— Нет, — ответил я.

— Имейте в виду, большего вам никто не предложит, — сухо проговорил Леонард. — Подумайте еще немного. От монаршей милости не отказываются.

И тут я наконец закипел. Взорваться не взорвался, но выпустил сколько-то пара.

— А я отказываюсь!

— Может быть, вы отказываетесь и от дворянства? — неожиданно кротко спросил Леонард.

— А то как же!

— Ясно. Пойдемте со мной.

— Куда это?

— Эта должность больше не ваша. Вам будет предоставлена другая.

— Какая же?

— Именно та единственная, какую вы только и можете занять при вашем воображаемом социальном статусе.

— Почему воображаемом? — Я насторожился.

— Потому что вы дворянин. — В голосе Леонарда прорезался металл. — Хотите вы того или нет, но вы дворянин уже по факту пребывания на Земле и принадлежности к человеческому роду. Вы вписаны в соответствующий реестр, у вас есть герб и девиз. Ваш отказ считать себя дворянином означает лишь одно: вашу болезнь.

— Я простолюдин, — повторил я.

— Ваше упорное опровержение очевидного только подтверждает ваше болезненное состояние.

— Меня вернут в клинику? — осенило меня.

— Совершенно верно.

— В отделение для сумасшедших?

— Вы очень догадливы. Следуйте за мной. Вы тоже. — Это Джоанне.

«Передумай! Еще не поздно!» — панически крикнул кто-то внутри меня. Но я заткнул его. Будь что будет. Да, я упрямец и знаю это. Тот, кто не упрям, не выжил бы на Луне в одиночку. А тот, кто не сошел с ума, не рискнул бы лететь на Землю в кое-как подремонтированной тысячелетней жестянке. В чем-то Леонард был прав.

Наверное, я сделал какой-то жест, потому что Леонард добавил:

— Сопротивляться не советую. Иначе вас поместят в отделение для буйных.

Всякий, кто видел Леонарда в деле, и не подумал бы о сопротивлении. Я тоже.

— А-а-а-а-а-а-а-а!..

Кричал мой сосед по палате — значит, наступило утро. Первый солнечный луч, растекшийся по матовому стеклу окна, приводил соседа в возбуждение. Он начинал с «а», тянул этот звук, пока хватало дыхания, после чего переходил на другие гласные, по алфавиту. Когда гласные кончались, он принимался за согласные, которые можно было тянуть, а когда иссякали и они, затихал и большую часть времени лежал на спине, бессмысленно таращась в потолок. Уж не знаю, что он тщился там рассмотреть. Потолок был как потолок, белый и чистый, без особых примет.

Я попал в соседи к тощему парню лет, наверное, двадцати пяти, с бесцветными волосенками на узком черепе и бледной, как у покойника, кожей. Разговаривать сосед не желал или не умел. К тому же страдал энурезом. Оживал он только во время кормежки и, в два счета пожрав свою порцию больничной еды, алчно посматривал на мою. К его ежеутренним голосовым упражнениям я притерпелся. Могло быть хуже. А могло и лучше, обладай мой сотоварищ по безумию хоть какими-нибудь вокальными данными, кроме способности наполнять палату децибелами.

Так начинался мой день — еще один скучнейший день на планете Земля. Наверное, мы с соседом рано или поздно составили бы дуэт, если бы я с упрямством истинного уроженца Луны не продолжал заниматься физическими упражнениями. Это отвлекало. Присел — встал, присел — встал. Побегал на месте, задирая колени. Поднатужившись, кое-как сумел один раз отжаться от пола. Роботы-санитары, убедившись, что мои телодвижения не ведут к суициду или членовредительству, не препятствовали мне укреплять опорно-двигательный аппарат. Не нужно было только мешать им выполнять свои несложные обязанности — могли скрутить и оставить скрученным на полдня. К счастью, не дольше, я проверял.

О местонахождении Джоанны я ничего не знал, во всяком случае ее ко мне не допускали и вестей от нее не передавали. Да и желала ли она меня видеть? Не уверен.

После буквы «л» сосед сделал паузу, а, дойдя до «м», мычал долго, с модуляциями и видимым наслаждением. Он любил этот звук. Но модуляции, обычно едва уловимые, звучали сегодня отчетливее.

Вдруг он замолчал. Я ожидал, что настанет черед нытья буквы «н», но этого не случилось. Тогда я посмотрел на соседа. Он, в свою очередь, скользнул взглядом в мою сторону, и черт возьми! — мне показалось, будто в его пустых глазах мелькнула и тут же погасла искра разума. Наверное, показалось…

Потом он против своего обыкновения завыл «у-у-у», а когда в легких кончился воздух, коротко вдохнул, проныл «н-н-н» и умолк. Я вновь посмотрел на него — он бессмысленно пялился в белизну потолка, словно мечтал раствориться в ней. Минуло, наверное, полчаса, прежде чем он вспомнил, что в алфавите содержатся еще не пропетые сегодня буквы.

Стоило ему вновь напрячь голосовые связки, как до меня дошло. Он сделал паузу перед «м». Затем пропел «у» и «н», после чего вновь замолчал. Он выделил в отдельный пакет звуки «м», «у» и «н». Что получилось? «Мун».

Да ведь Мун — это название Луны на одном из очень распространенных в древности и еще не окончательно позабытых языков!

Сердце бешено заколотилось. Что это — глупое совпадение? Или мой сосед не такой олигофрен, каким хочет казаться, и очень осторожно дает мне понять, что знает обо мне кое-что? Ну, хотя бы то, откуда я взялся. Интересно, от кого он получил эти сведения? Но если верно второе предположение, то теперь мой ход.

Та еще задачка: внушить соседу, что я понял его послание, и сделать это так, чтобы не вызвать ничьих подозрений. Если я угадал правильно, то мы находимся не только под прослушкой, но и под непрерывным приглядом. Чьим — пока не важно, потом разберусь.

— Молчи, ущербный! — прорычал я, делая вид, что долго терпел, а теперь готов выйти из себя. — На воле небось на луну выл?

Слово произнесено. Он должен понять. Даже два слова: Луна ведь с Земли тоже порой выглядит ущербной, как и Земля с Луны. Умный поймет скрытый смысл — дурак нет.

Ждать пришлось вроде бы и недолго, не более часа, и я понимал, что немедленного ответа не будет, но осознавал это только на уровне холодной логики; эмоции же били через край, и я ругался про себя всеми черными словами, какие знал. Померещилось! Сосед мой — просто тихий идиот. Хотя нет, вру: по утрам не очень тихий.

Наступило время ежедневной санобработки палаты, но знакомые санитарные роботы так и не появились. Значительно позже обычного времени дверь, лязгнув, уехала в стену, и в проеме появился робот другой конструкции. А, тоже знакомый! Привет, горилла! Этот или его собрат конвоировал меня в санпропускник в день моего знакомства с этой лечебницей, а потом — в палату. Я не дергался: один вид робота сразу давал понять, что любая попытка сопротивления будет пресечена мгновенно и болезненно.

За первой механической гориллой в палату проследовала вторая такая же. Позади с пультом в руке с видом тупой сосредоточенности брел человек в респираторе — первый, не считая моего соседа, живой двуногий, которого я встретил в здешней психушке.

Я встал с койки сам. Мой сосед не последовал моему примеру, и роботу-горилле пришлось поставить его вертикально. Тощие ноги соседа тут же подломились в коленях, и он несомненно упал бы, если бы горилла не умела быстро хватать падающее. В конце концов робот понес его, как младенца.

Человек с пультом не отвечал на вопросы и в дверь с надписью «Отделение санобработки» не вошел. Роботы в два счета избавили нас от больничных пижам и для начала сунули обоих под обжигающий душ, затем опрыскали с головы до ног каким-то раствором, от которого у меня зачесалось все тело, потом смыли этот раствор другим раствором и в довершение всего втолкнули в парную, где у меня чуть ли не ногти вспотели. Обе механические гориллы вошли следом — наверное, желали удостовериться, что мы потеем согласно предписаниям медицинской науки, а не как-нибудь неправильно.

Тут-то и случилось то, на что я даже не рассчитывал. Мой сосед внезапно подмигнул мне и бесстрашно приблизился к одному из роботов. Неуловимое движение — и сосед отпрянул назад, сжимая что-то в кулаке. Робот беспокойно поворочал корпусом вправо-влево, бесцельно подвигал манипуляторами и вновь замер. Второй даже не пошевелился.