– Только, ему об этом сказать не забудь. Предупреди заранее! Чтоб в «засолку» не пойти, – прыснул смехом Никита. И снова глянул на картину, решив «добить» в этом «моменте». – Ты «молодеешь» с ней? Или ее «молодишь», пока она «в гробу переворачивается»? Вот же, ей там «весело»! «Мясу» и на «вертеле»… Заслужила! Ни дать, ни взять…
– Ха-ха! – сыронизировал Влад, «зависая» на перилах лестницы. – Смешно! Прекрати «тырить» рукописи и начни писать «stand-up». Зал умрет… Во всех смыслах! С тобой или… От тебя!
– Только, если ты мне поможешь… – крикнул вслед Никита и переключился с «текстовика» компьютера на «мессенджер» телефона. Строча сообщение в общий, с Александром и Егором, чат: «Блудный сын вернулся и… Не один!».
Глава 2
– Новый скандал и новая рана. Новый порез и новая пуля. В сердце и навылет…
Подогнув ноги под себя, и сев «по-турецки», в некую позу «лотоса». Перед зеркалом во весь рост, светло-коричневого шкафа-купе, сидела среднего роста худощаво сложенная миловидная брюнетка. Шелковая черная пижама, состоящая из топа на тонких лямках, до талии, и шорт до середины бедра, выгодно оттеняла ее бледную алебастровую кожу. Но и не только ее, а и всю ее комнату.
На «фоне» светло-коричневой деревянной мебели, что преобладала. Вроде, письменного стола, с кучей полок, «окаймляющих» его. Забитых под завязку книгами. Стол так же был в этом не обделен. И ломился от «учебного» и «не учебного» материалов, разноцветной и разномастной канцелярии. Становясь еще одним шкафом, только книжным. Из которого, вот-вот и «польются» знания. Кровати и тумбы под телевизор, которого не было. Да она и не горела желанием им пользоваться, если бы он был. Тумбой, с позолоченными металлическими ручками, и зеркальными дверцами, она тоже не пользовалась. И на «контрасте» со светло-зелеными обоями и темно-зеленым ковром с мелким ворсом. С белым потолком и зеленой матовой люстрой по середине, с белым холодным светом. С белыми пластиковыми окнами…
Она была «этаким» черным пятном. «Грязью» среди «травянистого поля». «Каплей чернил» на «зеленом листе». И даже черный пластиковый стул на колесиках и серой металлической ножке не спасал. «Примыкая» к ней по цветовой гамме. Ведь тоже был обтянут зеленой тканью. Как и ее постель. Постельное белье, как и плед с длинным ворсом, покрывающий его, были сплошь зеленого цвета. «Успокаивающего», как писали и пишут, до сих пор. Но куда больше напоминал цвет стен больницы. Хосписа или психушки. Была бы пижама белого цвета и подлиннее в рукавах и штанах, с заклепками и ремнями, сошла бы за стационарную и стандартную форму «пациента» лечебницы.
Она не столько смотрела на себя в зеркало. Вообще, не смотрела! Старалась не смотреть, во всяком случае. Сколько созерцала зеркальную поверхность карими глазами, изредка цепляя «контур» своей фигуры. По темным вещам и прическе. Выпрямленные каштановые волосы, длиной до лопаток, спускались по плечам и спине. Выбившиеся прядки их спадали, выпадая из-за ушей, отросшей челкой. И мешали ей накладывать макияж. Ей все время приходилось отвлекаться на них и подменять «Цезаря». Выполняя несколько дел, одновременно. Как краситься, замазывая «ненужное» и «палевное». Только-только, «обретенное» и нормально не «зажившее». Размышлять вслух, не сбиваясь с мысли при смене косметического средства из оранжевой кожаной косметички-мешка. И делать заметки в своем сиреневом ежедневнике. Что лежал перед ней и подле ее ног. С синей ручкой посередине и меж белых листов в мелкую голубую клетку.
***
Наравне с тобой, дорогой дневник, у меня есть еще «два друга». Уже как… Год? Да! Год! Быстро время летит… Если не из «неодушевленных». Зеркало и «тональник». Другие – «второстепенные». «Основа» была всегда и будет… Будет спасать меня от «дурацких вопросов» и не менее «дурацких ответов». «Откуда у тебя это?». «Откуда то?». «Кто это сделал?!»… И прочие! Не знаю! Я наверное просто не понимаю смысла в этих вопросах. Если… Если ты не сможешь помочь. Или хоть что-то с этим сделать? Я же не могу! Другие – не важны. Если не я, то и никто. Выслушать, конечно, тоже – какая-никакая, но помощь. Но и для этого у меня есть ты! К чему мне еще кто-то и с тем же «функционалом»? Это – было бы предательством, да? Изменой…
***
– А вроде бы, «родные» люди… Но ведем себя, как собаки. Бездомные собаки и разных пород. К тому же… – легкий смешок слетает с ее губ, больше походящий на «истерический» и какой-то до боли обреченный. – Где она готова «вгрызться» мне в «глотку». Мне и никому другому. И «рвать» до крови! До «вырванных кусков мяса». А я… А я терплю. Терплю и жду окончания «трапезы» и «пытки». Ничего! Подумаешь… – черная кисть с бежевой пудрой на бордовых ворсинках легко проходится по слою светло-бежевого тонального крема, фиксируя «тон». – Будто, впервые! Хотя, да… Каждый раз, как «первый». Но с болью не той. «Помноженной» на все разы, наверное… Ей это – нравится. Она «чувствует кайф» от боли, принесенной человеку. Принесенной мне! Она сильнее всего «цепляет» – боль «близких»! Вот… Ни с чем несравнимое «удовольствие»! Видеть, как «захлебывается» собственной кровью «родной» человек. «Любимый» человек! Наверное «человек» и наверное «родной». Как и «любимый»…
***
Ладно, еще на лице ничего нет и на «правой стороне». А «эти»… Эти можно и не стараться «скрывать» особо… За одеждой, не так уж и видно. А даже, если и видно… «Спотыкнулась, упала, очнулась – гипс!». Ну, да! Нет! Не видно! На крайний случай, можно же столкнуться в коридорах с демоном и… Тогда, будет видно то, что во мне и от него. От них… Чувственно и ощутимо, эмоционально. Их же «энергия»… Темная энергия! А это – еще хуже. Главное, не столкнуться с Никитой в «таком» разрезе. Тогда, к вопросам выше, прибавится еще «столп» вопросов. Но уже и не так много ответов. К сожалению ли, к счастью?
Можно было бы «спустить на тормозах» и «отшутиться», мол: «партаки, как часть жизни. Как «вторая натура!». Я же тоже, в какой-то степени, «партак». Но «зайдет» это – не всем. Потому, что точно не от ангельской энергии! И точно, не весело. Ведь, после «польется»: «в какой-то степени – ошибка». «Ошибка»! Как мое «второе имя». А «первое» – «ее». «Мамы» и «матери»! Лучше, пусть не знают и не знают ничего! Лучше, немного «подмажем» здесь и… Здесь! Под «слоем» будет не так видно, в случае чего… На «запахе» – никак не отразится. Но хоть что-то и как-то… И… Все! К телу я никого не допускаю. Кроме нее, но будто она и спрашивает! Так что… Немного «средства» ушло и уходит. Я «экономная»…
***
– Кровь, как вино, «хлещет» через глотку. Вот, только «приторный напиток», попадает внутрь. А «артериальная» жидкость выходит наружу, как и «капиллярная» с «венозной»… Слышится «харканье». По телу прыщут «фонтаны» крови. И пора бы уже приехать «скорой»! Но… Ее нет! Да и как она приедет? Если ее не вызывали? Не видели смысла… Ведь на завтра она вновь будет «нормальной» и будет улыбаться. Будет приветствовать меня за завтраком и расставаться до обеда. И снова, встречаться. Будет задаваться вопросами, «о здоровье» и «об учебе». Ее «мир» общий и каждого по отдельности. Мой и ее. Снова вернутся на свои «орбиты» и «продолжат» свой «путь»!
***
Никто не заподозрит, что что-то вчера или позавчера пошло «не так». Улыбки не дадут «пробиться» к душе. И только мы сами: «охотник» и «жертва». Только, мы будем знать, каково это, «мухлевать» и «натягивать» улыбки… Это «каково», вскроется вечером и под ночь. Когда ей в очередной раз позвонят из «универа» и скажут, что на «первой половине» пар я спала. А «вторую» – благополучно прогуляла. Они, будто и не замечают! Не знают, что я – ангел. В конце-то концов! «Ниспосланный» сюда на «побывку»! «В обретении предназначения». Настоящего и дальнейшего! Ищу «себя» в «этом». Спасая людей и…
***
Тут она оборвала себя, чтобы набрать в легкие побольше воздуха. И «сокрыть» подступающие слезы за дыхательными упражнениями. «Загнать» их обратно и не намочить бумагу, не размазать чернила. И не испортить макияж:
