– Ты прав, – рассержено ворчит Актар. – Пойдём ко всем..

_________

– Убивал ли ты двух стражников возле амбара с рыбой? – задаёт вопрос странному путешественнику Хамидулла через несколько минут при всеобщем гробовом молчании.

Ответчик презрительно молчит, но лишь до тех пор, пока не начинает говорить Разия:

– Да, – говорит она глухо, прикрыв глаза. – Но только одного. Второго убил другой человек.

– Зачем это было сделано? – продолжает старейшина Бамиана, внешне не выглядящий удивлённым.

– Нужно было взять образцы рыбы из общественного амбара, – так же пугающе отстранённо отвечает персиянка.

Сидящий рядом и пристально глядящий на неё Актар кивает после каждого её ответа.

Хамидулла же сидит так, чтоб не выпускать из виду ни персиянку, ни самого Актара. Судя по тому, что он задаёт вопросы дальше, у него нет претензий к происходящему, как у судьи.

Будь состав судей чуть иным, возможно, пойманному с поличным и удалось бы как‑то отстоять свою неприкосновенность, но в данном случае явно имеет место столкновение двух Систем.

Допрашиваемый, будучи не в силах сопротивляться вторжению персиянки в собственные мысли, только скрипит зубами и ворочается в руках крепко удерживающих его стражников.

– Разрешите и я задам несколько вопросов? – неожиданно раздаётся вопрос с той стороны, где сидит брат дочери степного Хана.

– Его передадут вам позже, – чуть недовольно морщится Хамидулла. – Вина ясна, доказана и сомнения не вызывает. Как будете делить его с каррани – ваше дело.

– Если позволено, я бы хотел кое‑что уточнить прямо сейчас и здесь, – вежливо настаивает здоровяк, складывая ладони в жесте вежливой просьбы.

– Хорошо, – устало выдыхает Хамидулла.

– Из каких побуждений вы преступили столько законов? Кто ваш хозяин? Куда пошёл твой напарник? – три вопроса бритого брата Алтынай сливаются в один.

Допрашиваемый резко краснеет, как‑то странно выгибается, выворачиваясь из рук удерживающих его и даже ухитряется выхватить чужой клинок из ближайших к нему ножен.

Атарбай, не растерявшись, тут же делает какой‑то жест руками; и пойманный беглец, казалось бы, просто засыпает стоя в один момент.

Успевая перед этим полоснуть себя по горлу выхваченным из чужих рук кинжалом.

– А я говорил, что надо связывать, – вздыхаю, вещая очевидное в адрес местного Хамида. – А я ведь предупрежда‑а‑ал…

– Даже допросить как следует не успели, – вторит мне Актар с явно читаемой досадой в голосе, укоризненно глядя на своего старого знакомого (старики явно отлично знали друг друга и до сегодняшнего дня, но я это не сразу понял).

– Зато вина доказана, – легкомысленно отмахивается «глава суда». – Ещё и грех самоубийства на душу взял… Суд свершился! А связывать его до  признания виновным, ещё и в таком спорном вопросе, было бы неправильно.

– Ну да. Справедливость восторжествовала, и ловить второго теперь может помочь только Аллах, – не могу удержаться от сарказма. – Потому что у этого  мы ничего узнать не успели…

Понятно, что у зарезавшегося фигуранта была техническая возможность умереть даже со связанными за спиной руками, причём не одна; и я не верю, что он о них не знал… судя по тому совокупному уровню навыков, которые он тут продемонстрировал. Но соблюдения «техники безопасности» никто не отменял, даже если она не на все сто процентов эффективна. Впрочем, столь глубокие абстрактные понятия – явно не для этих момента и общества.

По окончании процедур, Хамидулла позвал Актара, меня и девочек к себе, на подобие ужина. Правильне даже будет сказать, пригласил.

Мы, хоть и торопимся, но предложение вынуждены были принять (в том числе, под давлением Актара).

Вслед с Разиёй, что интересно, с нами вместе увязался тот самый пацан лет десяти от роду на вид, который держал её почти весь вечер за руку и, я так понимаю, который больше всех в долине контачил с нашими «фигурантами» в течение последнего дня. Кстати, за стол со взрослыми его почему‑то тоже допустили; видимо, Разия замолвила словечко. Интересно, чем этот карапуз её так взял…

Куда делся второй «невидимка», могут понять только местные (поскольку для этого надо знать здешние реалии). А чтоб их разговорить, отказ от ужина со старейшиной – не лучшая стратегия. И вот теперь приходится тратить время на политесы, чтоб потом ещё и нестись куда‑либо с набитым брюхом. Наверное.

Впрочем, кроме меня, бросаться в дорогу по горам ночью желающих пока нет. А я не могу поделиться ночным «зрением» с остальными; так что, видимо, забег придётся действительно отложить до утра.

_________

Отдав должное трапезе, возвращаюсь к волнующему вопросу:

– С этим  был ещё и второй. Как можно узнать, когда  он исчез? И кто может подсказать, куда  сбежал, либо куда мог сбежать ? Отсюда же наверняка уходит не так много дорог, по которым он мог скрыться?

Актар, ничего не говоря, укоризненно качает головой. Я понимаю, что идея дробить отряд на группы и высылать погоню сразу по нескольким маршрутам – не лучшая. Но и иных вариантов может не оказаться.

На мои слова неожиданно отвечает этот сидящий напротив паренёк, по имени Мазияр, который держит за руку Разию даже сейчас (думая, что этого никто не видит, поскольку их руки опущены ниже столешницы).

– Уйти мог только по горе. Что до времени, то примерно в полдень, почти в час Зухр, – малец явно попирает правила поведения за столом, влезая в разговор взрослых.

Но ему поощрительно кивает хозяин дома, он же местный старейшина, потому паренёк не тушуется.

– Почему ты так думаешь? – Актар вежливо поворачивается к ребёнку.

Мне, кстати, видно, что Актар ничуть не подвергает сомнениям сказанное. Просто он желает «пройти дорогу рассуждений» вместе со «свидетелем»: а вдруг взрослый ум заметит что‑то ещё, чего ребёнок по пути мог пропустить?

– Я несколько раз бегал к ним в тот день. – Сообщает представитель местной молодёжи, не отвлекаясь от поедания плова. – Меня десятник стражи попросил: каждый раз, когда в долину въезжали более десяти конных людей единовременно, по его просьбе сообщать этим двоим. Медная монета за каждую новость, – солидно покосился малыш в адрес Разии. – Так вот, в час Зухр этого вашего «второго» на их стоянке уже не было. А между часом «Восход» и часом «Зухр» он ещё был. Соответственно, ушёл примерно в полдень, – малец, явно довольный произведённым впечатлением и вытянувшимся от удивления лицом Актара, с удовольствием впивается зубами в здоровенный кусок бараньего мяса (зажаренный прямо на ребре и в длину сравнимый с длиной локтя самого пацана).

– А почему думаешь, что он именно по горе ушёл? – делаю жест Актару помолчать.

Это не укрывается от присутствующих, но подобная вольность сходит мне с рук (ибо в этих местах никто в чужие дела и отношения без спросу обычно не лезет. А Актар не обидится, с ним у нас свои отношения).

– Так коней он нигде не покупал. – Парень, отложив баранье ребро с недоеденным мясом на их общее с Разиёй блюдо (да‑да…), начинает солидно загибать пальцы. – На базаре тоже ни с кем не разговаривал; и вообще ни к кому с конями либо верблюдами не подходил. Значит, что?

– Что? – вежливо улыбаюсь, еле удерживаясь, чтоб не заржать от умиления и комизма ситуации одновременно.

– А‑а‑а, ещё он по дороге тоже не шёл, я б увидел, – торопливо добавляет Мазияр, присоединяя ещё один палец к уже загнутым. – Значит, пошёл он пешком. И пошёл только через горы. Потому что на козе или на овце б он не уехал…

Видимо, последнее было шуткой, потому что присутствующие пашто оглашают окрестности громовым хохотом.