— Сэр, я не могу это принять.

— Считайте это моим букетом. — Он обхватил пальцами брошь. –

Возможно, он не так красочен, как тот, что вам уже подарили, но все же цветок.

Он встал, и только тогда я обратила внимание на тонкое полотно его одежды, широкий золотой пояс на талии и инкрустированный драгоценностями плащ на плечах. По всей видимости, он был богат. Хотя я унаследовала много земли и богатств от родителей, у него, очевидно, было гораздо больше возможностей. Достаточно, чтобы раздавать бриллиантовые броши, как цветы.

— Независимо от того, стану ли я вашей настоящей любовью или нет, я хочу, чтобы эта брошь всегда была у вас. В любом случае, глядя на нее вы будете вспомнить этот месяц и счастье, которое он нам принесет.

Я колебалась.

— Вам придется привыкнуть к щедрым похвалам и щедрым подаркам, миледи. — Он ободряюще улыбнулся мне. — Что такое рыцарство и романтика без всего этого?

— Мне трудно к этому привыкнуть, — призналась я, перебирая бриллианты.

После двух коротких встреч с моими поклонниками я надеялась, что веду себя правильно.

— Тогда я постараюсь помочь вам. — Он подмигнул. — Может мне каждый день дарить вам новые драгоценности, пока вы не привыкнете к роскоши?

— Часто именно недоступность делает что-то столь драгоценным, не так ли? Если бы я ежедневно позволяла себе такие расточительства, то, может быть, начала бы думать, что драгоценности и похвалы — это обычное дело, а не сокровище.

— Вы очень мудры, миледи. — Его глаза светились восхищением.

Может это он вчера остановил публичные пытки? Я наклонила голову и посмотрела на него. Он был слишком беззаботен для этого.

— Думаю, мне придется сдерживаться рядом с вами, — тихо сказал он. –

Я не хочу, чтобы вы считали меня или мои подарки заурядными.

Крик из конюшни привлек его внимание, и, ухмыльнувшись, он бросился прочь.

Потерявшись в головокружительном облаке эмоций, я побрела к задней части замка, любуясь цветами и бриллиантовой брошью. Я должна была признаться себе, что мое ожидание предстоящего месяца росло.

Дойдя до дальнего конца замка и до кухни, я остановилась. У двери стояла оборванная группа нищих детей, терпеливо ожидавших, пока сэр

Деррик раздаст им ломтики хлеба и разольет суп по жестяным чашкам. При виде меня дети ахнули и стали толкать друг друга локтями, пока, наконец, один из юношей не вспомнил, что надо опуститься на колени, как это было принято. В след за старшими детьми стали опускаться и маленькие.

— Дети. — Я улыбнулась и направилась к ним, узнав многие лица.

Это были самые бедные, у многих родители умерли от бедности или болезней. Некоторые дети помогали младшим братьям и сестрам. Другие были бездомными. Я зашла в толпу, прикасаясь к их щечкам или поглаживая по голове, одаривая каждого улыбкой. Спину жгло от пристального взгляда сэра Деррика, следившего за каждым моим движением. Когда я, наконец, отвернулась от детей и поискала глазами кухарку, мой взгляд встретился с взглядом сэра Деррика. Он не улыбнулся, но как-то по выражению его лица я поняла, что он доволен проявлением моей доброты к детям. Я промолчала, но надеялась, что он поймет, что мне также приятно его отношение.

Я обратилась к кухарке:

— Я думала, что сегодня утром еды для них останется больше после вчерашнего праздника.

— Все было роздано вчера вечером, миледи, — ответила кухарка. — До последней крошки с каждой тарелки.

— Почему же ты не оставила немного для детей? Как раньше. — Я не хотела упрекать мою верную служанку, которая всегда делала все возможное, чтобы помочь мне в моей благородной миссии по кормлению бедняков, но у меня не получилось скрыть разочарования.

Она искоса взглянула на сэра Деррика и, понизив голос, сказала:

— У нас осталось не так много, как обычно, миледи. — И она заглянула в большой чан с супом.

— Понятно.

Конечно, мне не было жалко еды для своих гостей и их слуг. Но я могла только представить, как были разочарованы дети, когда в полдень они пришли за своей обычной порцией хлеба и супа, ожидая получить остатки вчерашнего пиршества, а оказалось, что от пиршества ничего не осталось.

Сэр Деррик дал толстый ломоть хлеба мальчишке с непокрытой головой и грязным лицом и обратился ко мне:

— Миледи, отдайте детям мою порцию обеда.

Запах лука и чеснока поднимался от дымящейся кастрюли, кухарка помешивала плавающие куски моркови, репы и кусочки дикого гуся и мой желудок заурчал в ответ. Утренняя работа в саду прекрасно способствует хорошему аппетиту. Но я была уверена, что мой аппетит не идет ни в какое сравнение с аппетитом сэра Деррика после охоты.

— Мне бы и в голову не пришло лишать вас еды, — начала я.

— Вы не лишаете, миледи, — прервал меня сэр Деррик, вкладывая хлеб в руки следующего ребенка. — Я сам предлагаю. После вчерашнего пиршества воздержание нисколько не повредит. И если это поможет детям и сделает их счастливыми…

На мгновение я потеряла дар речи.

— Я не сомневаюсь, что герцог и двое моих спутников охотно пожертвуют своими порциями, чтобы наполнить желудки этих детей. — Его серые глаза светились присущей ему уверенностью.

— Вы очень добры, и я буду благодарна вам за эту жертву.

— Хотя я готов на все ради вас, миледи, — мягко ответил он, — но сейчас я делаю это ради детей.

Я не знала, что на это ответить. Мое тщеславие нашептывало обидеться, но в глубине души я испытывала облегчение, облегчение от того, что он настолько благороден, что принес эту жертву от всего сердца, а не из желания произвести на меня впечатление. Я просто промолчала. Еще некоторое время я вместе с поваром и сэром Дерриком раздавала хлеб, пирожные, сыр и куски мяса, приготовленные поваром к обеду. Когда последний из детей убежал с большим свертком, я прислонилась к прохладной каменной стене возле кухонной двери и вытерла пот со лба. Сэр

Деррик ушел на кухню и вышел оттуда с кружкой в руке:

— Это для вас, миледи. — Он протянул ее мне. — Прохладный эль.

— Спасибо вам. — Я улыбнулась ему и сделала глоток пряного напитка, приятно охладившего пересохшее горло.

Он взглянул на яркое полуденное солнце и тоже прислонился спиной к каменной стене. Его взгляд упал на несколько задержавшихся около Пэпа детей. Отдыхая в тени, я сделала еще глоток и искоса взглянула на сэра

Деррика. На загорелом лице белел шрам возле глаза, придавая ему твердость, которой не хватало его товарищам. Пряди волос прилипли ко лбу. На нем все еще была охотничья одежда. Но даже без чистой и дорогой одежды, он был очень красив, как и два других рыцаря. Я ждала, что он проявит инициативу,

как те рыцари. Но он молчал, скрестив руки на груди. Туника натянулась на его мускулах. По плотно сжатым челюстям, я поняла, что он не хочет говорить первым. Что ж, может, он не был таким общительным, как его друзья?

— Как, должно быть, приятно освободиться от жарких доспехов и вы, наверное, счастливы отдохнуть от сражений?

Мускулы на его челюсти напряглись, и он бросил на меня косой взгляд:

— Я воин, миледи. Это то, к чему меня готовили.

— Но, сэр, — сказала я с легким смешком, не в силах удержаться, чтобы не поддразнить его. — Вас же интересует и еще что-нибудь, кроме войны?

Я ждала его слов о том, что он с нетерпением ждет возможности провести время со мной. Но я ошиблась. Вместо этого он оттолкнулся от стены, словно собираясь уйти. Я протянула ему кружку:

— Вы, наверное, тоже хотите пить? — Не знаю почему, но я не хотела, чтобы он уходил.

Он заколебался, но взял кружку, стараясь не коснуться моих пальцев.

Он сделал большой глоток и поверх края кружки поймал мой взгляд. Что мне делать? Притвориться, что я не заметила его взгляда? Или не отводить глаза?

Мое сердце затрепетало, и я посмотрела на букет, который положила на деревянный сервировочный стол. Цветы давно увяли.

Он вытер рот рукавом:

— Я вижу, мои друзья уже вовсю ухаживают за вами.