Ника конкретно переклинило, размылись все барьеры, даже те, которые хоть капельку значили для него. Усевшись сверху, подбирая под себя руки Госпожи, уступающей ему в силе, он со всей силы сжал ее горло.

Теряя сознание, последнее, что отразилось в безжизненных глазах Алевтины — горящее ненавистью, перекошенное лицо, покорного когда-то раба.

Когда Ник пришел в себя, он ужаснулся содеянному. Перед ним, распластавшись во всю длину шикарного ложа, возлегала женщина его мечты. Обнимая бесчувственное тело, он завыл в голос. Мир вокруг окрасился в серый цвет, потерялись запахи, звуки.

Наскоро расстегнув верхние пуговицы шелковой блузы Алевтины, Ник припал ухом к левой половине, где располагалось сердце. Откуда-то из самой глубины он услышал едва заметное: «Тук, тук…»

— Жива! — вслух прокричал он, намереваясь произвести реанимацию.

Непрямой массаж сердца и искусственное дыхание — этим непременным навыкам первой помощи пострадавшим обучала когда-то медсестра Клара. Кто бы мог подумать, что пригодится! «Одно вдувание воздуха в легкие через рот пострадавшего чередуется с пятнадцатью резкими нажатиями на грудную клетку» — вспомнил Ник.

Немного закинув голову Алевтины, он выдвинул вперед ее нижнюю челюсть. Набрав побольше воздуха в легкие, он вдохнул его в приоткрытый рот, после чего, положив одну ладонь на другую, с силой надавил на грудную клетку. «Один, два, три…» — вел он отсчет нажатиям. Еще вдох, еще серия непрямого массажа.

Лицо Алевтины, заметно побледнело, скулы сделались угловато — графичными, подчеркиваясь посиневшими губами. На шее проявились следы от вдавления — синяки от пальцев.

Ник продолжая восстанавливать ее к жизни, не подозревал, что серьезные внутренние повреждения: перелом гортани, подъязычной кости, множественные кровоизлияния в трахею, делали его старания напрасными.

Улавливая последний вздох любимой Госпожи, Ник остановился. Внезапное беспамятство мощной волной накрыло его и превратило в робота.

Еще раз, окинув взором, прекрасное и так и не доставшееся ему тело, он подошел к письменному столу, открыл верхний ящик. Там, под папкой с бумагами хранился пистолет. Однажды, он мельком видел, как Алевтина прячет его туда. Достал, взвесил в руке, следуя привычке, выработанной до автоматизма. Оружие — вторая страсть в его жизни. Та радость, которую испытывал от власти, им дающим, несравнимое ни с чем удовольствие, право казнить или миловать. Всегда возносясь до небес после меткого выстрела, Нику хотелось повторения.

Холодная сталь приятно щекотала кожу ладоней. Резким движением, Ник поднял руку к голове, направляя ее дулом пистолета в висок.

Здание казармы вздрогнуло, отозвалось звоном стекол в окнах, отражая от стен громкий звук выстрела.

В луже собственной крови, стремительно вытекающей из раны, закончил свою жизнь еще один боец команды за номером шесть.

— Карин, идем с нами!

— Тин, ты же знаешь, что я должна вернуться к Кириллу. Ну, или хотя бы попробовать…

Тут, вмешался, наблюдающий за их диалогом Михаил:

— Подожди, пока кипеж уляжется, потом вернешься обратно к своему гению. Сейчас бродить по городу — самоубийство. С годик проживем в деревне, куда вряд ли пожалуют незваные гости. Только представь: кругом ни души, свежий воздух без примесей. Хочешь по лесу гуляй, хочешь — в речке купайся. Огородик разобьем: морковка, капустка. Молоко козье с утра вместо завтрака. Сядем вечерочком у костерка, чайку со смородинкой заварим. М-м-м-! Сказка!

Михаил мечтательно закатил глаза.

— Я остаюсь, — кусая губы, решительно ответила Карина. Все же в упертости ей равных нет.

Тинка кинулась к ней с обнимашками.

— Ты хоть, понимаешь, что мы больше никогда не увидимся? Михаил предупредил, что до поры никаких сотовых. Это все равно, что носить маячок в кармане.

— Я отыщу вас, — пообещала Карина, — не смей никому уступать место крестной для твоей малышки.

— Пора, — подхватывая на руку внушительную сумку, торопил Михаил.

— Подожди, ты не заметил, когда Динка пропала? — на всякий случай поинтересовалась Карина.

— Сбежала сразу же, как увидела Ника и Алевтину без признаков жизни.

— Что ж, значит, я остаюсь совсем одна.

— Одна.

— А охрана? Я так и не поняла, куда все подевались. Где же те солдатики, которых Алевтина в случае чего эксплуатировала в качестве подручных?

— Так, это вахтовики. Они в стройбате поблизости служили по контракту, а заодно и всю территорию охраняли. Теперь они на новый объект переехали. По слухам за двести километров южнее отсюда.

— То есть, они даже не в курсе кого охраняли?

— Почему же? Для них своя легенда. Что-то вроде лагеря для трудных подростков, состоящих на учете в полиции. Алевтина — воспитатель, я физрук. Все, как и положено: учителя приходили, физподготовка, соревнования.

— А Клара?

— Скажем так: она здесь человек не постоянный.

— Сплошные загадки, чем дальше, тем интереснее.

— Ее из Центра присылали по особой надобности. Для контроля и порядка. Она исчезала и появлялась, когда ей заблагорассудится.

— Сколько у меня времени?

— До пятницы всего день, — напомнил Михаил, — а дальше, беги, как можно дальше. Перекрась волосы, смени внешность. Вот, на всякий случай.

Он протянул Карине новый паспорт.

— Кириллова Арина Викторовна.

— Издеваешься?

— Игра слов, чтобы развлечь тебя. Да, и так запомнить новое имя будет гораздо проще, привыкай! Прощайтесь, — кивком головы скомандовал он подружкам.

Проводив глазами машину, увозящую единственных друзей, Карина вернулась обратно в казарму.

Поражаясь абсолютной тишине, она зевнула. Сказывалась бессонная ночь. Вдвоем с Михаилом пришлось заворачивать тела в черные полиэтиленовые мешки, обвязывать веревками, в то время пока Тинка лезла с советами.

— Ты чума! — заорал он на Карину, — вся измазалась!

И то верно! Пальцы, густо выпачканные кровью, оставили отпечатки на ее светлом костюме.

— И на лице тоже, — указал он.

Некогда было озираться и соблюдать аккуратность. Виной длинная челка, все время выбивающаяся из прически.

— Умойся, переоденься. Поедешь, со мной, — приказал Михаил Карине.

Та согласно кивнула.

— А я? — не унималась беременная подружка.

— А ты остаешься здесь, приберешься. В медчасти найди перекись водорода, чем больше, тем лучше.

— Зачем?

— Смочи тряпку, и ототри все пятна крови. Потом возьми спирт и обработай все поверхности: дверные ручки, подлокотники кресел, ну и все, за что можно споткнуться.

— Отпечатки пальцев, — догадалась Тинка.

— Умница моя! На лету схватываешь!

— А с этим что делать?

Тинка двумя пальчиками брезгливо взяла пистолет.

— Выбросим в речку по дороге. Он свое уже отстрелял!

Завернув пистолет в шелковый шарф хозяйки, Михаил засунул его за пазуху. После подогнал фургон под самое крыльцо, куда надрываясь, что есть силы, закатили длинные свертки, бывшие когда-то Алевтиной и Ником.

— Надеюсь, на пути не встретится ни одна собака, — вместо напутствия пожелала Тинка.

— Ночью все собаки спят, — поддержал ее Михаил, прыгая за руль.

Отъехав от базы на приличное расстояние, они свернули на грунтовую дорогу и «поскакали» по незнакомой местности, пока не оказались в глухом безлюдном месте. Вдали виднелись полуразрушенные избенки заброшенной деревушки, заросшей ивняком и высокой травой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Что ты задумал? — со страхом в глазах произнесла Карина.

— Так, костерок соорудить. А ты что против?

— Не хотела бы я, чтобы меня хоронили подобным образом.

Отвернув крышку канистры с бензином, Михаил плеснул в самую гущу пламени.

— Обидно, конечно, что без почестей и красивых слов, но поверь, по этим двоим никто не станет слезы лить.