«А какое моё краткое имя?» — спросила я.

«Я даю краткие имена только тем людям, которые мне нравятся».

Когда мы приблизились к Бэгмену, в нос ударил тошнотворный запах разложения.

— Думаешь, Солнце тебя услышит? — спросил Джоуль, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.

— Сомневаюсь, что он прямо сейчас мониторит этого конкретного Бэгмена, но я попробую привлечь его внимание. Я должна попытаться. — сказала я и повернулась к Кентарху: — Можешь подержать его?

Колесница прижал голову зомби ботинком, повернув его лицом ко мне.

Я присела вне его досягаемости, затаив дыхание.

— Сол, ты меня слышишь? Сол?

В гноящихся глазах не промелькнуло ни малейшего проблеска узнавания.

— Ну же, Сол! — подавляя страх, я склонилась над ним и крикнула. — СОЛ! НАМ НУЖНА ПОМОЩЬ!

Но в ответ раздалось лишь бессознательное мычание.

— Брось, Императрица, — сказал Джоуль, плотнее запахнув куртку, — этот упырь, похоже, не настроен на беседу. Да и холодно здесь, а в машине тепло.

— Хорошо, — я поднялась на ноги.

— И ты просто его оставишь? — возмущённо добавил он. — Или Бэгмены теперь неприкосновенны?

— Нет, они по-прежнему опасны. Думаю, даже Сол не рассердился бы за разовое убийство. Кто возьмёт на себя эту обязанность?

Сию же минуту Кентарх метнул нож зомби в голову. И тело мертвеца обмякло.

Вытянув нож, Кентарх вытер лезвие о подошву армейского ботинка и спрятал его в набедренный чехол.

— Можем остановиться здесь на ночь.

Конечно, ночь сейчас понятие относительное, но воспалённые глаза выдают его усталость.

Когда мы вернулись в машину, Джоуль скомкал свой потрёпанный шарф и положил под голову вместо подушки.

— А кто будет на стрёме? Не забывайте, что мы на землях каннибалов.

— Я первая покараулю.

По идее, я тоже должна валиться с ног, но чувствую, что не усну от нервного перенапряжения.

— Эй, Колесница, ты бы был поосторожнее с этой, — Джоуль ткнул в меня пальцем, — она у нас знатная соблазнительница.

Я закатила глаза. Во время предыдущей остановки я отвела Башню в сторону, чтобы спросить, какое впечатление на него произвёл наш новый компаньон, доверяет ли он ему. Сам Колесница нам откровенно не доверяет. Прикрывается, когда заводит двигатель. Страхуется, чтобы мы не убили его во сне?

Джоуль самодовольно ухмыльнулся.

«Решила уединиться со мной, чтобы обольстить, да? Пополнить ряды своих горемычных женихов? Не на того напала, Императрица. Я храню верность памяти Калли».

Бывают моменты, когда мне совсем не в шутку хочется его придушить.

Башня уснул мгновенно, и тихое похрапывание вступило в соперничество с урчанием его голодного желудка.

Через какое-то время Кентарх начал нервно постукивать пальцами по рулю с явным желанием что-то спросить.

— Выкладывай, Колесница.

— Ты веришь, что игру можно остановить?

— Я всегда к этому стремилась.

Пока за меня не взялась бабушка. А ведь она во многом оказалась права.

Она советовала припрятать семена по всему замку для защиты, но я была слишком беспечной. Растения, выращенные мной внутри дома, были скорее украшением, и я позволила им завянуть. Она предупреждала, что Смерть и все мои друзья повернутся против меня. И попала в точку. А меня теперь гложет вина. В последние дни я панически боялась находиться с ней рядом. В какой-то степени я её даже… ненавидела. Искала оправдания, чтобы реже видеться, и теперь это терзает мне душу.

А она всего-то навсего хотела меня предостеречь… защитить свою единственную родную душу. Она хотела, чтобы я была беспощадной, потому что игра, в которую я вовлечена — беспощадна. Представляю, как она была разочарована, узнав, что я влюбилась в своего векового врага.

Когда-то я сказала Арику, что мы переписали историю. Но разве этим мы не бросили вызов судьбе? А если судьбу, вообще, нельзя изменить…

Нет, я отказываюсь это принять. Смириться — значит упасть и никогда больше не подняться.

— Но теперь ты в это не веришь, — тихо сказал Кентарх.

— Не исключаю, что это возможно. Но не раньше, чем мир восстановится. Богам эта игра нравится. А мы в ней заложники.

Но почему я? Почему всё это дерьмо происходит со мной?

— Тогда нам нужно выступить против богов, а не друг против друга… взять всё в свои руки, — он прислонил голову к водительской дверце, — какое грандиозное было бы сражение.

Спустя некоторое время он тоже уснул.

Видно, что Колесница человек хороший и достойный, но я прекрасно понимаю, что ради спасения жены он мне в два счёта глотку перережет и глазом не моргнёт.

И всё же он заставил меня задуматься. Что, если бы все Арканы объединились?

У каждого из нас есть сильные и слабые стороны. Оген был неуязвим к моему яду, но панически боялся воды. Джоуль не отличается особой физической силой, но может наэлектризовать кожу, чтобы себя защитить. Чёрные крылья Габриэля впечатляют своим размахом, но одновременно являются удобной мишенью. Всесильный Арик поддался влиянию Пола, тогда как незадачливый Финн оказался к нему невосприимчивым.

Но что будет, если объединить возможности всех двадцати двух Арканов?

Не содрогнуться ли даже боги?

Я откинулась на спинку сиденья и, уставившись в потолок, погрузилась в раздумья. Это моя первая ночь вдали от Арика за много месяцев. Но как бы я не пыталась представить его тёплую улыбку, перед глазами всё равно стоят глаза, полные ярости.

Его образ в окне замка навсегда запечатлелся в моей памяти. В тот момент я кое-что поняла: ярость — это своего рода безумие.

Придёт ли он в себя? Понимает ли он, хотя бы глубоко в душе, что натворил? Как бы там ни было, он, наверное, тоже страдает.

А Ларк? Как она справляется со своим горем? В голову пришла новая тревожная мысль. А если она испробует свой фаунагенезис… на Финне?

Нет, Пол не позволит. Его силы Повешенного активировались с этим убийством.

Я закрыла глаза и вспомнила иллюзию Финна про пляж. Этот последний миг общего умиротворения стал затишьем перед бурей. Кажется, это было много лет назад, хотя прошёл всего один день.

В голове прозвучал голос Финна. «Я так чертовски люблю вас, ребята».

По щекам покатились слёзы.

И хотя я плакала беззвучно, Джоуль открыл глаза.

— Финн был и мои другом тоже, — прошептал он.

День 536 П.В.

По-прежнему в предгорье

— А я говорю, сдадим её в Лазарет.

— Ни фига. В Стикс больше заплатят.

— Но они захотят, чтоб она была нетронута.

— Простите, молодые люди, — как же надоело разыгрывать девицу в беде, — послушайте, я не хочу проблем.

Стикс? Лазарет? Понятия не имею, о чём они говорят, да и мне, в общем-то, плевать. Я просто хочу убедиться, что два доморощенных сутенёра, решающих мою судьбу, заслужили то, что их ждет: то есть казнь.

У одного изо рта несёт, как из бочки с радиоактивными отходами. Его я прозвала Галитозом[7]. У второго в засаленных усах застряли остатки недавней трапезы. Этот будет Усач.

— Пожалуйста, отпустите меня, — убедительно изображать панику я уже особо и не стараюсь, — я пытаюсь добраться домой, к своему мужу.

Хоть тут не соврала.

Увидев меня на дороге, они остановили свой микроавтобус и выскочили, угрожая оружием: дубинкой и пистолетом, скорее всего, незаряженным. Спросили, одна ли я, и я ответила, что одна.

Ложь, конечно. Кентарх с Джоулем совсем рядом, спрятались за перевёрнутой грузовой фурой.

Грабить безвинных людей я всё ещё не решаюсь, поэтому, когда Кентарх слышит приближение машины, они с Джоулем прячутся, а я выхожу на дорогу и начинаю выполнять свою шоу-программу. Если мне пытаются причинить вред, мальчики вмешиваются, и оказавшиеся не совсем безвинными путники лишаются всего. Жизней в том числе.