На основании проведенного анализа биопаттерна, получено предварительное одобрение на участие в проекте. Для проведения расширенного ДНК-анализа и прохождения второго этапа отбора, Вам следует явиться завтра в десять часов ноль-ноль минут на проходную главного корпуса ФНИЦНИГИ.

Просьба иметь при себе электронный носитель удостоверения личности, а также располагать достаточным количеством времени для прохождения тестов. Ориентировочное время экспертизы — от двух до четырех часов.

В случае Вашего согласия на дальнейшее участие в эксперименте, просьба направить подтверждение ответом на данное письмо до окончания сегодняшнего дня. В случае отсутствия получения от Вас подтверждения, Ваша заявка автоматически аннулируется».

Несколько секунд я ошарашенно хлопал глазами. Двадцать две тысячи четыреста семидесятый номер! Невероятно…

Потом, как ошпаренный, подскочил и глянул на часы — двадцать три пятьдесят девять!

Я вдавил кнопку виртинтерфейса «ответить», вбил в текст письма одно-единственное слово «Подтверждаю!» и нажал на отправку.

Почтовый интерфейс отрисовал улетающее письмо.

Значок часов мигнул и цифры сменились на четыре аккуратных нуля. Я перевел дух. Кажется, успел!

Центр нейробиологии и генной инженерии размерами и площадью напоминал небольшой городок.

Главный корпус я нашел без труда, приехав на полчаса раньше указанного срока, и теперь, как на иголках, сидел в холле, давясь безвкусным кофе из пластикового стаканчика.

Седоусый охранник на мои расспросы лишь равнодушно пожимал плечами.

«Если пригласили — ждите. Придут».

В очередной раз проверил почту — новых писем не было. Что если мой ответ пришел слишком поздно? Может, вообще зря всё это, и не нужно было отпрашиваться у Алекс и морочить себе голову? Да и сомнительно это всё как-то.

Без пяти десять я окончательно решил уходить, но вместо этого взял еще один стаканчик кофе.

Десять ноль-ноль! Ну, всё понятно. Теперь точно пора валить.

— Ежи Полански! — объявил голос репродуктора.

Всё еще не веря в реальность происходящего, я приблизился к стойке. Охранник считал сканнером биопаттерн с моего браслета и кивнул в сторону вращающейся двери.

За ней находился зал поменьше, округлой формы, с десятками лифтов по периметру.

Навстречу мне, сверкая залысинами, двинулся высокий человек в белом халате.

— Ежи Полански? Рад встрече! Марк Сельдингер, старший научный сотрудник кафедры нейрогенетики и молекулярной кибернетики!

Он растянул тонкие губы в улыбке; глубоко посаженные темные глаза внимательно изучали меня из-под высокого лба.

— Мы очень рады, что вы откликнулись на наше объявление, — сказал он, пожимая мне руку. — И спасибо, что пришли.

— Честно говоря, я боялся, что уже опоздал, — признался я. — Ваше письмо вчера я прочитал за минуту до полуночи…

Сельдингер понимающе кивнул. — Это, скорее, дисциплинарная мера. Дело в том, что мы впервые проводим эксперимент такого масштаба, и заинтересованы в максимально оперативной работе с участниками. Способность быстро и четко реагировать в сжатые сроки — одно из требований к кандидатам.

— А что за эксперимент? — вырвалось у меня.

Сельдингер посмотрел на старинные наручные часы.

— Буквально через несколько минут вы всё узнаете. Для начала, давайте поднимемся в мой кабинет.

Мы зашли в лифт, Сельдингер коснулся визатора пластиковой картой, и кабина бесшумно заскользила вверх. От стремительного подъема у меня заложило уши.

— Двенадцатый этаж! — объявил мелодичный женский голос.

Над полупрозрачными плексигласовыми дверями горела неоновая надпись:

«Кафедра нейрогенетики и клеточной патологии»

— У нас тут немного старомодно, — словно извиняясь, пояснил Сельдингер, пока мы шли по коридору мимо белых дверей, окруженных мерцанием защитных полей. — Руководство, знаете, не особенно охотно выделяет средства на ремонт. Хотя здание уже довольно старое, тридцатых годов. Да, в общем-то, с тех пор здесь мало что менялось… С другой стороны — своеобразная атмосфера, словно работаешь в музее.

Кабинет Сельдингера находился в самом конце коридора, в небольшом холле.

— Прошу! — он жестом пропустил меня вперёд.

Двое мужчин в белых халатах, о чем-то негромко беседовавших между собой, прервались при моем появлении.

Белобрысый, стоявший у широкого, во всю стену, виртэкрана, радостно заулыбался. У него были светлые, чуть навыкате, глаза, пухлые губы и несколько одутловатое лицо. К карману халата, несколько небрежно, был прикреплен бейджик, такой же, как у Сельдингера.

Его собеседник, седоватый мужчина плотного телосложения, вальяжно развалившийся в кресле у стола, окинул меня оценивающим взглядом. Белый халат, наброшенный на дорогой костюм, был ему явно мал.

— Знакомьтесь, коллеги! — Сельдингер торжественно взмахнул ладонью. — Ежи Полански, двадцать один год, наш доброволец. Процент совпадения по предварительной оценке биопаттерна — девяносто шесть процентов!

Белобрысый присвистнул. — Девяносто шесть?!

Сельдингер, сияя, кивнул.

— Ежи, это — Максим Лукша, наш младший научный сотрудник.

— Можно просто Макс, — ввернул тот, не сводя с меня восхищенного взгляда, словно я был невесть какой диковиной.

— А это, — Сельдингер слегка поклонился седоватому, — Генрих Рудольфович Миллер, официальный представитель наших партнеров, студии виртуальных технологий «Феникс».

— Можно просто Генрих Рудольфович, — усмехнулся Миллер.

Я пожал мягкую ладонь Макса, едва выдернул руку из стискивающей медвежьей лапы Миллера и присел на предложенный мне стул.

Сельдингер откашлялся. — Итак, Ежи, позвольте еще раз поблагодарить за то, что откликнулись на наше предложение. Откровенно говоря, мы не ожидали так быстро найти кандидата, практически идеально подходящего для наших исследований. Разумеется, нам предстоит еще провести несколько тестов, но, перед тем, как мы продолжим, необходимо ввести вас в курс дела и заручиться вашим согласием.

Он выжидательно уставился на меня, и я кивнул, пока еще не очень понимая, на что именно я должен согласиться.

— Прежде всего, — продолжил Сельдингер, — я хотел бы оговорить, что всё, что вы сегодня услышите, относится к экспериментальному проекту, и одним из условий является неразглашение любой относящейся к нему информации. Вы согласны сотрудничать на этих условиях?

— Согласен, — подтвердил я.

Сельдинегр обменялся быстрым взглядом с Миллером, и, получив от него едва заметный кивок, заторопился дальше.

— Как вы уже знаете из объявления, мы ищем людей с наследственными генетическими заболеваниями нервной системы, к которым относится и ваша спинально-мышечная атрофия. В анкете вы указали, что носите нейрокорсет с восьми лет? Когда появились первые признаки заболевания?

— Сколько себя помню, — я пожал плечами. — В интернате меня сначала возили в коляске, потом социальщики выбили квоту на корсет.

Сельдингер кивал. — Дело в том, Ежи, что ваше заболевание относится к редкой форме. Наверное, вы в курсе, что стандартные методики генной инженерии в вашем случае малоэффективны. Наше исследование, точнее — экспериментальная разработка, предполагает принципиально новый, инновационный подход к лечению таких случаев.

Он сделал знак Максу и тот активировал виртуальный экран.

— Вот смотрите, — Сельдингер ткнул лазерной указкой во вращающуюся, закрученную восьмерками спираль. — Это — проекция вашей ДНК. Вот здесь, — алая звездочка скользнула по спирали, — условно говоря, проблемный участок, со сложным нарушением последовательностей нуклеотидов. На сегодняшний день в арсенале медицины отсутствуют способы коррекции таких повреждений in vivo, то есть — в живом организме, понимаете?

Он уставился на меня так, будто я лично был виноват в отсутствии этих способов.

— Однако, — продолжил он, взмахивая рукой, и Макс переключил слайд, — теоретически, существует возможность, условно говоря, пересобрать неправильный участок, используя виртуальную модель ДНК.