— После испытания попрошу, чтобы ее вернули. — Мне не хотелось сейчас спорить, натянутые нервы почти поскрипывали от напряжения. Спорить сил не было. — А пока… завернись в покрывало, это все, что я могу тебе предложить.

Я повернулась к двери и даже не смотрела, что он там делает, только слышала возню и пару ругательств, сказанных шепотом. А потом шаги. Лильрин остановился у меня за спиной, и я кожей ощутила — если бы он мог, так бы и… нет, может, и не ударил бы, но отшвырнул с дороги — точно.

Неприятно, да… но у меня впереди какое-то испытание, так что пусть хоть лопнет от злости — нет у меня времени на его плохое настроение.

Во дворе собралось, наверное, все население этой крепости. Больше трех десятков девушек и женщин — все были в белом, в таких же балахонах, как я. Лорд Шнаер и все его люди, а также еще около сотни воинов. Ого… раньше я их не видела.

Коленки задрожали, я едва не споткнулась, но за спиной снова по-змеиному зашипели, уж не знаю с чего, может, покрывало съехало. Или Лильрин просто сам по себе в ярости… Так или иначе, именно его злость позволила мне собраться. Почему-то именно перед ним было ужасно стыдно показать слабость.

Так что я шагнула с крыльца на мощенный камнем двор и пошла туда, где возле огромных двустворчатых дверей из побелевшего от времени дерева стояла Маирис.

— Ты вовремя, детка. Отошли шадага к дереву. — Она махнула рукой куда-то влево, я повернула голову и действительно увидела огромный дуб, растущий прямо внутри крепости, почти вплотную к внешней стене. На одной из нижних ветвей висели цепи. — Раз не хочешь его приковать, просто прикажи сидеть и ждать.

Я наконец оглянулась на Лильрина, оценила обернутое вокруг его талии покрывало, наподобие набедренной повязки древних воинов. Он поймал мой взгляд, криво усмехнулся и сам пошел в указанном направлении.

А я про себя подумала, что раз я не приказала, то если не выживу — он свободен от любых ограничений. Вряд ли его выпустят живым, но… я сделала все, что могла, и шанс у него есть. Вряд ли он оценит, ну так и цапля с ним, а моя совесть целителя чиста.

— А теперь войди в белую дверь и да пребудет с тобой Свет!

А туман уже знакомый… Именно такой наплывал клубами откуда-то из-за кустов, когда Лильрин загнал меня в тупик и я готовилась к смерти. Это что, я сейчас снова пройду какие-то врата и окажусь в следующем мире? Ну… бояться уже не получается. Тем более есть надежда, что никакой ядовитый хвост на этот раз за мной не потащится.

Я вздохнула и сделала несколько шагов вглубь этого тумана, оттолкнувшись рукой от закрывшейся двери. И почти мгновенно потеряла ориентацию, словно оказалась в пустыне, а не внутри здания.

Откуда-то справа вдруг донесся стон, и мне показалось, что этот голос мне знаком. Я замерла на месте, вот теперь стало страшно.

Стон повторился, сопровождаемый рычанием. И противным таким хрустом. А следом тот, кто стонал, заорал в голос, и у меня ноги примерзли к полу. Сомнений не осталось — там, в тумане, кого-то жрут!

Бежать! Только как, если от ужаса не можешь ступить ни шагу?

— Лейсан! — среди неразборчивых воплей и стонов вдруг отчетливо прозвучало мое имя. Мне и так-то было страшно, а тут я почувствовала, как коротко обрезанные волосы на голове встают дыбом.

Туман тем временем начал редеть, и я, наконец, увидела то, что до сего мгновения могла только слышать.

Вокруг снова был лес, пряди тумана путались в еловых лапах, а на небольшой прогалине между деревьями лежал залитый кровью и почему-то совершенно голый Гойчин. И мало того, прямо на его слабо трепыхающемся теле устроился рой каких-то исключительно мерзких созданий, похожих на помесь ящерицы и крысы, только с крыльями. Твари рычали, чавкали и впивались зубами в тело моего брата, каждый укус вроде бы был не смертелен, но их там уже с десяток, и отчего-то неподвижный Гойчин не сопротивлялся, так что они уже успели основательно его…

— Кыш-ш-ш, пакость такая! — Я моментально забыла, что еще минуту назад задыхалась от страха, схватила какую-то упавшую ветку и кинулась колотить мерзких существ полуосыпавшейся хвоей на конце своего оружия. Мелкие хищники злобно заверещали и попытались отстоять добычу — парочка вцепилась в ветку, с хрустом вгрызаясь в дерево, а еще несколько штук прыгнули прямо на меня.

Не на ту напали! Развлечений у нас в обители было мало, как и времени на них, но старшие Птицы строго следили за тем, чтобы мы «равномерно и правильно» росли и кроме бесконечных уроков с травами еще и тело свое тренировали. Я больше всего любила игру в Пи-шушу, это когда в тебя пять или больше человек кидают тряпочные мячики, а ты должна отбивать их специальной корзинкой на ручке.

Вот сейчас навык и пригодился — твари были не проворнее мячей и с визгом разлетелись в разные стороны, шмякаясь о стволы окружающих елей. А ну! Пошли вон, я сказала!

Последнюю зверюгу я просто кулаком прихлопнула прямо у брата на груди, и эта дрянь успела меня цапнуть до крови, прежде чем удрать с обиженным мявом. А я выдохнула и огляделась. Так. Гадость улетела в чащу, и я их больше не слышу. А мужское тело на траве все залито кровью и, кажется, парализовано. Как он вообще тут оказался? Вот же не было печали, мало мне было одного несчастья… Фу. Не буду пока об этом думать, у него, кажется, артерия на бедре прокушена и…

— Лейсан… — тихо простонал Гойчин, пока я быстро ощупывала самые серьезные раны. — Жемчужинка…

— Заткнись! — злобно прошипела я, соображая, из чего соорудить повязку. А, от балахона можно оторвать вполне нормальную полосу ткани… хоть в чем-то повезло.

— Жемчу-у-ужинка… — В его голосе мне послышались знакомые похотливые нотки, от которых сразу затошнило и нахлынули воспоминания. Ах ты… гад!

— Жем… кха! Ф-ф-ф… фе фада!

— Вот так-то лучше, — проворчала я себе под нос, половчее пристраивая смолистую горькую шишку у него между зубов и для верности обматывая его голову первой полоской, оторванной от балахона. — Молчи лучше, скотина, пока у меня все терпение не лопнуло и я сама тебя не загрызла!

Это хорошо, что он парализован, хотя я и надеюсь, что ненадолго. Так… ага, здесь есть сосновая смола, уже хорошо. Жаль, нет воды, но я все равно справлюсь, только балахон стал неприлично короток, все ноги на виду. А мне еще эту орясину к людям тащить. Вон тропинка… по ней и поволоку, куда-нибудь да выведет.

Когда все раны, мелкие и не очень, были более-менее (халтура жуткая, но сейчас и так сойдет) обработаны, я выпрямилась и вытерла пот со лба. Уф-ф-ф… Почему же мне так не везет? Какого из богов я так прогневила, что он посылает мне все это дерь…

И тут я заметила, с какой алчной похотью раненый идиот таращится на мои ноги. Чуть не взвыла с досады — желание удавить скота своими собственными руками нахлынуло так, что аж в глазах потемнело.

Но я же не просто так. Я лекарь. Я сильная. Я владею своими эмоциями, а не они мною. Так что… все равно от балахона одно бесстыдство до колен осталось, еще одна полоска ткани ничего не решит. А глаза этому гаду замотать — хватит!

А теперь подхватить его за плечи, как в обители учили, и неспешно, без резких рывков, к тропе… Ох. Кто его так откормил, свинью такую, на вид вроде не толстый, а тяжелый, как… как...

— А девочка с характером, да? — сказали вдруг у меня за спиной, и белый туман снова хлынул из-под еловых лап, почти мгновенно поглотив и лес вокруг, и… Гойчина, растаявшего прямо у меня в руках. — Вроде бы дурочка всепрощающая, как я сначала подумала, да не совсем.

— Где ты там вообще всепрощение нашла, я не понял, дорогая. Она же злющая, руку протяни — укусит. Ты видела, как она крысариков? Бедные зверюшки.

— И при этом не раздумывая кидается спасать своих врагов, ага. Долг целителя превыше всего, лечить надо всех, даже тех, кто испортил тебе жизнь, но кусать себя всякой швали безнаказанно она не позволяет. Хм… интересное сочетание.