— Сомневаюсь, что справлюсь. Прости.

— Подумай об этом, — сказал он умоляющим тоном. — Подумай о песне. Я напишу тебе после Миннеаполиса, и мы посмотрим, что у тебя получится.

— Ты, вероятно, только потратишь время.

На это раз, когда он наклонился вперёд, он схватил мою руку и удержал её в своей. Его большой палец прижался к нежной коже моей ладони. А тёплые, грубоваты пальцы крепко обхватили мои.

— Как будто этого достаточно, чтобы я остановился.

Я облизала неожиданно пересохшие губы, всё моё тело задрожало от его слов. Его взгляд опустился и проследил за тем, как мой язык прошёлся по нижней губе.

Боль.

В выражении его лица промелькнула боль.

Я встала, выдернув свою руку из его хватки. Я больше ни одной секунды не могла вынести здесь с ним. Сердце ускорилось у меня в груди, в ушах зашумело, а голова закружилась. Это было уже слишком.

Он был для меня слишком.

— Я подумаю, — пообещала я, схватив сумку и свитер.

— Ты уходишь? — сказал он требовательным тоном, столь же шокированный, как и я.

— Мне надо идти.

— Не беги от этого, Кловер.

Он имел в виду себя? Песню? Этот чёртов бар? Господи. Стараясь не смотреть ему в глаза, я отошла от стола.

— Мне надо идти.

— То же самое ты сказала и в прошлый раз.

Он решил сейчас напомнить мне об этом?

— Прости. Это… это для меня слишком.

— Тебе лучше привыкнуть к этому, Кэловей. Я никуда не уйду. Не в этот раз.

Я выбежала из бара. Побежала через площадь. Добежала до отеля, где я забрала свою машину у швейцара, одновременно прячась от Бреннана, который ходил взад-вперед в холле, точно сердитая гиена.

Я перестала бежать только тогда, когда смыла с себя эту ночь в душе, после чего глубоко зарылась в свои одеяла.

Малачи. Моё сердце отбивало неровный ритм, что странным образом отражалось на моём дыхании. Неужели я только что провела с ним вечер? А ещё ругалась, пререкалась и спорила с ним всё это время?

Неужели я думала, что я смогу его вынести?

Ведь я не смогла. Я не смогла вынести эту песню. Как и эту ночь. Как и его.

Было глупо думать, что пятилетнего перерыва хватит, чтобы стать достаточно сильной.

Я никогда не была достаточно сильной. Малачи всегда был моим надрывным концом.

И эта песня должна была уничтожить нас, так же как и пять лет назад, и превратить всё в одну сплошную яркую трагедию. 

На следующий день я вошла в "Свежие Пионы" на двадцать минут раньше обычного. Я не спала. Вообще. И я не могла оставаться наедине с собой ни секунды дольше.

Тея стояла за рабочим столом, который занимал большую часть пространства за кассой, и украшала декоративную белую лейку ярко-розовыми маргаритками. Она удивлённо посмотрела на часы и сказала:

— Я думала, ты опоздаешь? Или ты говорила, что придёшь раньше, а я всё перепутала?

— Нет, я говорила, что задержусь. Я не могла уснуть.

Она нахмурилась, посмотрев на свою композицию, и поправила высоту цветов.

— Ты точно говорила, что собираешься не спать всю ночь и провести её с мужчиной. Надеюсь, поэтому ты и не спала.

Я бы посмеялась, если бы моя ночь закончилась как-то иначе, и я бы не сбежала от своего нехорошего бывшего парня и того ужасного, сбивающего с толку, разговора, который полностью опустошил меня.

— Всё было совсем не так. Я была не с Адамом.

Тея продолжила рассматривать цветы.

— Я так и думала.

Её прямота застала меня врасплох.

— Тея!

— Не пойми меня неправильно, детка, но Адам едва ли похож на мужчину, из-за которого женщина не будет спать всю ночь.

Я сощурила глаза, готовясь защищаться. Я ещё толком не успела переступить порог, а она уже оскорбляла моего парня. Типичная Тея, но, тем не менее, сейчас у меня не было на это настроения.

Почувствовав на себе мой свирепый взгляд, она махнула рукой.

— Я хочу сказать, что он относится к тому типу мужчин, которые укладывают тебя в кроватку не позже девяти, потому что у вас обоих с утра дела или что-то такое.

Я отвернулась от неё и засунула свою сумочку на полку под кассой.

— Это не значит, что до девяти вечера не происходит ничего сумасшедшего.

— О, мне ли не знать, — она засмеялась. — После операции мы с Энди давно уже перестали быть совами. Но это не значит, что мы не можем протестировать его новое бедро на прочность.

Я закрыла уши руками, хотя и не смогла сдержать смех.

— Не рановато ли для историй про то, как старички занимаются сексом?

— Вот теперь я точно знаю, что вчера тебе не повезло.

— Тея! — снова воскликнула я.

— Извини, — на этот раз тон её голоса действительно стал извиняющимся. — Ривер написала мне про группу и рок-звезду, и у меня разыгралась фантазия.

Ривер. Ну всё, это был последний раз, когда я делилась с ней секретами о своём прошлом.

Или знакомила своего босса с кем бы то ни было из тех, кого она могла очаровать и сделать своими друзьями.

— Не злись, — произнесла Тея умоляющим тоном. — Нам всем так хотелось бы знать кого-то известного. Она просто не могла об этом молчать. У неё было два варианта: либо рассказать мне, либо позвонить в "Энтертейнмент Тунайт"[3]. Я сказала ей, что безопаснее всего рассказать мне.

— Вы обе хуже всех.

— Но ты же всё равно нас любишь?

Я сморщила нос, задумавшись. В конечном счете, я вздохнула и сдалась. Как она и предполагала.

— Наверное.

Она закончила украшать лейку маргаритками и отодвинула её от себя. Тея знала всё о правильном ракурсе. Она говорила, что вблизи всё смотрится хорошо, но очень важно отойти на некоторое расстояние и рассмотреть композицию под разными углами. А потом действовать по наитию.

Это была одна из причин, почему я так сильно её любила. Она была кладезем практических советов и приобретённой мудрости, смешанных с непринуждённостью и стремлением заниматься тем, что она хочет. Она была замужем за Энди уже сорок пять лет. И её короткий серебристый блонд был самой крутой стрижкой, что я когда-либо видела на женщине под семьдесят. Она стала мне бабушкой, которой у меня никогда не было, но которую мне всегда хотелось иметь.

Её любила даже моя мама.

— Я серьёзно, ты выглядишь ужасно, милая моя. Расскажи мне всё.

— То есть эти тёмные круги у меня под глазами не просто тень?

Она насмешливо фыркнула.

— О, дорогая, как бы нам всем хотелось, чтобы это было так.

Вот чего у Теи было не отнять, так это того, что она была дико честна со мной.

— Если быть до конца откровенной, всё прошло не очень хорошо. Первые три часа мы, по сути, тупо смотрели в стену. А потом сделали перерыв на обед, во время которого чуть не убили друг друга.

— Ты была не до конца откровенна, — поругала она меня. — Я хочу знать детали. Все детали.

Её маниакальный смех немного насторожил меня, но не он стал причиной того, почему я не могла заставить себя выложить ей всё подчистую. Я долгое время росла с сильной потребностью защищать Кая. Ещё будучи ребенком, я хранила все его секреты. И с возрастом они становились всё серьёзнее и всё непристойнее, но я всё равно оставалась закрытой коробкой, когда дело касалось его.

Но сейчас — в особенности сейчас — когда в его жизни не осталось для меня места, я испытывала ещё большее желание защитить его.

К тому же я не могла объяснить ни одно из событий прошлой ночи. Я знала лишь одно — всё это случилось. И мне не хотелось, чтобы другие люди пытались объяснить мне всё это.

Даже те, которых я любила.

Я облокотилась руками о стол, подперев рукой подбородок, и выдержала её взгляд, не чувствуя раскаяния.

— Никаких подробностей не будет. Прости. Что же до всего остального, думаю, я просто разочарована. Всё это время я думала, что мы сможем нормально разговаривать. И два дня назад идея того, что мы будем мирно работать вместе, не казалась мне безумием. Теперь я точно знаю, я сумасшедшая. Я сумасшедшая, потому что считала, что мы с Малачи сможем нормально поговорить, не взбесив друг друга. Я сумасшедшая, потому что думала, что смогу снова начать сочинять песни после стольких лет. И я просто супер-сумасшедшая, потому что сбежала. Опять.