Но это я отвлеклась. Нижнее белье здесь очень хорошее, это да, но оно же почти ничего и не скрывает. Набедренная повязка у рисовых рабочих у нас в низинах и то была приличнее… так что на циновку улегся практически голый Сириан, а я спиной почувствовала, как нагревается воздух в классной комнате, потому что затихший на лежанке Лильрин буквально прожигал взглядом то меня, то бесстыдно оголившегося «чужого мужчину». Вот интересно, он правда такой дурак или прикидывается? Он в нижнем мире собирался жениться на лекарке! Он думал, я голого мужского тела никогда не видела и не щупала? Да я их не то что руками трогала за все места, я им и под кожу влезала! И не только под кожу — удаление цаплиного отростка кишки было рядовой операцией в обители, мы сначала на трупах практиковались, а потом и с живыми пациентами работали.

Тьфу, короче. Ну хочется Лильрину воздух в комнате греть — пусть его. А я работаю. И больше ничего не имеет значения.

Самое смешное, что и Сириан, похоже, был слегка разочарован моим равнодушно-деловым подходом. Для начала я не стала прикасаться к нему руками, только потоками. Начала с поверхностной диагностики и испытала странное удовлетворение, обнаружив три трещины в ребрах и множество повреждений в мягких тканях. Кроме того, этот бойцовый петух словил несколько раз в печень и в селезенку, а также явно побывал в удушающем захвате. И связку на руке ему порвало… порвал еще один такой же воинственный. Ладно хоть, почки не пострадали, но это, скорее всего, потому, что его никто не добивал упавшего.

Маирис наблюдала за моими действиями и тихонько посмеивалась в рукав, я сосредоточенно считывала диагностику, а между тем сопение у меня за спиной становилось все громче, пока я явственно не услышала сдавленный рык. И удивилась.

Оглянулась на Лильрина, проследила за его взглядом… и не выдержала. Покраснела, как девчонка!

И все потому, что этот безобразник в нижнем белье лежал на спине, а я, пока была сосредоточена на верхней части его тела и на голове, не обратила внимания на то, что еще один, сугубо мужской орган решил продемонстрировать мне свое полное здоровье и даже бодрость. А тонкая ткань, да еще тянущаяся… Короче говоря, Сириан тоже покраснел, сдавленно бормотнул: «Простите, эсса!» — и быстро перевернулся на живот.

А я обозлилась. Мало мне было проблем с одним бараном, теперь еще и второй на подходе в плане всяких нехороших поползновений в мою сторону. Со времени Гойчина любой намек на такие мысли вызывал у меня отвращение. Я понимала, что это неправильно, и вполне допускала, что когда-нибудь выйду замуж и захочу иметь детей, а сами по себе от сырости они не заводятся. Кому-кому, а целительницам это известно лучше, чем многим. Но… такое откровенное желание меня пугало. Хорошо еще, что этот сам засмущался и перевернулся.

Злобный взгляд в результате достался Лильрину. Несправедливо, поскольку как раз он хотел моего приданого, а не моего тела. Последним он собирался даже поделиться с моим братом, настолько оно его не привлекало. Но поскольку одним быстрым яростным взглядом я и ограничилась, совесть меня не мучила. Зато этот маленький выплеск позволил взять себя в руки, остудить голову и вспомнить, кто здесь целительница.

— Я закончила. — Примерно полчаса прошли в напряженной тишине, зато я могла гордиться собой. Я сделала все безупречно. Ну, мне самой так казалось, сейчас вот еще Маирис проверит и скажет свое мнение.

— Умница, детка. Все же то, что ты училась на целителя еще в нижнем мире, очень заметно. — Маирис подошла, и я только восхищенно вздохнула, глядя, с какой небрежной легкостью она манипулирует сразу веером диагностических потоков, буквально за несколько секунд снимая полную картину здоровья лежащего мужчины. Вот она кивнула удовлетворенно и посмотрела на меня с улыбкой.

— Дар богов — вещь хорошая, но внимательность к деталям, усидчивость и ответственность они подарить не могут. Как и много-много часов практики. Если будешь и дальше такой старательной и прилежной девочкой, лет через двадцать я с чистой душой уйду на покой и оставлю коллегию в хороших руках.

Меня и раньше хвалили — в обители. А дома — никогда. И поэтому я гораздо проще принимала замечания или ругательства в свой адрес, чем такую неприкрытую похвалу. Сразу ушам стало жарко, руки одеревенели так, что я не знала, куда их деть, а глаза стали мокрыми — стыдоба! Хорошо, Маирис уже отвлеклась от меня и скомандовала:

— Вставай, племянник, хватит изображать умирающего. Тебе на теплой лежанке отдыхать не нужно, не настолько много ты потратил из своего Цы. И ты вставай, шадаг. У тебя тоже все в полном порядке, можешь браться за метлу. А то половина двора еще не метена.

Угу, с лежанки Лильрин, конечно, встал. Но во двор вовсе не торопился, пользуясь тем, что прямого приказа от меня не было. Он спокойно так и медленно поправлял одежду, ни на кого не глядя. Вроде бы не глядя. Я не сразу сообразила, чего он возится, а потом до меня дошло. Он ждал, пока Сириан оденется и тоже уйдет.

Фа-а-ай… И смешно, и плакать хочется. Мужчины! Почему они такие странные и такие… бараны?! Заметив манипуляции моего шадага, Сириан тоже вдруг из вполне бодро одевающегося воина превратился в парализованную улитку. Штаны и рубашку он натягивал в час по одной рисинке, тщательно расправляя каждую складочку, и так играл мышцами, а еще крутил задницей, что я заподозрила его в знакомстве с тайными танцами, которым учили всех невест в доме свахи. Этими танцами полагалось ублажать и соблазнять мужа перед тем, как возлечь с ним. А этот кого соблазняет? Ну не Лильрина же… Меня?!

Я поймала взгляд Маирис, пару раз хлопнула ресницами и поняла, что та едва сдерживает смех. Не выдержала и хихикнула.

— А ну, быстро выметайтесь оба! — заглушая мое сдавленное хрюканье, рявкнула целительница, уперев руки в боки и грозно глядя на мужчин. — Бегом!

Я все же никак не могла понять, почему Лильрина так заботит мое «доброе имя» и неприкосновенность моего тела. Он ведь не дурак. И никогда не хотел меня саму по себе. Там более не был влюблен, даже близко. Тогда какое ему дело до Сириана и моих с ним отношений? Почему его буквально на части рвет, когда ко мне приближаются другие мужчины?

Неужели пресловутое мужское чувство собственности взыграло? Ну… это совсем как-то по-детски. Я далека от мысли считать взрослого мужчину, сумевшего добиться в нижнем мире положения командира большого отряда, инфантильным и капризным ребенком.

Да, ему очень трудно дается жизнь в верхнем мире. Все, чего он достиг, и все, к чему привык как к само собой разумеющемуся, здесь исчезло, превратилось в ничто. Он не просто раб, он тот, на кого все смотрят с подозрением и брезгливостью независимо от его поступков. Заранее ждут гадостей и грязи. Относятся… предвзято.

Ирония в том, что я была на его месте и очень хорошо понимаю, что он чувствует. Особенно без тренировки с младенчества… Понимаю. Но не знаю, могу, а главное, хочу ли помочь. Все же именно он был одним из тех, кто судил и презирал меня, не дав слова, там, в нижнем мире.

Когда оба упрямых барана — Сириан и Лильрин — вышли из учебного класса, я выждала пару секунд и незаметной тенью скользнула следом. Этот навык у меня отработан с детства, и отказываться от него я не собираюсь. Ну что поделаешь, если две трети нужных знаний там, дома, можно было добыть только подслушивая и подглядывая? Зато я накрепко выучила: прежде чем говорить вслух или действовать, надо постараться разузнать все о ситуации самостоятельно. Из первых рук.

— Если еще раз полезешь на тренировочную площадку, сегодняшняя трепка покажется тебе нежной лаской, — тихо, но довольно жестко сказал Сириан, даже не глядя на двинувшегося было пойти в другую сторону шадага. — И еще… запомни. Ты никто. Хуже, чем никто. Она тебе не принадлежит. И забудет о тебе очень скоро, я постараюсь. И тогда…

Мне аж самой стало одновременно и интересно, что же «тогда» случится, и слегка страшновато, такая… решимость была в голосе светловолосого красавчика. Ох, только этого мне не хватало.