Подходил к концу третий месяц нашего пребывания на новом месте. Поиски работы приводили в отчаяние. Отсутствие стабильности и денег омрачалось нехваткой времени для общения с ребёнком. Страх вытеснял уверенность в завтрашнем дне, уверенность в себе, и, как следствие, хотелось посидеть в кругу семьи, но у всех наладилась своя бурная жизнь. Силы иссякали. Тем временем мой сынок, движимый энергией любви к жизни и потребностью самореализации, увлекал тихого Димку в неведомые опасности, и вскоре нас с сестрой попросили прийти за своими детьми в отделение милиции. Дети задержаны за угон машины.

За окном стемнело, работники милиции не спешили с нашим делом. И мы с сестрой в напряжённом ожидании сидели в обшарпанном помещёнии, ждали, когда появятся наши драгоценные мальчики из комнаты следователя. Стеклянная перегородка, отделяющая каморку с дежурным, была открыта. Мимо нас то и дело сновали туда-сюда опера, переговариваясь, абсолютно не обращая на нас внимания. В глазах сотрудников милиции родственники задержанных почему-то находятся в категории провинившихся. Опера без стеснения просили друг у друга оставить косяк. Во Львове такого безобразия не наблюдалось, правда львовская милиция позволяет матерщину, надо полагать из-за близости к Европе или близости Карпатских гор. А здесь глушь сибирская, где матами кроют все от мала до велика, но в участке при нас народным лексиконом не пользовались, не дошла, видать, слава Богу, европейская культура. Выпустили наших, следом пригласили и нас. Завели дело. После отпустили домой и мы, опечаленные, поплелись, вздыхая, что же теперь будет и что делать, если будет. У Димки приводов в милицию ещё не было, и мы, как просвещённые, успокаивали сестру, да и Димку. Мы с Володей скрыли истинную причину нашего внезапного появления и переживали в тайне кто о чём, скорее всего, оба не об ошибках, а о расплате за эти самые ошибки.

Вовка глубоко задумался, сидел в тишине, даже с Димкой не делился и, наконец, выдал:

– Может, поедем к родственникам в Краснодар? Я же их никогда не видел, вот мы бы и познакомились.

Я ответила, что ещё в Краснодаре нас не знают, и, печальные, каждый в своих тревогах, улеглись спать.

Спасительным утром позвонили родители со Львова, объявили, что дача продана и чтобы мы возвращались домой. С тех пор, как мы уехали, дедуля места себе не находил. Разлука с внучком его опустошала, что привело к решению продать драгоценную дачу для решения возникших проблем. Продешевили, как всегда, но появились деньги на адвоката и на дорогу. Вот и выход, но радости не было. Было грустно Вовке, ему хотелось к родственникам в Краснодар, продолжить наше бегство от самих себя. Было грустно Димке, теперь он останется опять один на один с улицей. Было грустно и нам с сестрой из-за разлуки, из-за наших мальчиков. Через несколько дней поздно вечером мы с Вовкой и Димкой вышли на трассу, чтобы перехватить последний автобус на вокзал. Димка, будучи серьёзным мужичком, настоял на провожании, несмотря на позднее время и темноту на улице. Братья обнялись на прощание, и автобус тронулся. Димка, маленький, худенький, в больших резиновых сапогах, в которых он казался ещё меньше и беззащитнее, с печальными глазами, одиноко стоял на дороге, пока мы не скрылись из виду. Больше Диман не увидит своего брата. И после его смерти будет вспоминать, как вдвоём гуляли в огородах или садах, обнаружили кувалду и притащили её к гаражам. Как поздним вечером пробили стену у одного из гаражей и, награбив там металлических кастрюлек и других предметов из металла, вынесли и припрятали. Вернулись, и из этого гаража кувалдой продырявили стену следующего гаража, имеющего общую стену. Вынесли и из этого гаража металлическую утварь, ещё раз вернулись и таким образом обчистили целый ряд гаражей, а в последнем обнаружили ключи в машине. Аккуратно открыли этот последний гараж изнутри, завели машину и поехали прокатиться до соседнего посёлка, где машина заглохла. И на следующий день вместо посещения школы они направились к угнанной машине, пробовали завести её, но безрезультатно. Тогда братья бросили свою затею, вернулись к награбленному и потащили это награбленное в пункт приёма, где их уже ждала милиция, чтобы препроводить под конвоем в отделение, где мы с сестрой и ждали наших мальчиков.

Мы с Володей вернулись домой, во Львов, где ждали нас дедушка с бабушкой и встреча с адвокатом. Так мы впервые с ним познакомились. Это был почтенный сноб, промышляющий частной практикой, и с порога предупредил нас, что благотворительностью он не занимается. В своё время проработал двадцать лет прокурором Львова и области. Знал все ходы и выходы, или все кнопки закулисных движений судейской системы. Дело было только за деньгами. Мы попали к нему по рекомендации. Высокомерный, проявил милость, взяв наше дело, и дал нам прочувствовать это своими павлиньими манерами. Не трудно предположить, как нашего напыщенного адвоката коробил факт провидения, где подзащитный являлся его однофамильцем. В суде наш адвокат производил впечатление торжественной и непоколебимой веры в правосудие. Смотрелось пафосно, театрально правдиво, и, в самом деле, послушав его, начинаешь уважать истинное справедливое судодейство, забывая, что в итоге всё решает взятка. Наш адвокат разбил все обвинения в краже государственного имущества в крупных размерах. Им была предоставлена справка из пункта приёма металлолома на сумму двести сорок пять гривен, что и соответствовало истине. В результате суд вынес приговор: четыре года лишения свободы с испытательным сроком два года. Шёл январь 2005 года, и в этом году Володе исполнится шестнадцать. Он судимый – это плохо, опять же, есть деньги – это хорошо, и благодаря стараниям адвоката и проданной даче моему сыночку наслаждаться свободой ещё почти год.

На какое-то время Вовка обрёл обычную уверенность в себе, был весел, остроумен, похоже, тайно влюблён. Стоял снежный холодный февраль. Горка в конце двора, теперь называли её детской, была передана в наследие подрастающему поколению, и Володя с друзьями устроили ледяную полосу с экстримом на склоне моста за нашим домом. Это тот самый мост, через который тащили тяжеленную дверь Вовка с товарищем.

Раскатанную полосу Володя с товарищами залили водой, и теперь по ледяной полосе катались на сноубордах, вернее на приспособленных под сноуборды бляхах, оторванных от дорожных столбов с маркировками километражей и направлений к населённым пунктам. В один из вечеров Володя пригласил меня с собой покататься и продемонстрировать свои достижения. У подножья моста, присыпанный снегом, стоял ящик с песком, которым обычно пользуются дворники во время гололёда. Вовка по-хозяйски открыл этот ящик, достал из него бляху с надписью «Львов – Шегини» и лихо скатился на приспособленной под сноуборд бляхе с крутизны, стоя на ногах. Склон был хорошо раскатанный, но не очень ровный, что добавляло опасности. Предложил мне повторить. Сам, небось, не один день тренировался. Было здорово, мы смеялись. Володя подтрунивал, пытался научить меня не бояться. Горели фонари на мосту. Сверкал снег под ногами. Мы были вместе, радовались забаве. Помню, как Володя положил сноуборд в ящик для песка, обстоятельно присыпав его снегом, и в жизнеутверждающем настроении мы вернулись домой.

На «Валентинов день» Володя получил маленькие красные открытки в форме сердечка от Нее и спрятал их подальше от посторонних глаз в свою сокровенную коробку. Получил ещё в подарок мягкую игрушку – две бордовые вишенки с ножками и ручками, одетые в зелёные рюкзачки. Вишенки были с глазами и держались за руки. Володя подвесил их у себя над столом и убрал их только когда вышел из последней тюрьмы.

В какой-то момент оказалось, что Она встречается с другим. Вовку возмутило открытие, что сопернику его Она нужна только «для секса» (со слов самого соперника). Возмущён был настолько, что даже поделился со мной. Я не знала, что сказать. Наверное, это должен говорить отец, и я промолчала, не зная, как умилостивить его душевные муки разочарования. Больше ни слова не добавил о своём разбитом сердце, вёл себя, как настоящий мужчина, принимая мир таким, каков он есть. Грустил вечерами. Слушал музыку, особенно песню «Почему же, почему же дождик капает по лужам, может, я кому-то нужен…». Потом перешёл на рэп и никогда вслух не вспоминал о Ней.