Я замер. Строить кораблики. Черт побери, а что если….

— Ты че? — спросил Олег. Мой взгляд остановился на выпавшем из рук мертвеца молотке. Черный инструмент утонул в песке, отчего видна была лишь погрызенная ручка.

— Тунеядец! — провыл пленник.

Я медленно встал. Подошел к ближайшему покойнику и взял молоток. Покрутил его в руке. Глянул на возвышающийся передо мною гнилой остов.

— Руки у меня из жопы, конечно, — признался я соратникам. И пошел к кораблю. — Но, говорят, природа мать поможет.

Из старого дерева повсюду торчали ржавые гвозди. Доски болтались. Пахло сыростью, плесенью. Я подошел к борту. Поправил одну из покосившихся деталей, стукнул молотком, выгибая согнутый ржавый гвоздь.

— Тунеядец? — удивился корабел.

— Тунеядец-,тунеядец, — отмахнулся я.

И принялся за работу. На так все и сложно, если делать снаружи и в игре. Тут поправь, тут забей. Весь материал под рукой. Заказывать пачки гвоздей не надо, с рулеткой ползать не надо, пилой работать — тоже отменяется. Думать о жесткости, плотности и прочем материаловедении не надо. Знай себе правь да бей. Правь да бей.

Черт. Я даже увлекся. Или это игра стала засасывать мое сознание, как она поступила со Светой в свое время? Мне сейчас понравится, а затем я начну тут по пескам шариться и громить тунеядцев?

Мысль отрезвила. Я отшатнулся, опустил молоток.

— Егор, у тебя все хорошо? — спросил Головастик. Он подошел так тихо, что я и не заметил. — Может, пора отдохнуть?

— Просто… Так правильно. Не? — повернулся я к нему. Глянул на пленника. Тот забыл про старину Егорку. Теперь корабел выкручивался так, чтобы разглядеть восседающего на нем Олега.

— Тунеядец! — шипел моб танку. Тот поставил ему на щеку каблук сапога, крякнул, опираясь и с мечтательным видом уставился на небо. Голова корабела погрузилась в песок, но даже сквозь него послышалось глухое:

— Тунеядец!

— Полагаю, чтобы ты ни делал — оно действует. Агро перешло на второго танка, — сообщил Головастик. — Но чего ты этим добился? Если у них ресет каждую ночь и, допустим, ты починишь один из этих кораблей, то он наутро все одно трансформируется в дырявое корыто.

— Вон, рядом лес. Может соберут из бревен?! — предположил я.

— Перспективнее дождаться возвращения бергхеймцев и вооруженными ступить на тракт в Зеергард. Наших сил достаточно для победы над Фредлишеманом. За неделю, в непрекращающемся противостоянии, доберемся до верфей.

— Воистину, епта! — не выдержал я умных слов. — В непрекращающемся противостоянии, неистовом! Это будет план Б! Хотя думается мне что на севере, в землях Унии, бойцов нынче гораздо меньше. Я в сериалах смотрел, когда мужчины уходят в набег — остаются одни дети да женщины. Легкая добыча.

— Разумное предположение, Егор, — охотно согласился Головастик. — мало того Кронгард даже ближе чем столица Фредлишемана. Но есть риск, что новый конунг вывел все свободные корабли и на побережье не осталось ничего способного выдержать путешествие через море. Одновременно с этим я всецело уверен, что мы найдем драккары в Зеергарде.

Он покачал руками, балансируя, словно обратился в гигантские весы:

— Я предпочитаю уверенных синиц, друг мой.

Доски словно помогали мне. Подсказывали куда что приложить. Гвозди послушно лезли под удары молотка. Рабочая нирвана затягивала. Черт… Мне нравилось ремонтировать посудину. У меня получалось.

— Егор, — окликнул меня Головастик еще раз. Не знаю, сколько прошло времени. — Ты ведь не задумал заменить всех корабелов? Хочешь его сам достроить?

Всех корабелов. Всех. Корабелов. Черт!

— Сейчас вернусь, — сказал я и побежал к соседнему драккару.

— Егор! — крикнул вослед Стас. — Куда вы Егор?

Я не ответил.

Песок под ногами хватал вязкими губами сапоги, пытался сдержать. Я перепрыгивал через лужи, сосредоточенно работая локтями. Всех корабелов! Если работает на одном, то… Ох, Егорка. Вдруг получится?

Очередное гнездо корабелов приближалось. Фигуры копошились вокруг гнилого драккара. Стучал молоток. Неровно, с большими паузами, грызла сырое дерево пила.

Мое приближение корабелы встретили спокойно. Мертвецы распрямлялись, встречая шута, но не атаковали. Я перешел на шаг. Прошел сквозь толпу мобов, провожаемый мертвыми взглядами.

Как не демонстрации пробрался к борту драккара. Нашел первую попавшуюся плохо закрепленную доску и ударил молотком.

Корабелы застыли. Они пристально следили за моими действиями. Остановились абсолютно все. Опустились молотки, топоры, пилы. Мобы внимали.

Я стучал.

Один за другим корабелы приступили к работе. Но теперь движения их стали увереннее, мастеровитее. Быстрее. Над лиманом поднялась симфония стройки. Слева и справа от меня повисли два моба, лихо размахивающие молотками.

Скорость все росла. А когда от движения корабелов стал подниматься небольшой ветерок, а конечности потихоньку теряли очертания от темпа работы, я спустился, отошел чуть подальше, надеясь, что меня не зашибут инструментом.

Вокруг драккара никто более не слонялся. Мобы облепили корабль, приводя его в порядок. Словно съемка пожирания судна, пущенная наоборот.

Я не шевелился. Ждал. Когда драккар был закончен, то корабелы спустились вниз, окружили меня.

— Спасибо, — прошелестели голоса. В небе что-то гулко прозвенело, и от этого звука по корабелам пробежала рябь. Застывшие мертвецы поблекли. С их лиц посыпалась короста, тая в полете. Куски пепельной плоти отваливались, разваливая замершие фигуры. Ветер разгонял прах корабелов по лиману.

Вскоре у подсохшей лужи остался только я и новенький драккар, почти до середины борта увязший в песке.

До воды его нужно было тащить не менее чем километр.

— Ты это… того. Давай ночью не развались, ладно? — сказал я драккару. Тот промолчал.

Слава Богу, что промолчал.

Он стоял под крыльцом, слушая шум дождя по крыше. Ливень отрезал пристройку к ангару от высокого забора. В дренажных решетках бурлил поток, на дорожке пузырилась лужа. Дождь принес холодную духоту, забивая утомленные никотином легкие. Восстанавливающиеся рецепторы ловили в стихии яркие запахи.

Тому, кто бросал и начинал курить много раз — изменения были не в новинку. Они даже придавали сил в борьбе с зависимостью. Именно запахи. Ясность. Пронзительность мира. Хоть как-то отвлекало от постоянного желания вернуться к духовной свободе. Сигареты убивали тело, но душе от них было хорошо.

Есть в этом что-то божественное. Гибель духа ради здоровья тела и наоборот. Стоит заехать в какую-нибудь церковь и подбросить идею священнослужителю. Когда-то Сценарист любил провоцировать храмовую братию. Гонять их по джунглям заповедей, чтобы вывести в ловушку атеизма.

Он улыбнулся. Глубоко втянул носом воздух. Отхлебнул из чашки горячий сладкий чай, поставил ее на перила. Парок растерянно метался, оказавшись на холодном воздухе. Таял.

Погода враждебна, но надо ехать. Время не ждет.

Сегодня умер еще один игрок. Тоже из старожилов. То, чего Сценарист опасался в самом начале — началось. Теперь они начнут уходить чаще. Никакие современные капсулы не способны на чудеса. Человеческому организму нужно движение или достойный уход. Ничто из этого в планы не укладывалось.

После смерти Адама Сценарист и Светлана перевели всех, кого смогли, на питание через зонд.

И теперь порабощенная медсестра с утра до ночи торчала в ангаре, без сил падая на топчан в своей клетке, когда Андрей отводил женщину на отдых. Бежать Светлана не пыталась. Пока не пыталась. Приходилось подогревать в ней синдром спасительницы, но вечно такая манипуляция работать не станет.

Сценарист смотрел на рябящую стену дождя. Много тел много мороки. Много раздражающей возни.

Когда они уходят в игру, то становятся… иными. Механизм перехода он еще не понимал. Запись себя в цифровой носитель силой воли — это любопытный вариант. Самостоятельно создавшаяся матрица. Слепок сознания, зацепившийся за эмуляцию тела.