Дело пошло весной, да так, как не снилось ни нам, ни тому китайцу. Барон озолотился, продавая лицензии. Маркиз Камеяма и герцог Нью-Джерсийский развернули производство в таких масштабах, о которых мы и не мечтали. Глушилки шли нарасхват, и наши товарищи, разбросанные по всему миру, находились теперь в несколько большей безопасности. Инфос бездействовал. Быть может, он научился читать по губам, а может, сознательно усложнял себе задачу, как делает тот, кто одержим желанием пощекотать себе нервы. Адреналиновый наркоман небиологической природы — возможно ли такое в принципе?
Наверное, да, только без адреналина.
Компактные приборчики для телепатической связи мы, напротив, не рекламировали. Их и надо было гораздо меньше, с их изготовлением вполне справлялись кустарные мастерские. С генератором инфосолитонов дело у Саркисяна долго не ладилось, он денно и нощно торчал в мастерской, почернел, оброс дикой бородищей, орал и брызгал слюной на каждого, кто попадался ему на глаза, но к весне расколол и эту задачку.
Инфос не вмешивался! Честно говоря, я этого не понимал: ведь генератор инфосолитонов управлял не чем-нибудь, а его частями! Если бы кто-то внешний попробовал управлять хотя бы моим мизинцем, этот мизинец в один момент стал бы частью кулака, вразумившего такого управляющего. Ибо не суйся, куда не просят!
Репрессий, однако, не последовало. Никто из нас не знал, до каких пор противник будет терпеть наши выходки, и это нервировало. Следует ли нам резко ускорить дело, чтобы сбить его с толку? Или наоборот, резко замедлить темп подготовки, чтобы он понемногу расслабился и счел нас беззубой фрондой?
Ускорить — трудно. А замедлить — до каких пор? Этак успеешь состариться и сойти в мир иной задолго до переворота, если он вообще когда-нибудь состоится. Вот уж радость! Стоило из-за этого переть на рожон!
Генератор инфосолитонов вышел не таким компактным, как два первых творения Ромео, но все же он мог поместиться в большом кармане или на поясе. При желании его можно было носить скрытно — ну, конечно, в том случае, если кому-нибудь не придет в голову тебя ощупать. Мы испытали генератор на покрытой твердым настом поляне. Инфосолитон оказался таким же примитивным, как и тот, в музее: на расстоянии вытянутой руки от прибора воздух сгустился в полупрозрачный диск и двинулся прочь, понемногу расширяясь. Он взломал наст, снес к черту нижние лапы раскидистой ели на краю поляны и рассеялся.
— Годится как защита, — констатировал я.
— Возможно, не только, — сказал Мика и стал озираться по сторонам. Никто на нас не нападал.
Наверное, он подумал о том же, о чем и я: пока мы внутри колонии, Инфос не станет вмешиваться без крайней необходимости: развлекайтесь, детки… Но стоит деткам начать шалить вне специально отведенной им резервации…
Дел у меня в ту пору было немного, и я, предчувствуя, что довольно скоро их станет по горло, упражнял мышцы. Тренажерный зал и бассейн оказались как нельзя кстати, а еще я брал лыжи и, свалившись несчетное число раз мордой в снег, научился довольно сносно ходить на них. Чем и занимался часа по три в день, наматывая круги вокруг колонии, если только не сильно вьюжило. К весеннему снеготаянию я окреп настолько, что самонадеянно сравнивал свои физические возможности с таковыми же возможностями обыкновенного нетренированного землянина.
Заодно я попытался ликвидировать зияющие пробелы в моем образовании. История, социология, политология, экономика — за штурм этих горных вершин я взялся особенно рьяно. Немедленно выяснилось, что каждая из них представляет собой не отдельно торчащий пик, а целый горный массив со сложным рельефом, локальными вершинами, гребнями, скалами и ущельями. Пришлось стиснуть зубы. Если вы думаете, что после силовых тренажеров, лыжных забегов и заплывов в бассейне наука укладывается в голове особенно хорошо, попробуйте-ка сами. Что наши предки умели лучше всего, так это исписывать страницу за страницей, том за томом. Они породили такое количество научной мысли, что разобраться со всем этим наследием оказалось решительно невозможно, пришлось скакать по верхушкам, как мелкая обезьяна. Философия и вовсе ввергла меня в отчаяние.
Мика был не теоретик, он был практик. И все же я спросил именно его:
— Чего мы хотим в конечном счете?
Он посмотрел на меня, как на идиота.
— Уничтожить Инфос. Ты против?
— Я-то не против. Но что будет потом?
— С кем?
— Со мной, с тобой, еще с тремя миллиардами людей на планете Земля…
— Они научатся жить как взрослые люди, — сказал он, — а не как дети, которым надо поминутно вытирать носы, а баловников — шлепать. Даже хуже: дети хоть учатся чему-то, а мы нет.
— С этим не спорю, — сказал я. — Цель достойная. Но какую общественную формацию мы собираемся создать, одержав победу? — Ох, и сомневался же я в той победе! — Сохраним феодализм с императором наверху?
— Ну нет! — Мика даже в лице изменился. — Никакого императора. Никаких сословий. Все люди должны быть равны!
Он даже не сказал «равны в правах». Интересно, как он мечтал ликвидировать, например, интеллектуальное неравенство? А физическое? А гендерное? Ох, младенец…
— Значит, свобода, равенство, братство? — не унимался я. — Ты, помнится, говорил о капитализме. Стало быть, свобода частной инициативы, собственность как основополагающая ценность и свободная конкуренция на рынке? — Я вспомнил разговор с Рудольфом. — Капитализм был годен в прошлом, когда на планете хватало ресурсов и все время увеличивались рынки сбыта. Теперь этого нет. Значит, начнется драка хапуг за то, что еще осталось. Будут многочисленные конфликты, в том числе вооруженные. С неизбежными жертвами. Немедленно расцветет сепаратизм, успешные регионы не захотят кормить голодранцев из бедных регионов, начнутся локальные войны, вспыхнет религиозная вражда, и планета вновь будет разделена на отдельные государства. Потом все худо-бедно устаканится, сильные хапуги сожрут слабых и наведут какой-никакой порядок, но все равно будут жуткие кризисы, голод, и трем четвертям человечества небо покажется с овчинку. Нравится?.. Я так и думал. Так что же — социализм? А какая его версия? Их много. И в каждой есть подводные камни.
— Сначала будет диктатура, — нахмурившись, пробурчал Мика. — Без нее нам вообще не удержать завоеванное.
— Верно, — согласился я. — Поначалу — да. Ну а потом? Как насчет собственности на землю? На промышленность? На средства связи? Конфискуем и поделим поровну? Сохраним за нынешними владельцами при условии их лояльности, а нелояльных господ унасекомим, предварительно обобрав до нитки? Кстати, даже в самом мягком варианте сопротивление титулованной знати будет бешеное. Нам нужны ренегаты из этой среды, причем достаточно влиятельные. Мы должны их использовать. Их надо было начать искать еще пять лет назад. Их ищут?
Мика только моргал. Ясно было, что он не задавал себе и половины этих вопросов. Его настоящим врагом был Инфос, а остальные — так, примазавшиеся и не слишком существенные. Вместо ответа он сварливо посоветовал мне пойти заняться настоящим делом, ну вот хотя бы помочь Ромео. Я ведь неплохой техник.
Ага, «помочь»! Чтобы носатый техногений обозвал меня по-всякому и выставил за дверь при первом же моем промахе, а то и вовсе без него? Нет уж, дудки.
— Иди, иди, мыслитель. Работай.
В этом был весь Мика. Может быть, и неплохой тактик, но определенно не стратег. Я не стал и заикаться ему о том, что не понимаю, как можно рассчитывать на успех без поддержки со стороны императора. Мика взбесился бы. Такие крепости, как он, надо брать измором.
Бермудский все-таки проболтался. Когда я в очередной раз пришел на совещание, на меня обрушился шквал вопросов: что за штуковину такую мы соорудили втихаря? К счастью, речь шла только о глушилке. Я отбрехался: идея, мол, еще сырая, эффективность глушения и сейчас-то под большим вопросом, а как только Инфос найдет противоядие, и вовсе выйдет пшик. Мол, наша попытка — лишь пробный камень, эксперимент, из которого когда-нибудь (но не сейчас) в принципе может что-то получиться, а может и нет. Мне строго указали на то, что такие эксперименты должны проводиться исключительно с общего одобрения колонистов и ни в коем случае не иначе. Дескать, мы с Микой (Ромео остался в тени) своими безответственными действиями могли подвергнуть опасности всю колонию. Я умудрился состроить покаянную физиономию, сокрушенно кивал и, к своему изумлению, легко подавил внутри себя приступ бешенства. Научился кое-чему за время жизни среди людей!
