— Может быть, это и правильно для тех, кто не может устоять перед искушением мира, — ответил аббат. — Но для тех, кто сильнее, как ее светлость, Бог предлагает шанс сделать гораздо больше для его славы.

— Брак не лишает человека возможности служить Богу и приносить ему славу. — Герцог оставался невозмутимым. — На самом деле, я видел много супружеских пар, которые вместе сделали для Бога больше, чем это было бы возможно в одиночку.

— Вы затронули прекрасную тему, ваша светлость, — сказал аббат, слегка поклонившись герцогу, прежде чем обратиться ко мне. — Ваши родители многое сделали, дитя мое. Невозможно умалить все их заслуги.

Я кивнула аббату в знак благодарности за то, что он успокоил меня.

Однако новая тревога пустила корни в моем сердце. Я поклялась быть сострадательным правителем, делать даже лучше, чем мои родители. А если брак и любовь будут отвлекать меня от моей миссии?

— Полно, леди Розмари. — Аббат направился к двери. — Пойдемте в часовню и помолимся. Молитва — лучший способ унять наши беспокойные души.

— Вы правы, святой отец. — Я встала, и ветер из окна заколыхал мое платье.

— Вы помолитесь за меня? — Сэр Коллин приподнялся, следя за мной взглядом, пока я обходила кровать. — Я хочу встать на ноги к танцам.

Аббат резко остановился и хмуро посмотрел на герцога:

— Вы ведь не собираетесь устраивать бал? Это невозможно пока один из рыцарей ранен.

— Коллин сильный. Он быстро поправится. — Герцог улыбнулся молодому человеку, лежавшему в кровати под балдахином. — Даже будучи прикованным к постели, он не стал бы отказывать леди Розмари в возможности потанцевать.

Шериф шагнул вперед:

— Я согласен со святым отцом. Поскольку убийца все еще на свободе, я не могу гарантировать безопасность ее светлости, если праздники будут продолжаться.

Герцог поднял бровь и встретился со мной взглядом:

— Леди Розмари, мы сделаем все, что вы пожелаете. В конце концов, это ваше будущее.

Я ценила то уважение, которое герцог проявлял ко мне, но не знала, как быть. Что было самым безопасным для всех? Я подавила желание снова взглянуть на аббата. Шериф уже считал меня слабой, и я только подтвердила бы это, если бы спросила совета у аббата сейчас. Его суровый взгляд был прикован к аббату, словно он ждал приказа от него, вероятно, думая, что я ничего не смогу решить сама. Хотя совесть мучила меня от желания противоречить своему мудрому опекуну, я расправила плечи и решительно сказала:

— У нас будут танцы.

Я успела заметить раздражение во взгляде шерифа, быстро брошенном на меня, прежде чем он успел отвести глаза. Герцог одобрительно кивнул, но плечи аббата, казалось, поникли, а на лице появилась настороженность.

— Нет необходимости отменять празднества из-за одного инцидента, святой отец, — поспешила я объяснить. — Кроме того, мы будем в главном зале и под надежной охраной.

Аббат долго смотрел на меня:

— Как пожелаете, дитя мое.

Выражение его лица сменилось спокойной покорностью судьбе. Тем не менее, я не могла избавиться от чувства, что разочаровала его.

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался Бартоломью, тяжело дыша, словно бежал так быстро, как только могли нести его старые ноги:

— Миледи, — сказал он между глотками воздуха. — Прошу прощения за беспокойство.

Тревога на его постаревшем лице заставила меня занервничать:

— Что случилось?

— В городе новая вспышка той странной болезни, — выдохнул он.

Ужас тяжелой ношей лег мне на сердце:

— Здесь? В Эшби?

Бартоломью печально кивнул. На мгновение я была слишком подавлена, чтобы двигаться или думать. Но оцепенение сменилось паникой, заставив меня действовать:

— Пошлите за экономкой, пусть приготовит тележку с едой и лекарствами. Я должна немедленно ехать в город.

— Нет, дитя мое, — ответил аббат. — Вы не можете ехать. Это слишком опасно.

— Я должен согласиться, — сказал герцог и, звякнув кольчугой, подошел ко мне. — Это слишком опасно. Мы еще недостаточно знаем об этой болезни.

И вы не можете рисковать собой. Ваши люди слишком нуждаются в вас.

Мое сердце призывало меня броситься в окруженный стеной город, чтобы помочь людям, которых я любила. Мои родители рисковали жизнью, чтобы помочь больным во время чумы. Но это была правда — я единственный наследник Эшби и не могла рисковать собой. Если бы я погибла сейчас, мои земли были бы разделены между соседними лордами, включая жестокого лорда Уизертона, который, по слухам, регулярно применял пытки просто для развлечения. Я должна была оставаться в живых как можно дольше, чтобы быть уверенной, что моим народом управляют гуманно и справедливо.

— Позвольте одному из моих людей взять провизию и лекарства, –

продолжал герцог, — и будьте осторожны.

Аббат кивнул, нежность в его глазах убедила меня послушаться совета.

— Хорошо, — сказала я. — Отправьте повозку без меня.

Я быстрым шагом прошла от сторожки до подъемного моста, оглядываясь, чтобы убедиться, что никто из охранников не узнал меня. В

простом плаще Труди и с корзинкой я надеялась сойти за пухленькую няньку.

— Я слишком долго пренебрегала визитом в город, — сказала я себе, пытаясь избавиться от чувства вины. — Кроме того, я не обещала герцогу, что воздержусь от посещения. Я только велела ему отправить провизию без меня.

Хотя я искренне хотела последовать совету аббата и герцога держаться подальше от города, намерение посетить его росло все больше, пока я молилась с аббатом. Я хотела, чтобы люди понимали, что они мне небезразличны. Я хотела убедиться, что о них заботятся. А еще я хотела узнать, как болезнь началась, тем более шериф заверил меня, что он приложил большие усилия, чтобы изолировать и сдержать болезнь в уже зараженных отдаленных районах. Я также ощущала в себе непонятную для меня потребность смешаться с народом и доказать, что я все та же, что я все так же предана Богу, как и всегда. Я пообещала себе, что не подойду слишком близко к больным и не стану подвергать себя опасности. Поэтому короткий визит не повредит.

Я подняла глаза к небу, к сердито клубящимся темно-серым облакам.

Это Бог гневается на мой народ и на меня? Этот вопрос не переставал мучить меня весь день. Иначе, почему бы он допустил вспышки болезни на моей земле?

С огромной корзиной под плащом тяжело дыша, я добралась до района, где жили самые бедные горожане. В одном конце пустынного переулка был воздвигнут наскоро сколоченный забор, а перед ним поставлена охрана, чтобы никто не мог проникнуть в зараженную зону.

Скорее всего, охраннику было поручено следить, чтобы также никто не выходил.

Я нырнула в темный переулок. Как мне подойти к охраннику, не раскрывая себя? Я прислонилась к стене ветхой лачуги. В нос ударило характерное для этого района зловоние. Кислый запах от собак, кошек и кур, свободно бродивших здесь, и человеческих экскрементов, сваленных в кучу, а не вынесенных в предназначенные для этого канавы за городскими стенами, тяжело стоял в воздухе. Здесь же, среди отбросов, дети играли в догонялки. Они заметили меня и стали подходить ближе, любопытствуя о причине моего визита. В голове лихорадочно замелькали мысли о том, что делать. Но я не успела даже пошевелиться — из тени хижины выскочила фигура, и чья-то рука, скользнув по моей шее, плотно прижались к моему рту, лишая меня возможности издавать любые звуки, которые, впрочем, я и не пыталась сделать, лишенная дара речи от страха. Другая рука прижала меня спиной к чьей-то твердой груди, не грубо, но решительно. Мой похититель начал отступать, увлекая меня за собой. Я попыталась вырваться, но мужчина играючи скрутил мне руки и усмирил. Надо кричать, царапаться, брыкаться, делать что угодно, чтобы освободиться, но страх парализовал меня. Что происходит?

— Значит, вы осторожны? — Раздался тихий голос у моего уха.

Голос был знакомым, и еще до того, как пальцы моего похитителя отпустили мои руки, я поняла, кто это.