– Как «пусты» наши дела… – смеялся в открытую Егор, утирая, временами слезы. – Будь аккуратней с древесиной! Ее Ксан ценит ничуть не меньше, чем ткань, наброшенную на нее белой скатертью. Как белую ткань, натянутую на светлые древесные рамы, холсты! И подставку под них, под листы, как мольберт. Но, да… Чуть больше, чем тебя, в таком случае… Выбор очевиден!

– Буду! – фыркнула в стол София. – Как и буду надеяться на то, что это, все же треснула моя голова. И я, хоть так, смогу избавиться от всего этого…

– «Малышка-Софишка»… – «нараспев» потянул Егор и рассмеялся с новой силой. – Тебе надо было отказываться и уходить, выходить из игры чуть раньше. Когда мной, еще не «обладал», и меня так не «переполнял», такой интерес. И не такой, в принципе! А по хорошему, вообще не начинать. Не «проситься» и не «напрашиваться», но ты сделала это! И пошла на это, сама! Надо уметь с честью и достоинством, признавать свои ошибки. Как и проигрывать!

– Как? Если ты мне не даешь?!

Брюнетка «взвыла» и еще раз, но слабее, «приложилась» головой к столу. Отказывая всему и вся. Отказываясь от всего! Как слышать, так и видеть, понимать и принимать. А еще, подниматься! И лицезреть его «победную» и «победоносную», «горделивую мину». «Гордого» собой и самим собой!

Однако, все же стоило, хотя бы прислушаться. И если не к нему, то к себе. И если не перефразировать фразу, что уже «вылетела», как ни посмотри. И ее не «поймать» и не исправить. То хотя бы, добавить и дополнить ее чем-то… Что исправило бы «положение», пока не поздно, и внесло «коррективы» в эту «полость» и… пошлость! Незримую и неощутимую, для нее пока. Но зато, во всей широте и масштабности, силе и глубинности, «открывшуюся» ему.

Интерес взял «второй круг», с еще большим огоньком и жаром, «игривостью». Что «первый» и перестал «котироваться». И обрел себя, как «фальстарт». Имея под собой, лишь «настольную игру», как часть практики. Оставляя за собой огромное «поле» теории, для продумывания шагов наперед. Когда же тут, на «втором уровне», теория отходила на задний план. Отдавая все «бразды правления» практике, стыкуясь на воспоминаниях прошлого. И как видно, до сих пор настоящего. Хоть и с этого момента, «полноценно» только у него.

Она и забыла, каково это, оставаться с ним наедине. С того самого «осеннего момента». «Плюс» ко всему, не зная, каково это, бросаться «подобного рода» фразами. Смысл которой, так до нее и не дошел.

Но это и ничего. Он же поможет. А что лучшее, что худшее из этого, ей придется решить самой. Как и научиться следить за языком, после всего этого. Либо нет, вдруг и понравится!

Преодолев расстояние, разделявшее их, в считанные секунды. Не обойдя, а буквально «облетев» стол. Максимально тихо и так, чтобы оставаться не слышимым для нее. «Грызущую» себя и ругающую, на чем свет стоит, внутри себя. Он перегнулся через ее левое плечо. И не утруждая себя «очищением пространства», в «прибирании» ее волос. Что она сделал и сама, «до». Придвинулся к ее левому уху и прошептал:

– Не «даю», что?

Софию, буквально «подбросило» на ровном месте. И она подпрыгнула на стуле. Благо и не с ним вместе, а только на нем, могла же и упасть. Так и не просто упасть, а еще и придавить себя им. Получить травму, от всего деревянного и тяжелого, расположенного в этой части комнаты.

Она отстранилась от стола и вжалась в спинку, содрогаясь всем телом и душой. Неожиданно понимая, что и согрелась от адреналина, вброшенного в кровь. Но, чем именно? Его неожиданным появлением? Или «гробовым шепотом», в общей тишине? Или всем и сразу?

Разбираться и понимать, как и отвечать на это, ей не хотелось. Хотелось, как ни странно, отстраниться. Даже, «под страхом замерзания». Но это лучше, чем то, что вместе со стуком сердца в груди и ушах, пульса в висках. Вернулось в ее голову и воспоминание, обрывками фраз и образов. Сначала в теории, а после и на практике, в виде, так некстати появившегося, в ее, дивана.

– П-проиграть, – голос сник до шепота и хрипоты, горло нещадно сушило. Что девушке пришлось прокашляться и попытаться, хотя бы попытаться, выровнять свое дыхание, если не сердцебиение.

Но это было, только начало и первое «взмывание» в воздух «карусели», «личного аттракциона» Егора. На который он сам смотрел, с каким-то животным интересом и жаждой, когда же девушка не смотрела, вовсе. Пряча глаза в ладонях, сжатых между ее же ног. Ей было жарко в теле, а руки, словно жили отдельно и своей жизнью. «Леденея», от нервов и волнения. Она не боялась, но и не «провоцировала» к этому, к вселению в нее, чего-либо извне. Как ей казалось, по крайней мере.

Не сказать, что тот момент, посягания на ее «зону комфорта» и «личное пространства», был из первых и последних. И что она ошиблась, «предрекая» тогда и другие. Они были! Были, но…. Такие «мелкие» и «незначительные», слившиеся в уже отработанную ранее и практикуемую по сей день, форму подтрунивания и издевательства, что… Она не видела разницы. Где это Егор «до» того момента и где он же, но «после». И была ли, вообще разница? Что и давало повод для «смешивания красок».

Но сейчас… Сейчас он, будто решил «внести новый цвет». Или «смешать» те «капельки», дабы преобразовать «однотонную лужицу» во что-то «свое». И как видно, «красное»… Если не кровавое, то в цвет ее щек и губ. Которые она, снова нещадно кусала. В цвет ушей и шеи. Которую так же, нещадно хотелось «растереть». Избавившись, от клеток и атомов его дыхания, вблизи ее. И непосредственно, в одно из них. Но она не двигалась, пока руки белели и «синели»… Их бы, тоже растереть. Но не станет ли это «сухими деревяшками»? И не даст ли, по окончании, своей «провокации», «огня»?

Развернув ее к себе на стуле. Так быстро, что она и охнуть не успела. Да даже, воздуха в легкие набрать! Не то, что что-либо сказать и как-либо среагировать. Егор встал напротив нее и нагнулся к ней. Приблизившись своим лицом к ее, выдерживая «уровень» и стыкуясь с ее глазами, своими. Уперся руками по обе стороны от ее ног, в стул. И усмехнулся, возвращая себе свой голос и «веселые нотки» в него:

– Да? Только я, вот, о «другом» подумал…

Рывок и оставшиеся «рамки», как и «грани», «разбиты». Разорваны в пух и прах. Оставаясь «нитями» и «осколками», на «осадке», в паре миллиметров между их губ.

– Или… Не только я?

Он не касался ее, но и не делал вида, что не собирался. Он смотрел на них, «пресловуто» и дотошно. После чего, переводил взгляд на ее глаза. Пытался что-то найти и «прочесть» в них. Что-то увидеть в них. Что-то, что хотелось и желалось, пока только им. И это «пока», он и не хотел видеть в ней. Хотелось видеть согласие и «встречный маневр».

Не находя, снова «спускался» на губы. И так, несколько раз. «Бегая» и «промазывая», как «кистью по холсту», взглядом по ее лицу. От низа к верху и от верха к низу. Он бы мог сделать это сам. Легко! Как и во все прошлые разы, будь то на практике или теории. В действиях или на словах. Но, как и любой «сам», он устал…

Не до такой степени, чтобы бросить все на «тормоза». Но до такой степени, чтобы бросить себя на «тормоза» и «завести» уже ее. Прыгать с лестницы, со своей ступени, чтобы помочь подняться кому-то и подтолкнуть его, конечно весело. Но никогда это заходит в «тупик», где ты поднял всех, а тебе места не осталось.

Банально, выстукивая в закрытую дверь, когда за твоей спиной, все настежь открыты. А за «закрытой», открытое настежь окно. И вот, оно надо? Потратить нервные клетки впустую, можно и куда более интересным и приятным, как бы это ни звучало, образом и способом. Что и не поймешь, на первый взгляд, что они потрачены «впустую».

Здесь же, «зрилось в корень», буквально! Но он продолжал оставлять это право, последнее право, за ней. Право налево! Хотя бы, из-за того, что не видел в ней «пустоту» и «обесточенности». Не видел темноты. И не потому, что там свет. И все-таки, же она – ангел. Нет! А потому, что и она не была аморфной и безэмоциональной. Она была чувствующей и ощущающей, эмоционирующей.