Это несправедливо.

Почему всегда она?

Она получает все, а я ничего. Я всегда запоздалая мысль. Проигравшая. Никто. Не знаю, почему я думала, что сегодня все будет по-другому.

Я забираюсь в постель, с воспаленными лодыжками и всем прочим, и рыдаю в подушку, пока не засыпаю.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, из кухни доносится пронзительный крик. Я бегу вниз, и мои ноги замедляются на последних ступеньках, когда я вижу двух полицейских, а на кухне возле входной двери моя мама стоит на коленях со слезами, струящимися по ее лицу.

Шериф Келлер стоит перед ней с выражением, от которого у меня скручивает живот.

— Нам очень жаль, Моника.

Его следующие слова заставляют мой желудок опустеть, а кровь отхлынуть от лица.

Тело опознано.

Найдено на скале Поцелуев.

Расследование убийства.

Я качаю головой, пытаясь понять смысл его слов. Этого не может быть. Это невозможно.

— Мы изучаем все возможные версии того, что могло случиться с вашей дочерью, мистер и миссис Райт. На ее теле имелись следы травм, а также... — он прочищает горло, — А также следы нападения.

— Что это значит? — хрипло спрашивает папа.

Келлер вздыхает.

— Майкл... это значит, что ее изнасиловали.

— Моя малышка! — кричит мама, и звук дождя впивается мне в спину.

Я яростно раскачиваюсь на ногах и хватаюсь за перила для поддержки, когда приходит осознание.

Мою сестру убили.

Ее тело нашли на скале Поцелуев.

Самое последнее место, где я должна была встретиться с Трентом и его друзьями прошлой ночью.

Мэдисон не должна была быть найдена мертвой на той скале сегодня утром. Это должна была быть я.

9 лет спустя

— Ты с ними уже говорила? — спрашивает Кэтрин со своего места напротив меня.

Я уклончиво поднимаю плечо, потому что нет, я не разговаривала с родителями, хотя знаю, что должна. Приближается девятая годовщина смерти Мэдисон.

С того утра ничто не казалось мне правильным, особенно в доме, с мамой и папой. Когда родители теряют ребенка, в большинстве случаев они теряют самих себя. Они, в свою очередь, пренебрегают ответственностью за свое горе, что вполне объяснимо. Только во время своего горя родители забыли обо мне. Они забыли и о том, как мне больно. Не понимали, как сильно я в них нуждаюсь. Или, возможно, понимали, и это просто их не волновало.

Я не видела своих родителей восемь лет. Восемь долгих и одиноких лет.

После того, как я закончила школу, казалось, что эта черная туча нависла над головами моей семьи — скорее, над всем городком. Покидая Ферндейл, родители не оказали мне никакого сопротивления. Они не умоляли меня остаться или предложить присутствовать в моей жизни, как я надеялась. Они даже не пришли на церемонию выдачи дипломов. Наверное, им было слишком тяжело смотреть, как я иду по сцене без Мэдисон.

Я надеялась, что колледж поможет мне пережить ее смерть. Новое побережье. Новый город. Новые люди. Новое все.

Но этого не произошло.

Во всяком случае, время, проведенное вдали от Ферндейла, заставляло меня думать о Мэдисон больше, чем хотелось. Она была повсюду, но не там, где мне было нужно. Мои мысли о ней граничили с одержимостью. Почему это произошло с ней? Страдала ли она? И моя самая большая навязчивая идея заключалась в том, почему кто-то хотел убить мою сестру, и почему ее убийца никогда не был привлечен к ответственности?

Когда убийство в таком маленьком городке, как наш, остается нераскрытым, оно оставляет след. И именно это сделало с Ферндейлом смерть Мэдисон. Беззаботный городок превратился в печальное, заброшенное место, куда туристы больше не хотели приезжать.

Молодую девушку жестоко убивают в лесу? Да, это не самая лучшая реклама, чтобы побудить туристов и отдыхающих привезти с собой свои семьи.

— Позвоню им как-нибудь позже, — бормочу я, решив сделать глоток клубничной мимозы, чтобы больше не врать.

Кэт обменивается взглядом с нашей подругой Верой, прежде чем бросает на меня взгляд через стол, ее идеальные брови изгибаются.

— Знаешь, Кенз, я думаю...

— Мы можем не говорить об этом прямо сейчас? Пожалуйста.

Ее рот захлопывается, и она кивает. Я думаю, что это самая большая сдержанность, которую я когда-либо видела от нее.

Вера и Кэтрин не все знают о моем прошлом, но они знают, что моя сестра умерла, и у меня больше нет близких отношений с родителями. Чего они не знают, так это того, что моя сестра была моим близнецом, и я винила себя в ее смерти последние девять лет.

Кэт снова листает страницы своего журнала сплетен. Вера и Кэт живут ради этих вещей — кто есть кто и самые завидные холостяки здесь, в Нью-Йорке. Все то, на что мне наплевать.

Когда она натыкается на что-то особенно сочное, она издает визг и начинает обмахивать лицо. Она почти так же драматична, как и они. Тут же Вера подскакивает к ней, пытаясь разглядеть, над чем она визжит. Просматривая страницу, их глаза расширяются и, если это возможно, их глаза начинают сверкать. Я почти вижу знаки денег в их зрачках.

— Твою мать, — выдыхает Вера. — Это будет самое жаркое событие года. Можете себе представить, сколько связей мы могли бы установить? Мы должны присутствовать на открытии клуба.

Блеск в глазах Кэт говорит о том, что она полностью согласна с этим утверждением.

— Посмотри.

Кэт, совершенно ошеломленная, пододвигает ко мне журнал, к которому они приклеены, и я закатываю глаза, готовясь прочитать что-то, что, без сомнения, будет пустой тратой времени.

Вот тогда-то я это и вижу.

Или его.

Татуировка на его предплечье — явная улика.

У меня пересыхает во рту, когда я смотрю на мужчину на снимке. Прошло много лет с тех пор, как я видела его в последний раз, и мгновенно переношусь на девять лет назад.

Я выбегаю из дома, входная дверь в спешке ударяется о стену. Я не оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, следует ли за мной шериф Келлер или все еще пытается утешить моих родителей. У меня на уме только одно — Трент Эйнсворт.

Что произошло прошлой ночью ? Был ли это его план с самого начала ? У него с Мэдисон случилась ссора на скале Поцелуев, и поэтому она погибла ? Так много вопросов и возможных ответов обрушилось на мой мозг в полную силу, но ни один из них мне не нравится. Мне нужно знать, что произошло прошлой ночью.

Реальная история.

Все еще одетая в пижаму и пушистые тапочки, которые мама и папа подарили мне на прошлое Рождество, я бегу по грязной дороге, направляясь к единственному месту, где, как я знаю, тусуются Дикари. Корт.

Каждое воскресенье ребята играют в баскетбол на корте. Точно так же, как каждую пятницу с незапамятных времен люди ходят на их футбольные матчи. Так было всегда, сколько я себя помню, и именно поэтому в глубине души я знаю, что они там.

Гравий и камешки грязи бьются о мои лодыжки и икры, когда я несусь по улицам Ферндейла. Горький утренний холод льнет к моей коже и проникает в грудь. Такое ощущение, будто я проглотила кусок сухого льда. С каждым дуновением воздуха с моих губ срывается все больше клубков белого пара. В груди словно горит огонь, а в боку тугая рана, от которой меня чуть не выворачивает наизнанку прямо на дорогу, но я не могу остановиться. Я не могу сдаться, не сейчас.

Толстушка Кензи не сдастся.

Мое сердце сжимается от прозвища, которое дала мне Мэдисон. Слезы щиплют глаза, но не по тем причинам, о которых можно было бы подумать. Я привыкла к Мэдди и ее резким словам, но мысль... Боже, одна только мысль, что я никогда больше не услышу ее голос, никогда не увижу, как она завивает свои красивые длинные волосы по утрам перед школой, никогда не увижу, как она откидывает голову назад при смехе, опустошает меня. Я не могу вернуть ни одного из моментов с моей сестрой. Мой близнец. Девушка, с которой я делила утробу.