Ее нет.

Ее действительно нет.

Слезы текут по моему лицу, когда я думаю о сестре. Она не всегда была такой высокомерной и злой. Она была моей лучшей подругой. Моей защитницей. Черт, когда-то мы даже разделяли двойной феномен — чувствовать боль друг друга и одинаково мыслить.

Так почему я не почувствовала ее прошлой ночью ?

Почему, блядь, я не почувствовала, как боялась Мэдисон в последние секунды своей жизни ?

Качая головой, я бегу сквозь боль. Мои икры начинают напрягаться и сводить судорогой. Когда заброшенные улицы очищаются, я знаю, что приближаюсь к нужному месту. Вдалеке я вижу корт и низкий туман, который льнет к земле, почти скрывая темные фигуры, играющие впереди. Но я их чувствую. Я знаю, что они там.

Мои тапочки шлепают по тротуару, когда я приближаюсь к их игре. Туман, нависший над травой у корта, начинает рассеиваться, и не успеваю я опомниться, как оказываюсь там, стоя перед пятью — погодите — четырьмя грозными дьяволами — Дикарями округа Гумбольдт. Я уверена, что выгляжу абсолютно безумно, все еще одетая в тапочки и пижаму, со слезами, струящимися по моему лицу. Я могу только догадываться, о чем они думают.

Четыре пары глаз поворачиваются ко мне, но мой взгляд прикован только к одному из них. Трент перестает бросать баскетбольный мяч, его брови опускаются при виде мое расстроенного состояния.

— Почему ? — хриплю я, когда новая волна слез обжигает мне глаза и нос.

Один из Дикарей — Зак Ковингтон — резко смеётся.

— Кто, черт возьми, эта занудная сука ?

Остальные присоединяются. Кроме Трента. Он все еще смотрит на меня, как на головоломку, которую пытается сложить.

Игнорируя замечание Зака, Трент спрашивает:

— Могу я тебе чем-нибудь помочь, ребёнок ?

Ребёнок ? Ребёнок ? Ты издеваешься ?

Мои губы сжимаются в тонкую линию. Я делаю угрожающий шаг вперед и тычу пальцем в его сторону. Он не вздрагивает и не отстраняется, только вопросительно поднимает бровь.

— Ты прекрасно знаешь, почему я здесь.

— Может кто-то пожалуйста, увести эту корову из корта ? Она портит всю игру! — Винсент Хоторн — еще один из них — рычит.

Я сердито смахиваю слезы, текущие по лицу, ненавидя себя за то, что выгляжу такой слабой. Ненавижу, что Трент смотрит на меня так, будто понятия не имеет, кто я.

— Пожалуйста, Трент, — умоляю я, пытаясь найти другой подход. — Просто расскажи мне, что произошло вчера ночью на скале Поцелуев с Мэдисон. Обещаю, я не расстроюсь. Я просто... мне нужно знать, что ты не причинил ей вреда. Мне нужно знать, что наш поцелуй прошлой ночью был настоящим.

Смех.

Громкий, душераздирающий смех это ответ, который я получаю от Трента и остальных парней.

Трент роняет баскетбольный мяч. Звук его удара об асфальт эхом отдается вокруг нас, и он скрещивает руки на своей твердой груди, насмешливая ухмылка играет на его губах.

— Поцелуй ? Тебе приснился сон обо мне, милая ?

Он поворачивается к парням, смеясь и стуча кулаками, будто это какая-то дурацкая шутка. Маркус Уайтхорн — еще один дьявол Гумбольдта— двигает бёдрами вперёд и назад, имитируя секс.

Мои зубы стискиваются, я стараюсь контролировать свой гнев.

— Ты поцеловал меня вчера у костра, Трент. Назвал меня красивой. Даже сказал встретиться с тобой на скале Поцелуев позже той ночью.

Трент откидывает голову назад и смеется. Его шея энергично работает, поддерживая его грохочущую истерику.

— Послушай, милая, я не знаю, о чем ты, черт возьми, говоришь, но я никогда не целовал тебя вчера. Блядь, я бы и близко не подошел к тебе с трёхметровой палкой. Так почему бы тебе не сделать нам всем одолжение и не убраться отсюда нахуй ?

Злые слезы щиплют глаза.

— Ты лжешь! — кричу я. Мой пронзительный голос отражается от корта. — Ты поцеловал меня вчера. Все вы были там! — я пригвоздила их всех своим взглядом, прежде чем снова сфокусироваться на Тренте. — Ты попросил меня встретиться с тобой на скале Поцелуев, и Мэдисон отправилась вместо меня, только сегодня утром она так и не вернулась домой, и я уверена, вы все знаете почему.

Я позволила своим словам, своим намекам повиснуть в воздухе. Среди всех нас.

Их смех и самодовольство постепенно исчезают, сменяясь гневом. И Трент, и Зак делают опасные шаги вперед, но Маркус и Винсент кладут руки им на плечи, останавливая их от сокращения расстояния.

— Послушай, маленькая сука, я не имею понятия, что ты думаешь, но я уже сказал тебе, что не знаю, кто ты. Мы не целовались и никогда не поцелуемся. Я не хочу, чтобы меня застукали мертвым, целующимся с такой уродкой, как ты. А теперь проваливай.

— Но ты меня знаешь. Вы все знаете, — выдыхаю я, слезы застилают мой голос.

Глядя на Трента, я не могу не задаться вопросом, куда делся парень с прошлого вечера. Этот парень был на самом деле мил со мной, но теперь он вернулся к своим мудацким манерам.

— Мы знаем эту... эту особу, ребята ? — спрашивает Трент ребят, оглядываясь через плечо.

Они все смеются, качая головами.

— Пожалуйста, Трент, — всхлипываю я, делая шаг. — Пожалуйста, расскажи мне, что случилось с моей сестрой.

— Я сказал, блядь, проваливай! — резко рявкает Трент.

Я вздрагиваю от его тона, чуть не спотыкаясь о собственные ноги.

— Проваливай отсюда, пока еще можешь, уродка, — рычит Винсент, поднимая брошенный баскетбольный мяч.

Я качаю головой, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь поток слез, струящихся по моему лицу.

Как он мог ? Это случилось прошлой ночью. Я знаю, что да.

Почему они лгут ? Почему он не может просто признаться, что поцеловал меня прошлым вечером ? Все это какая-то дурацкая шутка ? Мэдисон во всем была права ?

— Трент... — начинаю я, но Зак выхватывает баскетбольный мяч из рук Винсента и бросает его в меня.

Мяч попадает мне прямо в живот, выбивая из меня воздух.

— ПРОВАЛИВАЙ! — рявкает он.

И я ухожу. Спотыкаюсь на дрожащих ногах убегаю. Мое тело сотрясается от рыданий, когда я плетусь по улицам. Слезы текут по моему лицу, и я едва вижу, куда бегу сквозь поток слез. Мои тапочки вдруг за что-то цепляются, и я падаю. Мое тело глухо ударяется о влажную землю, и я стою на четвереньках, всхлипывая в неподвижный воздух.

Я плачу по Мэдисон.

Я плачу по убитой горем уродке, у которой не было ни единого шанса.

Я плачу и плачу, пока у меня не остается слез.

Звук шин по гравию заставляет меня вытереть лицо рукавом пижамы и посмотреть на источник.

— Боже милостивый, Маккензи. Где тебя черти носили ? Ты нужна своим родителям! — говорит шериф Келлер, распахивая водительскую дверцу патрульной машины.

Я даже не утруждаю себя вытереть слёзы. Вместо этого я позволяю отчаянному рыданию вырваться и посмотреть в его встревоженные глаза, когда он ползёт ко мне.

— Шериф Келлер. — мой голос срывается, а губы неудержимо дрожат. Не сомневаюсь, что мои следующие слова вызовут целую бурю проблем. — Я должна рассказать вам кое-что о прошлой ночи.

— Маккензи? Эй, ты в порядке, детка? — спрашивает Вера, вырывая меня из воспоминаний. — Ты отключилась на секунду.