Не понимаю, зачем он это начал, и почему я не послала его ко всем чертям. Всего на миг мне показалось, что вернулся тот самый парень с грустными глазами и широкой улыбкой, без которого я не могла прожить ни дня, без которого мне не хватало воздуха. Но все изменилось. Мы изменились, и нас прежних давно унесло злым холодным ветром. Теперь мне не хватает воздуха рядом с ним.

Вчера я делала что угодно, только бы не прокручивать в голове минуты, проведенные с Тайлером. Я не должна была допускать этого, но джин уже вылетел из бутылки. То, что я так отчаянно пыталась похоронить в своем сердце, снова плещется и наполняет меня ядовитым восторгом.

На испанском пропускаю мимо ушей половину объяснения и даже не слышу, как мисс Мендоза просит меня что-то прочесть из учебника. Спенс тычет мне в спину карандашом.

– Por qué no me escuchas? (исп. Почему ты меня не слушаешь?) – строго спрашивает мисс Мендоза и повторяет просьбу.

– Discúlpeme (исп. Извините), – бормочу я и судорожно листаю учебник. – Presente de indicativo. Выражает конкретное действие, происходящее в момент речи, – зачитываю, преисполненная наигранного энтузиазма. – Употребляется со следующими обстоятельствами времени: ahora – сейчас, en este momento – в этот момент.

– Gracias, – кивает мисс Мендоза и продолжает объяснение. А я ловлю на себе озадаченный взгляд Калеба и натянуто ему улыбаюсь.

Сейчас меня тошнит от себя самой. Я целовалась с Тайлером в то время, когда ни о чем не подозревающий Калеб спал в одиночестве.

У нас ничего не было. Я снова его продинамила. Просто не смогла пойти дальше. Но, если откровенно, то и не хотела. Калеб думает, что я наивная и неопытная, что мне нужно время, чтобы привыкнуть к нему. Но правда хуже. Я не хочу близости с ним, потому что по-прежнему желаю прикосновений и объятий другого. Ничего не могу с собой поделать. А еще становится все сложнее игнорировать уколы совести, которая понукает меня перестать использовать Калеба и признаться ему, что у нас ничего не выйдет. Пора с этим что-то делать. Угрызения совести – не то, что должна испытывать девушка рядом с парнем.

И Калеб не слепой, рано или поздно он потребует объяснений. И что мне ему сказать? Что оставила его и ушла бродить в надежде встретить того, кому не нужна? Что не люблю его? Что все это время морочила ему голову?

С Тайлером все ещё сложнее. Любовь, которая должна была перейти в ненависть, так и осталась любовью, пусть и неправильной. Это чувство проникло мне в кровь, и его уже ничем не вытравить.

Какая же я жалкая, если продолжаю на что-то надеяться. А ведь я продолжаю…

Отсидев основные занятия, направляюсь в редакцию школьной газеты, чтобы отобрать снимки для статьи о “Ярмарке научных идей”.

От Калеба приходит сообщение. Он спрашивает, какой у меня урок, и я пишу ему, где нахожусь. Мы договариваемся встретиться в фойе у кофейного автомата через час.

Закончив раньше, я выключаю компьютер. На выходе из редакции, на мой телефон приходит сообщение с незнакомого номера.

Пробежав взглядом по тексту, я хлопаю глазами, уставившись в экран. Затем снова перечитываю.

“Приветик, Дилан Янг, все играешь в Лоис Лейн? Статья о “Ярмарке научных идей”? Да это просто глоток свежего воздуха в журналистике”

Улыбнувшись, быстро набираю сообщение:

“Кто это?”

Ответ приходит незамедлительно.

“Ни за что не догадаешься”

О том, над чем я работаю, знали несколько человек из редакции, а также Спенс и Калеб. Но подобная ерунда совсем не в стиле Калеба. Он слишком интеллигентен и с фантазией у него неважно. Другое дело – Джекс. Мой старший брат чемпион мира по розыгрышам и приколам. В прошлом году он прочел мое интервью с нашим директором, мистером Райтом, а затем позвонил мне с номера одного игрока из своей команды и представился звездой порнхаба, предложив помощь в написании статьи по профориентации. Но Джекс сейчас за тридцать миль, в колледже, и ему не может быть известно, где я и чем занимаюсь. Остается только Спенсер.

Блокирую экран, припоминая, что у нее сейчас социология этажом выше, и устремляюсь по коридору к выходу на лестницу. В полотнах дверей большинства школьных кабинетов есть вертикальные стеклянные вставки, которые дают возможность подглядеть за тем, что происходит в классе.

Достигнув нужного кабинета, я осторожно приближаю лицо к окошку и нахожу взглядом Спенс. Она сидит в среднем ряду за второй партой. Темно-русая челка свисает на нос, а кончик ручки вырисовывает в воздухе узоры, пока Спенс записывает что-то в тетрадь. Мистер Уинслоу, наш историк и преподаватель общественных наук, при помощи маркера строит на доске многоуровневую схему.

Я усмехаюсь. Сейчас и проверим, насколько Спенсер Оушен действительно увлечена темой урока.

Напечатав сообщение, я не свожу с нее взгляда.

“Ладно. Сдаюсь. И кто ты? Я тебя знаю?”

И жду, когда она отвлечется от работы, чтобы тайком под партой напечатать мне сообщение, но Спенс продолжает переносить схему с доски в тетрадь. А мой телефон вибрирует в ладони.

“Я тебя знаю”

Мне почему-то становится не по себе, когда спины касается прохладный поток воздуха. Чувствую, как волоски встают дыбом под тонкой блузкой. Я резко оглядываюсь, но коридор пуст.

Чертова истеричка.

Глубоко вздохнув, смеюсь над собственной реакцией. Это всего-то эсэмэски. Кому-то из моих знакомых, видимо, стало очень скучно. Я хмурюсь, покусываю губы и снова перебираю имена людей, которые могут так подшутить надо мной.

После минутной заминки набираю:

“Калеб, это ты?”

Телефон снова вибрирует. Я читаю новую эсэмэску.

“Дилан, заканчивай свою долбаную викторину. Джонс тут ни при чем. Скажи, ты любишь головоломки?”

Неожиданно я встречаюсь взглядом с учителем. Мистер Уинслоу в упор смотрит на меня сквозь стекло. Трясу головой, давая понять, что не собираюсь никому мешать, и отступаю. Стоя посреди пустого коридора, я пишу:

“Какие головоломки?”

На что получаю:

“Разные. Давай проверим, насколько ты сообразительна?”

Мне начинает это надоедать.

“Кто бы ты ни был, прекрати писать мне всякую фигню”

Я нажимаю на номер, собираясь внести его в черный список, но новое сообщение успевает проскочить.

“Не будь занудой, Дилан. Разве тебе совсем неинтересно?”

На самом деле, интересно. Интересно узнать, кто этот кретин и почему он привязался именно ко мне. Чутье подсказывает, что меня донимает точно не девушка.

Поразмыслив, набираю несколько слов:

“Ладно. Ну и что там?”

Ответ приходит сразу.

“Другое дело. Скажи, ты боишься летать?”

Я фыркаю, как мустанг, когда тот чует индейца.

Летать?

Примерно, раз в год мы с родителями совершаем перелет через весь континент, чтобы навестить в Майами Викторию, нашу с братьями бабушку. Но самолеты меня никогда не пугали. Только при чем тут самолеты?

Просто чушь какая-то!

Качая головой, пишу ответ:

“Нет, не боюсь”

Телефон вибрирует в ладони, и я читаю:

“Тогда тебе стоит прочесть кое-что. Скажем, “Моби Дик”.

Я раздраженно вздыхаю, пялясь в экран, и все больше склоняясь к тому, что кто-то просто развлекается и тратит мое время.

“Серьезно? И что это значит?”

Написав сообщение, стою в ожидании ответа, вот только на этот раз он задерживается. Следующие пять минут я хожу по коридору, ожидая объяснений. И, начиная терять терпение, печатаю еще одно сообщение:

“Эй?”

Нажимаю “Отправить”, но на экране появляется заставка, и мобильник самовольно перезагружается.

Ерунда какая-то.

“Моби Дик”, или… Белый кит” – это роман Германа Мелвилла. Кажется, у Стинки он есть.

Мне надо прочитать его, чтобы врубиться, что от меня требуется? Или отправиться на китовую охоту?

Теперь я точно ничего не понимаю. Какое это может иметь ко мне отношение? Кто бы ни был человек, приславший сообщения, у него либо не все дома, либо он просто смеется надо мной.