*********************

В это же время, в другом шатре.

– … почему ты так думаешь? – Разия удивлённо смотрит на недавно приобретённую подругу. – Он хоть как‑то дал повод так считать? И это ещё я не упоминаю, что и ты, и он – свободные люди. Как явствует даже из названия вашего народа.

У Алтынай на лице в ответ мелькнула какая‑то сложная и неозвученная мысль, но Разия давно обещала «не читать» дочь Хана. А свои обещания она всегда сдерживает (как завещал отец).

– Живём вместе Аллах знает сколько, – хмуро отвечает Алтынай. – Не спали ни разу. Попыток не делает. Это нормально? Чтоб мужчина, со взрослой женщиной вместе…

Дальше дочь Хана осекается и не продолжает, хмуро глядя в пол.

– А если он боится тебя задеть? – мягко улыбается Разия. – Если он, как и я, взрослой тебя пока не считает? Меня с вами не было, но когда он вытаскивал тебя из рук Юсуфа… Мне кажется, это не просто пойти в чайхану, навернуть кофе с чаем. Для случайных людей такого не делают. Если у него и правда есть какие‑то обязательства перед «дядей» и Империей, он рисковал их не исполнить.

– Почему? – требовательно спрашивает Алтынай, явно по‑детски капризничая.

– Потому что мог погибнуть, спасая тебя, – всё так же мягко и терпеливо отвечает Разия. – Не смотря на все его достоинства, он противостоял целой государственной машине. Насколько я слышала от других, потому что меня там не было.

– Он сильный, – уверенно хмурится Алтынай. – Ничего б ему не было.

– Знаешь, а ведь он прав. Когда говорит, что ты ещё маленькая, – смеётся персиянка. – Ты просто капризничаешь.

– Ты можешь его «прочесть»? – заходит с другой стороны степнячка.

– Нет. Говорила уже. Если он не хочет, я его «не вижу». Ты же сама объясняла что‑то про эти ваши волны.

– Да… Шайтан. Но мне очень не нравятся эти его планы и разговоры со старыми друзьями! Которых в Степи никогда не было! – отчего‑то на ровном месте горячится Алтынай.

Разия продолжает молча смеяться, забрасывая в рот ягоды местного винограда.

– А пойду и спрошу, – степнячка решительно хлопает ладонями себя по плоскому животу. – Пошли вместе. Ты, кстати, с этим его дядей тоже ведь поговорить хотела? Вот и внесём сразу ясность во всё.

Алтынай решительно поднимается с кошмы.

– Пойдём, – чуть удивляется персиянка. – Но откуда ты знаешь…?

– Пф‑ф, видно же, – снисходительно хмыкает дочь Хана. – Ты на него смотришь, как на муллу во время свадьбы.

*********************

В принципе, я всегда если не говорил, то думал: ни в каком месте, местных нельзя недооценивать.

Они могут быть хуже образованы. Они могут быть слабее либо ленивее. Но пока ты мнишь себя впереди, какое‑то иное уникальное сочетание только им присущих качеств может дать им такие возможности в конфронтации с тобой, что тебе и не снились. В самом плохом смысле.

Применительно к Вальтеру, через какое‑то время, после моих вопросов к нему, мы имеем почти полный расклад по местным «группировкам» (три раза «ха»). Если правильно задавать вопросы, а ответы заносить в таблицу, оказывается, он на восемьдесят процентов уже составил в голове личное представление о местных реалиях.

Мы предварительно составили список угроз в свой адрес на этой территории и перешли к количественной оценке каждой из них (следующим шагом должен был стать подбор методов нейтрализации). Когда к нам с боевым видом вошла Алтынай, сопровождаемая Разиёй, и с порога бухнула в мою сторону:

– Ты на мне женишься?

Я готов дать что угодно на отсечение, что туркана Вальтер не знает. Но он по каким‑то только ему ведомым признакам влёт считывает ситуацию и, попирая местные правила приличия, под руку увлекает Разию наружу. Пытаясь что‑то ей сказать на языке Пророка (на котором они оба говорят более чем посредственно).

– Неожиданно, – тру затылок, не сразу переключаясь на новый вопрос. – А ты уверена, что сейчас подходящее время для таких разговоров?

– Бабушка говорила, что дети всегда родятся невовремя, – странно отвечает Алтынай и требовательно смотрит на меня.

– Я тебя не оставлю до тех пор, пока ты не повзрослеешь до самостоятельности. Под последним я имею ввиду своё представление об этом, а не твоё. Основанное на ловле малахая. – Говорю твёрдо и серьёзно, беря её за руки. – Ты ещё не женщина, а маленькая девочка. По крайней мере, для меня. Давай ты чуть вырастешь? И мы обязательно вернёмся к этому разговору.

– Это я только для тебя маленькая, – сердится Алтынай. – И давай, как ты сам говоришь, всё оценивать в цифрах. Сколько времени должно пройти, чтоб ты счёл, что я выросла?

– Года два, – пожимаю плечами. – Хотя бы.

– Это очень долго, – безапелляционно отрезает она. – Есть какие‑либо способы сокращения этого срока? За два года можно уже двоих детей родить. А то и больше, если Аллах двойню пошлёт.

– Знаешь, а от тебя тоже многое зависит, – смеюсь в ответ. – Ты моложе меня, кое‑чего могла просто не видеть ещё. Но бывает же, что отличная женщина и жена со временем превращается в злобную фурию? Которой супруг уже и не рад. Откуда же я знаю, какой именно ты будешь расти?

– Я буду хорошей женой, – назидательно поднимает палец Алтынай. – Есть ли сейчас что‑то, что тебе во мне не нравится или хотелось бы изменить?

– Какая настойчивость, – неприкрыто веселюсь. – Нет. Мне в тебе всё нравится. Недопустимым является только возраст. Во всём остальном, мне с тобой спокойно, интересно, приятно и комфортно. Комфорт – в данном случае что‑то типа ощущения покоя и желания оставить всё без изменений. Одновременно.

– Это и есть любовь, – всё так же безапелляционно подводит итоги Алтынай.

– «Невежество рождает необычайную смелость в суждениях», – продолжаю смеяться.

Алтынай своим серьёзным видом и детской безапелляционностью вырвала меня из сонма размышлений и отвлекла от планирования. Впрочем, с высоты лет, скажу, что её бабушка была права: матримониальные вопросы в жизни почему‑то всегда возникают невовремя.

– Это чья фраза? Кто сказал? – моментально вцепляется в новую формулировку Алтынай.

– Да кто‑то из иерархов в землях Вальтера, – я действительно не помню, чья это фраза. – Не суть. Главное, что маленькая девочка учит взрослого мужчину жизни и правилам заключения браков. При том, что мужчина уже бывал женат.

– Не смейся! Возможно, если ты сейчас не готов, то тогда был готов ещё меньше. – Она пронзительно сверлит меня взглядом.

А я ненадолго задумываюсь о перипетиях бытия.

Я где‑то согласен с тем утверждением, что браки заключаются на небесах. Только вот с возрастом, как в том оскароносном фильме старой Империи там , все недостатки каждого человека сходу становятся видны. Оттого в пучину чувств, по достижении какого‑то опыта, погружаешься крайне неохотно (чтоб сказать мягко).

Так‑то, лично у меня этот вопрос вообще не стоит, по целому ряду объективных и субъективных причин. Но и наше с Алтынай совместное проживание, в течение всего последнего времени, тоже сложно назвать обыденностью лично для меня. Если мыслить категориями информационного века, то эмоциональные связи с ней у меня не то что образовались, а вообще окрепли больше, чем с чем‑либо в этом мире ещё. Почти что.

– Ладно. Давай зайдём, как ты говоришь, с другой стороны, – продолжает прессинг Алтынай, перебирая наши с Вальтером листки и оценивая вид письма. – Это потом сожги, не вынося из шатра, – попутно замечает она. – Сейчас задам три вопроса. Ответишь?

– Когда я тебе хоть на какой‑то твой вопрос не отвечал? – парирую в стиле Иосифа.

– Хорошо. Тогда первый вопрос. К чему ты стремишься в жизни? У тебя есть мечта либо цель? Из того разряда, что ты называешь стратегическими? – она как‑то не по‑детски пытливо смотрит мне прямо в глаза.