–то? — спросил я Небесного Охотника.

— Мессир сражается с тьмой. Дни напролёт они освобождают павшую деревню. Появляются только заполночь, — буркнул всадник. Гиппогриф не сводил с меня янтарных глаз, явно представляя бедного Егорку в виде кушанья и безо всяких приправ.

— Чё ж до сих пор не освободили?! — не удержался я.

— Побольше почтения, ходящий!

Я понял руки, соглашаясь. Затем спешился, сел на травку, снял маску и подставил лицо тёплому солнцу. Поле шелестело травой.

Охотник наблюдал за мною с подозрением. Гиппогриф тоже.

Я же откинулся на спину, закинул за голову руки и закрыл глаза.

— Я восхищён твоей выдержкой, Лолушко, — громыхнуло сверху. Харальдиньо! Рыжий викинг стоял надо мною, широко расставив ноги, и улыбался.

— Божечки–кошечки, мой северный и бородатый друг! — вскочил я на ноги. Порывисто шагнул к нему, обняв старого товарища. Хевдинг несколько опешил, неловко хлопнул меня по спине, отстранился.

Свора наблюдала за этим с усмешкой. Они как–то оттеснили гиппогрифа в сторону, и теперь хищный полуконь смотрелся не так внушительно. Да и наездник немножко поник. Викинги оттеснили его с дороги. Уродливоротый Ньял не сводил со стража безумного взгляда и облизывался.

— Где наши?

Харальд Скучный неопределённо махнул рукой в сторону башни.

— А этот говорит они в каком–то Гелбагатене!

— Так ты про задохликов спрашивал? Эти–то да, с утра уходят, к ночи возвращаются. Нет никого в башне.

— Гелбгартен! — сдавленно фыркнул наездник на гиппогрифе.

— Ты задержал нашего друга, летающая обезьяна, — повернулся к нему Харальд. — Нашего побратима.

Тяжелый и неодобрительный вздох Бьорна. О, мой возлюбленный коротышка меня помнит и любит.

— Я не должен различать подружку каждой северной собаки! — огрызнулся тот.

— Кровь пущу, — флегматично отреагировал на это Леннарт.

— Буду участвовать, — осклабился Олаф. Ох, какие же они крутыши, мои северянчики.