Когда-то я смирилась с безопасностью, покоем и тишиной монастыря.

Но после двух недель общения я снова задавала себе вопрос: смогу ли я довольствоваться одиночеством всю оставшуюся жизнь? Как я смогу противостоять одиночеству после того, как испытала радость отношений?

— Если один из этих рыцарей сделал вас счастливой, то у вас есть две недели, чтобы выяснить любовь ли это.

— Десять дней.

Труди хмыкнула и повернулась, чтобы поднять с пола шарф. Я

улыбнулась, и все мое тело почувствовало прилив сил. Если я проведу не только сегодня, но и следующие десять дней с Дерриком, я, несомненно, узнаю, люблю ли я его настолько, чтобы выйти за него замуж. Какой бы предлог выдумать, чтобы провести с ним остаток месяца?

Когда я, наконец, вышла на верхнюю площадку, у меня перехватило дыхание от предвкушения. Несмотря на то, что было еще утро, солнечный свет уже был теплым, и летний день обещал быть великолепным.

Деррик держал под уздцы наших лошадей, разговаривая со слугой, который сидел на телеге возле конюшни. Герцог пошел провожать меня во внутренний двор. Беседуя на ходу, мы спускались по лестнице, и я почувствовала, что внимание Деррика переключилось на меня и следило за каждым моим шагом. Энергия этого взгляда ощущалась на расстоянии, как будто она прожигала меня насквозь, и я, наконец, не смогла удержаться от ответного взгляда. В его серых глазах горело что-то, чего я не могла понять.

И когда он улыбнулся мне улыбкой, предназначенной только мне одной, у меня подогнулись колени. Он направился через двор нам навстречу.

— Я вижу, вы оба с нетерпением ждете этого особенного дня, –

пробормотал герцог шутливо.

Я быстро отвела взгляд от Деррика и сосредоточилась на собаке, которая следовала за Дерриком:

— Я надеялась, что это не так очевидно, — пробормотала я в ответ.

Герцог усмехнулся:

— Очень хорошо, что Деррик наконец что-то придумал. Я боялся его реакции, если бы он снова увидел тебя с другими рыцарями.

— Я не хочу вредить их дружбе.

— Конечно, нет. — Герцог сжал мою руку, которая лежала на сгибе его локтя. — Но все они, вступая в состязание, знали, что должны сражаться честно.

— Вчера я сделала все возможное, чтобы дать шанс сэру Коллину и сэру

Беннету, — быстро сказала я. — Но сейчас я хочу провести время только с одним мужчиной.

Глаза герцога заблестели:

— Так мы и сделаем.

Я знала, что мои слова были смелыми, намного смелее, чем я бы позволила себе при других обстоятельствах. Но где-то в глубине души меня постоянно подстегивала мысль, что времени мало. С каждой минутой истекали мои шансы найти настоящую любовь. Мне приходилось выжимать максимум из каждой секунды.

Однако, когда Деррик встретил нас, я не знала, что сказать. Что сказать человеку, чье присутствие ошеломляло меня?

— Миледи. — Он протянул мне руку, и его брови изогнулись, как будто он знал, какой эффект производит на меня, и наслаждался этим. — Вы готовы к тому, что нас ждет?

Конечно я была готова, но я не могла сказать ему этого, не тогда, когда он ожидал услышать именно это. Я наклонила голову и одарила его, как надеялась, застенчивым взглядом:

— Мне кажется, вам доставляет слишком большое удовольствие удивлять меня, сэр.

Он ухмыльнулся:

— Жизнь с сюрпризами становится немного приятнее. Вам не кажется, миледи?

Я улыбнулась в ответ и взяла его за руку, позволив проводить меня до лошади. От его близости мое сердце забилось в груди, как бешеный барабанный бой. Как могло случиться, что даже малейший контакт с ним так сильно действовал на меня?

Когда мы проходили мимо сэра Коллина и сэра Беннета, которые тоже стояли возле конюшни, я кивнула им и помолилась, чтобы они прочитали извинение в моих глазах, извинение за то, что я предпочла Деррика. Голова сэра Коллина была забинтована, а синяк под глазом сэра Беннета стал черносиним. Они сражались за меня, но я подозревала, что они проиграли, даже если они еще не осознавали этого сами. Хотя, судя по смиренному выражению их лиц, возможно, они уже поняли. По крайней мере, я была рада, что их гнев по отношению к Деррику исчез, хотя бы сейчас. Позже мне нужно будет поговорить с ними обоими наедине и поблагодарить их за доброту и усилия, которые они демонстрировали в течение последнего месяца. Я им многим обязана.

— Как вам вчера понравился праздник? — Спросила я Деррика, когда мы выехали.

Он наклонился ко мне:

— Это был худший день в моей жизни, миледи.

— Худший? — Я попыталась изобразить безразличие, изучая открытое поле впереди, где многие мои крестьяне усердно работали, собирая пшеницу серпами.

— Мне невыносимо было видеть вас с Коллином и Беннетом. –

Произнес он слова, которые я так хотела услышать. — Надеюсь, вы больше не собираетесь проводить с ними время.

— И почему же? — Спросила я, стараясь придать голосу безразличие.

— Я не смогу гарантировать их безопасность, если вы составите им компанию.

— Тогда, полагаю, мне придется избегать их.

Он ухмыльнулся.

— И, если вы настаиваете, — мягко сказала я, — я буду проводить каждый день в вашем обществе.

— Я настаиваю. — Его голос был тихим.

Я не осмеливалась взглянуть на него из-за страха, что в моих глазах он увидит отражение сердца, которое стучало слишком быстро. Я стала думать о его планах на день. Позади нас грохотала телега. Кожаное покрывало, расстеленное поверх содержимого, не позволяло мне видеть, что мы везем с собой.

— Особые дни каждого из ваших благородных друзей были безупречны,

— сказала я. — Вы думаете, что сможете произвести на меня бóльшее впечатление, чем банкет в саду сэра Коллина или ярмарка искусств сэра

Бэннета?

— Мне нужно произвести на вас впечатление, миледи?

Он держался уверенно и, почти гордо, напоминая о той силе, которую я заметила в нем в первый день, когда встретила на Рыночной площади. Он мельком взглянул на меня, прежде чем окинуть взглядом поля и согнувшихся за работой крестьян. Хотя его глаза светились по-доброму, в них читалось осуждение, которое я научилась понимать.

— Вам незачем производить на меня впечатление, сэр, — призналась я. –

Но надо быть честными.

Он снова повернулся ко мне, и на этот раз его глаза засверкали от удовольствия:

— Я могу гарантировать, что этот день превзойдет все, что сделали мои друзья.

Среди окружения нескольких стражников и с герцогом в арьергарде, нам казалось, что мы совершенно одни. Через некоторое время поездки наш разговор превратился в воспоминания о прошлом. Он рассказывал о годах, проведенных в сражениях с герцогом, и эскападах, в которых участвовал вместе с друзьями. Я рассказывала о своем детстве, делилась воспоминаниями о родителях.

Когда мы, наконец, прибыли в один из моих маленьких городков, я была удивлена тем, что он привел меня в бедный огороженный район. По грубо нарисованной вывеске я поняла, что это была одна из территорий, пораженных недавней болезнью. Было жутко тихо и пустынно: ни собачьего лая, ни детского смеха, ни криков хозяек домов. Деррик помог мне спешиться, и я осторожно последовала за ним. Через приоткрытые двери хижин были видны голые полы, улицы странно чистые, без привычного мусора. Пока мы шли, Деррик сообщил мне, что только одна небольшая группа обездоленных людей пережила болезнь, и шериф поручил им очистить и сжечь некогда зараженную область. Деррик подозвал людей, чтобы мы могли поговорить с ними и дать им провизию, которую, как я вскоре поняла, он уложил в повозку. Мы сделали то же в двух других городах, и к концу дня я была встревожена всем, что увидела и узнала.

— Так много бедняков погибло, — сказала я, когда мы возвращались бок о бок в тени лощины.

Солнечные лучи пробивались сквозь кроны ветвей над головой. Легкий ветерок касался моих разгоряченных щек. Но ничто не могло унять боль в груди, боль, которая с каждым днем становилась все сильнее.

— В городах уничтожены целые районы.