— Послушай, если тебе не комфортно, я останусь с тобой в отеле.

Ладно. Вот теперь я превратилась в расплавленную лужицу прямо на этом бетоне.

— Я подумала, что это был какой-то хитроумный план соблазнения!

Он медленно улыбнулся, и его улыбка была похотливой… точно сам грех.

— О, это он и есть. Но он настолько хитроумный, что я могу подождать. Мне необязательно, чтобы это случилось сегодня. Просто знай, что я тебя соблазняю. Это именно то, что происходит. В данный момент тебя соблазняют.

— Разве?

Он добавил к своей улыбке ещё и приподнятую бровь, и теперь моя лужица воспламенилась. Разве здесь было жарко? В конце ноября?

Потому что мне казалось, что стало супержарко.

— Кловер, если ты думаешь, что я преследую какую-то другую цель, а не пытаюсь снова влюбить тебя в себя, ты ошибаешься. Я делаю именно это. Это моя схема. Соблазню я тебя или нет, конечная цель — заставить тебя влюбиться в меня. Потому что, женщина, я влюблён в тебя всю свою жизнь, и моя любовь становится всё больше, глубже и сильнее. Я думал, что смогу избавиться от неё. Я думал, что за всё это время, что мы были не вместе, я смогу начать жить заново. Но потом ты появилась в той ложе, со своими дикими рыжими волосами, такая же красивая, как и всегда. И я знал. С того самого момента я знал. Я лгал себе все эти годы. Потому что я не могу жить без тебя. Я просто не могу. И более того, — он улыбнулся, и меня всю пробрало. — Я не хочу.

Я прислонилась к его гладкой машине, от которой веяло мужественностью, не в силах больше стоять на ногах. Своими честными прекрасными словами, он сбил меня с ног, и я уже никогда не стала бы прежней. Никогда.

— Я тоже не хочу.

В ту же секунду он подошёл ко мне. Его руки нашли меня и прижали к его губам.

— У меня хватит силы воли спросить тебя только один раз, — он нервно отвернулся, прежде чем снова попытался найти мой взгляд. И он нашёл его, и пленил. — Ты уверена? Я не хочу тебя торопить. Правда.

— Я уверена, — прошептала я. — Я тоже тебя люблю, Малачи. И всегда любила. Ты это знаешь, — я проглотила комок эмоций, стоящий в горле, и позволила себе произнести вслух слова, которые я так давно хотела сказать. — И всегда буду любить.

Его губы нашли мои под светом уличного фонаря, который погрузил нас в бездну чего-то невероятного, чего-то вечного. Я падала туда вместе с ним, в его объятиях, и я была просто рада падать и падать, и падать.

Я знала, что с ним так будет не всегда. Что будет ещё больше любви. Что будут ещё более огромные глубины и высоты. Я знала это, потому что вместе с ним мы прошли через ад, множество проблем, битв и подъёмов в гору, и что так было всегда.

Моя любовь к Малачи совсем не была похожа на то, что я чувствовала пять лет назад. Она была совсем не такой и при этом такой же, но она также стала чем-то большим.

Эти корни. Я действительно приросла к его душе. И они не отпускали. Они перевернули меня с ног на голову, и навсегда засели во мне. И меня это устраивало.

Как и сказал Деннис, это не значило, что будет легко. И идеально. Мы были людьми, и нам было суждено ошибаться. Но сложные вещи также были хорошими вещами. И я не могла дождаться всех этих хороших вещей.

В итоге мы доехали до его квартиры в центре города. Он раздел меня и повёл к своей кровати, и мы не покидали её, пока Бреннан не пригрозил убить нас обоих, если мы не приедем в студию.

Но мы с ним изменились. Изменилось что-то в нас. Для нас. Некоторые аспекты в наших отношениях были новыми и другими. Но кое-что осталось неизменным. Когда мы с ним одновременно доходили до высшей точки в спальне, это было подобно музыке, которую мы писали.

Он был создан для меня.

Я была создана для него.

И мы собирались решать все остальные проблемы по мере их поступления.

— Значит ли это, что ты вернёшься в группу? — спросил он, остановившись у входной двери.

— Я не могу, — сказала я ему серьёзно. — Сначала Бреннан должен умереть.

Он прищурил глаза.

— Это можно организовать.

Засмеявшись, я припала губами к его губам в медленном сладком поцелуе.

— Я люблю тебя, Малачи Портер.

— Я люблю тебя, Дикий Цветочек. 

— Вот это сюрприз! — Ривер просияла, когда мы вошли в огороженную зону в "Бауэри-Болрум"[19] с личным барменом и идеальным видом на сцену. — О, Боже, Кловер, это невероятно!

Я пригласила Ривер, Майю и Тею развеяться и провести выходной в Нью-Йорке, пока "Брайт Трэджэди" находились здесь. Бреннан повёл себя как настоящий мужчина и прислал за нами частный самолёт за счёт лейбла, так что Ривер, наконец, смогла вычеркнуть этот пункт из своего списка желаний.

Весь день мы ходили по всевозможным магазинам и ели во всевозможных местах, и вот теперь мы были здесь, чтобы увидеть последний концерт тура "Только для близких", и послушать первое живое исполнение нашей песни — "Дикий цветок".

Малачи пришлось сражаться с "Блэкстоун" не на жизнь, а на смерть, чтобы альбом вышел таким, как он хотел. Сначала они не поддавались, и тогда он заключил с ними сделку. Мы выпускали "Дикий цветок", именно в том виде, как он и хотел, и если песня получала успех, он мог закончить альбом так, как считал нужным. Если песню ждал полный провал, он соглашался навсегда стать их марионеткой, пишущей для них коммерческие хиты.

Это было рискованно и страшно. Каждый день в течение шести недель меня чуть ли не тошнило, в буквальном смысле. Но затем… наша песня стала "золотым" синглом. И было похоже на то, что вскоре она должна была получить "платину". Теперь у нас был законченный альбом и выбрана дата его релиза.

Я едва могла поверить в такой успех, но Малачи клялся, что давно знал, что это должно было случиться.

Ну, хорошо. Последнее время я верила всему, что он говорил.

Эта песня стала переломным моментом для нас обоих. А этот чудесный альбом, которым мы безумно гордились, превзошёл наши самые смелые ожидания. Но самым классным для меня было наблюдать за тем, как Малачи противостоял директорам лейбла.

Каждый день я видела, как он становился тем, кем он и должен был стать. И каждый день я всё больше и больше влюблялась в этого мужчину, которого полюбила раньше, чем узнала, что значит "любить". Он наконец-то нашёл точку опоры в этой индустрии, в этой жизни, и у меня от него перехватывало дух.

Избавившись от зависимости, Малачи получил шанс осознать, что играть ту музыку, которую он хотел играть, было для него важнее, чем любезничать с "костюмами", которых интересовали только деньги. Я увидела в нём зачатки этого огня, когда мы столкнулись с ним в тот раз в театре, и когда он фактически потребовал, чтобы мы снова начали писать вместе. Сейчас же этот огонь превратился в бушующее пламя, и я знала, что его уже было не остановить. И "Дикий цветок" был только началом.

Не то, чтобы он был готов отказаться от маленьких концертных площадок. Он не был к этому готов, да он и не хотел уже играть на больших стадионах. Они олицетворяли собой ту жизнь, в которую он не хотел возвращаться. Со всем этим давлением и обязательствами, которые совсем не были ему интересны. И меня это устраивало. Мне тоже нравились более камерные концерты.

Прошёл уже год с того момента, как мы официально снова сошлись. И весь этот год неидеальные мы наслаждались неидеальной любовью, стараясь получить от неё по максимуму.

Деннис, который официально начал занимать довольно большую часть моей жизни и который стал для Малачи отцом, которого у того, по сути, никогда не было, оказался прав. Малачи был человеком. И он совершал человеческие ошибки. Но это не означало, что наша любовь, не была абсолютно прекрасной.

Потому что оказалось, что и я — тоже человек. У меня тоже очень хорошо получалось совершать ошибки.