В дверь заглянул охранник.

– Лунд!

Меня провели в кабинет. В маленькой комнате меня ждали трое. Молодые женщина-адвокат с её коллегой, мужчиной лет 30-ти, и неприглядный господин, которому было около пятидесяти. Шатенка оказалась моим адвокатом, выделенным мне от государства. Оно же им за работу и платит. Как правило, это молодые неопытные юристы. И что самое страшное, если адвокаты из частной конторы, как правило, «потеют» для клиента (особенно при щедрой оплате), то юристы от государства не испытывают к тебе почти никогда настоящего интереса. И эти двое не были исключением: не нужно было быть экстрасенсом, чтобы понять: я для них лишь очередная работа, задание, а не 18-летний растерянный парень, загремевший в тюрьму.

Пожилой мужчина, оказавшийся со мной по одну сторону стола, был переводчиком. Они представились и объяснили мне в двух словах, каково моё положение. Профессионализм как юристов, так и переводчика у меня вызвал сомнения: от тона девушки в неприглядном помещении похолодало, а переводчик говорил с невообразимым акцентом, выдавливая каждое слово с неописуемым трудом.

– Вы выбрали правильную стратегию, – заверила меня адвокат, – вы сразу же пошли на сотрудничество со следствием. Полагаю, что нужно продолжать двигаться в этом направлении для получения положительных результатов.

Особого доверия она у меня не вызывала, но пока я решил поступать именно так.

После этого недолгого разговора мы переместились в соседний кабинет, где нас ожидала, как я понял, прокурор со своей секретаршей. Её отношение к моей персоне было ещё хуже, чем у моей «защитницы»: в её тоне была толика высокомерия, как будто я был человеком второсортным, неполноценным, неправильным.

Допрос оказался процедурой нудной. Я рассказал всё, что знал, до последнего имени, малейшей детали. Я сдался, мне было больше нечего и незачем скрывать. Они слушали, записывали, но не выказывали особого интереса к моим словам. Было заметно, что ничего нового они от меня не узнали.

После допроса адвокат спросила, было ли у меня желание работать с ней или у меня в планах было нанять частного адвоката. Я по возможности вежливо через переводчика отказался от её услуг, и мы попрощались.

Оказавшись в своей камере, я лежал в вечерних сумерках на койке. До фильма по крохотному телевизору мне не было никакого дела. Желтоватый ядовитый свет коридорных ламп просунул нос между решёток двери. Я затянулся – кончик зажженной сигареты на несколько мгновений вспыхнул ярче. Затем раскрыл рот, не выдыхая, позволил серому дыму свободно выбраться наружу. Неторопливыми извивающимися змейками сгоревший табак улетал ввысь, чтобы рассеяться в воздухе, как рассеивалась моя надежда на скорое освобождение.

Я проснулся от глухого стука буханок булки о стол. Приподнялся и увидел рабочего кухни, который тянулся через решётку двери, заполняя стол зелёными яблоками, как корабли заполняют юг Италии африканскими беженцами. Выждав, пока он закончит свою работу, встал, умылся и принялся за завтрак. Молоко, остывший кофе и булка. Булка, пусть и отличалась жёсткой коркой, внутри была нежная и очень даже вкусная. Сегодня я завтракаю один: мои соседи-марокканцы на утренней прогулке. Сегодня мой двенадцатый день в тюрьме. Я начинаю наконец потихоньку приходить в себя и осознавать обстановку. Правда, лучше мне от этого не становится, отнюдь. Мой разум практически полностью отсутствует: он ещё не согласился признать действительность такой, какая она есть. Я мысленно нахожусь дома, в Таллине, там я засыпаю, там я провожу ночи, чтобы наутро проснуться в этой крохотной камере. День за днём. Но это ещё ничего. Настоящее испытание для моего мыслительного аппарата ещё впереди.

Сегодня я решил после обеда размять ноги. И тут мне на 12-тый день встретился своеобразный персонаж.

– У меня много имён, – заявил Антонио, так он, по крайней мере, представился. Он оказался практически единственным итальянцем, говорившим по-английски. Одна его рука была загипсована, и вся его личность была окутана комичной таинственностью. Сначала мы попытались узнать что-нибудь друг о друге, но это больше походило на разговор ни о чём, ибо никто из нас не стремился к откровенности. Затем мы заговорили на темы более философские. Рассудили о судьбе, о Боге и Его желании провести нас через трудности жизни, чтобы чему-то научить.

– Я люблю собирать стёклышки. Часто, прогуливаясь с девушками, я их так развлекаю.

«Что за глупое занятие», – решил я тогда.

– Вот первое стёклышко. – Он расковырял носком ботинка прозрачный осколок стекла.

– Вот и второе. Ты какое предпочитаешь? – обратился он ко мне с загадочностью, годившейся разве что для одурманивания молодых наивных барышень.

– Мне зелёный цвет нравится.

– Хорошо. Тогда я выберу прозрачный. – Он поднёс его ближе к своему глазу. – Через прозрачное стекло можно увидеть все цвета вместо одного.

Я рассмотрел мой осколок. На нём не нашлось ничего необычного, но лишь на первый взгляд. С другой стороны стёклышка оказалась цифра. Одно-единственное число. Тогда я ещё не знал, что это число – точная длина моего срока, который судья мне определит лишь спустя несколько месяцев. Несколько долгих месяцев.

Лёжа на застеленной кровати, я пытался представить, что происходит дома. Спохватились меня уже или нет. И если спохватились, то что делают, что думают. Сколько переживаний им доставит новость о случившемся? Вы представляете, как вам сообщают, что ваш сын не вернулся домой, потому что его арестовали за перевоз наркотиков и теперь он сидит в тюрьме в какой-то далёкой Италии? Я не представляю. Не представляю, какие эмоции, какие чувства могут вызвать эти слова. Как отреагируют мои родные? Как себя поведут?

Так, лёжа на постели в объятиях ностальгии, я повернулся к стене и прочитал оставленную кем-то на ней надпись шариковой ручкой: «Libertà è meglio di tutto. 1983». Марокканцы на языке жестов не смогли как следует объяснить её значение, тогда я решил дождаться утренней прогулки следующего дня. Молдаване мне эту фразу перевели так: «Свобода всего лучше. 1983».

И сегодня пробуждение не из лучших: все эти голуби, которые собираются за стенами тюрьмы на свою излюбленную ярмарку, раскудахтались как курицы, пернатые разбойники. Устроили балаган где-то совсем рядом сегодня, кажется, над окном, толкаясь на крыше.

Пятнадцатый день. Пошла третья неделя моего вынужденного отпуска, пока что ещё бессрочного. Сегодня пятнадцатое апреля. Этот день для меня по-особенному тяжек. Это день, в который 8 лет назад появился на свет мой младший брат. Между нами 11 лет разницы, так что я, когда он был совсем малышом, помогал родителям выполнять частично роль отца. Нянчил его, играл с ним, проводил львиную долю своего времени с моим братом, вместо того чтобы тусоваться с друзьями в городе или на пляже. Для предыдущих поколений это более чем естественно. Среди моих ровесников, к сожалению, такое понимание семьи встречается гораздо реже. Так вот, сегодня ему исполняется 8 лет. Должен признаться, я до сих пор не пропустил ни одного его дня рождения. Ни одного.

В этот день хотелось особенно уйти от своих мыслей, и я пошёл на прогулку. Помню, как кто-то жёстко прикололся над тогдашним мальчиком для битья. Помню, как все заржали как кони. Ржал и я над несчастным, но в определённое мгновение одна мысль резко осадила этот безмозглый смех, скачущий галопом прочь от разумности и человеческого достоинства. Я осознал, что начал не то что тупеть, но дичать. Молча оглянувшись на гоготавших, тогда я дал себе слово следить за собой. В будущем это повлияет на то, как много книг я прочту за решёткой. Меня будут обзывать адвокатом, профессором, а я буду всем назло читать, читать и читать.

Вечером я смотрел телевизор. Из тех десяти каналов, что были на выбор у заключённых, моим любимым был МТВ. Я включил его и мысленно вернулся домой. Это странное чувство, будто у меня есть астральный двойник, который как бы одновременно является неотделимой частью меня, но при этом может беспрепятственно отправляться куда пожелает. И так я одновременно оказываюсь в двух местах сразу. Один я – в тюрьме города Болонья, второй – в доме моей семьи в эстонском Таллине. И так получилось, что я, усевшись прямо на стол под самым телевизором, и мой двойник, сидя в просторной комнате на большой кровати, слушали одну и ту же песню. Звучала новая композиция группы Depeche Mode под названием «Wrong»: