Он улыбался, как мужчина, у которого была довольно долгая и бурная ночь.

Нет. Это был не сон.

Боже мой. Я действительно спала с ним.

Серые глаза Кэррана улыбались мне:

— Доброе утро.

— Скажи мне, что я все еще сплю.

Он показал мне край своих зубов:

— Нет.

Я легла обратно и натянула одеяло на голову. Не могла же я быть настолько безрассудной.

— Для этого уже слишком поздно, — усмехнулся он. — Я уже все видел. На самом деле, я почти уверен, что уже все потрогал и попробовал.

— Мне просто нужно время, чтобы справиться с этим.

— Не торопись. Я никуда не собираюсь уходить.

Именно этого я и боялась.

Тут мне пришло в голову, что я давно не слышу никакого лая.

— Где моя собака?

— Я его выпустил.

Я резко вскочила:

— Одного?

— Он вернется, как только закончит свои дела. Он знает, где находится еда.

Кэрран подошел к кровати, двигаясь бесшумно, его босые пальцы слегка касались пола, как будто у него все еще были когти. Он действительно был невероятно привлекательным ублюдком. Он склонился над кроватью. Его губы коснулись моих. Он нежно поцеловал меня. А я поцеловала его в ответ. На вкус он был, как Кэрран и зубная паста. Очевидно, я сошла с ума.

— Я сделал тебе больно прошлой ночью?

Я могла бы описать прошлую ночь многими словами, но боль не входила в их число.

— Нет.

— Я не был уверен с тех пор, как ты сказала мне остановиться.

— Да, потому что было уже пять утра. — А он просто продолжал и продолжал, и около пяти часов мое тело просто сдалось. — Мне нужно было поспать. Но сейчас я чувствую себя прекрасно и вполне отдохнувшей. — Почему это только что сорвалось с моих губ?

Он был похож на кота, который забрался в кладовку и устроил себе там вечеринку со сметаной и кошачьей мятой.

— Это что, намек?

— А ты бы хотел, чтобы это был он? — Я просто не могла остановиться.

Он усмехнулся и скользнул в кровать рядом со мной:

— Да.

Через полчаса я смогла выбраться из кровати и начала искать свою одежду. В воздухе пахло ароматными кофейными зернами. Он приготовил мне кофе.

Я оделась и пошла на кухню, чтобы пожарить омлет и позвонить Андреа, узнать новости.

— Ты опоздала на два часа, — ее голос был взволнованным. — Ты в порядке? Ты никогда не опаздываешь. Тебе нужно, чтобы я приехала и забрала тебя?

— Нет, я в порядке. Просто устала.

Кэрран положил хлеб в тостер.

— Есть новости о Мэри? — Спросила я.

— Ничего.

Значит на этот раз опасность миновала.

— Спасибо.

— Подожди, не вешай трубку.

— Что?

Андреа понизила голос:

— Рафаэль узнал новые подробности о тренажерном зале.

Кэрран взглянул на меня.

Мне пришлось прервать ее на полпути, прежде чем она сказала бы что-то, о чем Рафаэль пожалеет:

— Сейчас не самое лучшее время…

— Да послушай, я прячусь тут в оружейной комнате с телефоном, наблюдаю за дверью и шепчу, чтобы никто меня не услышал. Я чувствую себя как школьник, прогуливающий уроки и прячущийся в туалете с сигаретой. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это выслушать меня. Рафаэль говорит, что Кэрран целых пятнадцать минут пролежал на скамье, пытаясь поднять эту чертову штангу, хотя она была намертво приварена.

На лице Кэррана появилось непроницаемое выражение.

— Ага, — все что могла ответить я. «Ага» — было хорошим словом, ни к чему необязывающим.

— Он разломал ее.

— Что, прости?

— Он разломал штангу. А потом он ударил по скамье грифом. Разбил эту штуку вдребезги.

Просто убейте меня сейчас.

— Ага.

— Он, должно быть, сейчас сильно недоволен. Этот человек неуравновешен. Так что будь осторожна, ладно?

— Я буду. Спасибо.

Повесив трубку, я посмотрела на него:

— Ты сломал скамью.

— Это ты сломала. Я только завершил твою работу.

— Это не было одним из моих лучших решений.

— Нет. — Он пожал плечами. — Я просто не понял этого. Я думал, ты насмехаешься надо мной, пока не увидел кошачью мяту. Это было неожиданно. — Он что-то проворчал себе под нос. — Я собираюсь заткнуть Рафаэлю рот.

— Он просто хочет, чтобы его финансовые махинации были одобрены.

— Ты просишь меня сделать это для него?

— Нет.

Я выключила газ и достала две синие металлические тарелки. Я отказалась от хрупких тарелок после того, как в последний раз моя входная дверь была выбита, и демонические русалки разрушили мою кухню. Я разделила омлет по тарелкам и остановилась, когда руки Кэррана сомкнулись вокруг меня. Он притянул меня к себе, прижимая спиной к своей груди. Я почувствовала, как он вдыхает мой запах. Его губы коснулись моего виска. Мы были одни, здесь на этой кухне, обнимая друг друга, пока завтрак остывал на столе. Это была своего рода альтернативная вселенная, с другой Кейт, на которую не охотились, как на дикого зверя, и которая могла иметь такие вещи.

— Что происходит? — Тихо спросила я.

— Просто хочу убедиться, понимаешь ли ты, что тебя поймали.

Он поцеловал меня в шею, и я прижалась к нему. Я могла бы целыми днями оставаться в его объятиях. Я упала в этот омут слишком быстро и слишком глубоко. Да, это было прекрасно и здорово, но что произойдет, когда он увидит на горизонте очередную цель для завоевания? Эта мысль больно резанула меня. Вероятно, я все еще была уязвима.

— Я ведь не повредила тебе ни одной кости прошлой ночью, не так ли?

— Нет. Но это был чертовски хороший удар. На мгновение или два я увидел красивые огоньки.

— Так тебе и надо.

Мы отстранились друг от друга, немного неловко. Он заглянул в холодильник:

— Есть ли пирог?

— Посмотри в хлебнице.

Он открыл крышку и, достав пирог, понюхал корочку:

— Мм, Яблочный.

— Сделала вчера. — Волшебные яблоки хорошо оттаяли.

— Для меня?

— Возможно.

— До или после кресла?

— После. Хотя я была очень зла на тебя. Что, черт возьми, ты использовал?

— Промышленный клей. Он инертен, пока не добавить к нему катализатор. Я снял ткань и положил на стул упаковку клея из тонкого полиэтилена, а затем покрыл его катализатором, положив сверху губки, и восстановил обивку кресла.

Вот почему я не почувствовала ничего странного, сев на него. Как только я села, пакет сломался, клей и катализатор смешались, и губки прилипли к моей заднице.

— Наверное, это заняло не мало времени.

— Я был очень мотивирован.

— Ты знал, что клей выделяет тепло при смешивании с ацетоном?

Его губы изогнулись:

— Да.

— Тебя бы убило упоминание об этом?

Он усмехнулся.

— Да перестань ты, — прорычала я.

Кэрран принялся за омлет. Я пила кофе и смотрела, как он пробует мою стряпню. Большинство оборотней избегали насыщенной специями пищи. Это притупляло их обоняние. Я положила лишь половину порции соли, которую обычно туда насыпала, и ни один перчик халапеньо туда не попал.

Почему-то было ужасно важно, чтобы ему это понравилось.

Он подцепил вилкой кусочек омлета и принялся жевать его с явным удовольствием.

— Дулиттл говорил с тобой о трупе?

— Нет. Есть новости о пропавших без вести оборотнях?

Кэрран кивнул. Его лицо помрачнело.

— Плохие новости. — Догадалась я.

— Они одичали.

Я остановилась с чашкой кофе на полпути ко рту. Известная правда, у оборотня есть только два варианта: следовать Кодексу или стать люпусом. Первый требовал определённой жертвы и железной дисциплины, второй подразумевал падение на путь дикого самозабвения, превратив себя в кровожадного маньяка-каннибала. Существовал и третий вариант, которого почти никогда не случалось. Оборотень мог полностью забыть о своей человечности. Это не был люпизм в прямом смысле, потому что люпы часто принимали человеческий облик, хотя бы для того, чтобы поиздеваться над своими жертвами, пока не разрывали их на части. Одичавшие оборотни настолько глубоко регрессировали в свои животные формы, что потеряли способность трансформироваться, говорить и, вероятно, формировать связанные человеческие мысли. Одичание было такой редкостью, что я могла пересчитать известные случаи по пальцам одной руки. Обычно это случалось, когда оборотень был вынужден сохранять форму животного в течение длительного периода времени, многих месяцев, иногда лет.