Когда Володя подрос и во время игр с детьми во дворе случались казусы, нечасто приходилось видеть такое, обычное для собаки, благородство со стороны людей, и в людском окружении спокойствия не наблюдалось. Никогда нельзя быть уверенной в ответственности вроде бы взрослых людей к чужому ребёнку. Матери, и даже был такой отец, старались как можно быстрее учинить физическую расправу над моим ребёнком, восстанавливая справедливость, даже мне не сообщив, видимо, сообразно ментальности. Благородной в этих ситуациях приходилось быть только мне. Жаль, что у них не было такой собаки.

Володя заговорил, когда ему ещё не исполнилось года. Утро начиналось с его щебета. Пробудившись, плохо проговаривая слова, Вовчик энергично приветствовал всех сладчайшим голоском, который мне приходилось когда-либо слышать:

– Баба юта, баба юта, – у него ещё не получалось сказать: «Доброе утро».

Комната заполнялась активной деятельностью и все присутствовавшие радовались жизни вместе с тружеником. Труженик неустанно искал занятия, не позволяя себе лениться. Если я не находила ему работу, то Володенька придумывал сам, как поскорее изучить мир. Неугомонность была чертой его характера, которая, возможно, тоже повлияла на ранний уход из этого мира. Ещё в младенчестве спал так мало днём, что я не успевала перестирать пелёнок, тогда памперсов ещё не выпускали. А с годовалого возраста спал меньше часа и не каждый день. Он был гиперактивным, как принято сейчас говорить. А может, знал, что жизнь его коротка, и надо успеть многому научиться. Я не успевала за ним, не знала, чему его учить. И в большей мере Володя учился сам постигать мир, который он так любил и спешил принять участие во всех его проявлениях.

Когда Володя начал правильно и разборчиво говорить и кто-либо спрашивал, как его зовут, представлялся исключительно по имени, фамилии и добавлял: «Мальчик», хоть и внешность говорила сама за себя. Возможно, он расставлял акцент при общении таким образом, чтобы чувствовалось, что он гордится своим полом. Личико было красивым со смугловатой гладкой кожей, мужественным, и с раннего младенчества медперсонал в поликлинике сразу определял в нём мальчика, даже в розовом костюмчике. Костюмчик – подарок от коллектива с работы. Девчонки по всем приметам беременности решили, что будет девочка. Приметы таковы: если мать подурнела во время беременности, значит, ребёнок забрал красоту и это наверняка девочка. Родился красивый мальчик с мягкими светло-русыми волосами, с немного азиатскими скулами и восточным разрезом глаз. Он был удивительно похож сразу на все восточные национальности, но больше всего, всё же, на маленького китайчонка, только русого. И прозвище Китаец пристало к нему с младенчества с «лёгкой руки», или, вернее, с «лёгкого языка» соседской девочки. Заглянув в коляску, девочка рассудительно отметила, что ребёнок похож на китайца, и поинтересовалась, будет ли ребёнок говорить по-китайски, когда вырастет.

Как-то, в двухлетнем возрасте, Володя вдруг начал беспрестанно покашливать, как при простуде. Собственно, все неудачи, происходящие с человеком, случаются из-за отсутствия любви. А все беды с детьми – из-за отсутствия любви между родителями.

И мой мальчик заболел. Ночью мне приснился сон, что мой сынок в коробке задыхается. Наутро Володя пожаловался, что у него болит горлышко, а на его шейке в области щитовидки красовалась опухоль, как укус насекомого. Только теперь я знаю, что горло это чакра общения. И только теперь знаю, что болезнь ребёнка – это показатель проблемы между матерью его и отцом. Между душой его или матерью, что одно целое, и духом его или отцом, что также неразделимо. И бедное тельце ребёнка показывало дисгармонию отношений родителей, обделённых знаниями законов природы. Так оно и было. Общение между мной и мужем превратилось в постоянное недовольство друг другом и злость. Мой мальчик своей болезнью пытался нас объединить. Разве я это понимала? Муж пил и не мог остановиться. И с утра садился за руль, чтобы возить ребёнка по модным новым центрам диагностики и врачам, уже накатив по «старым дрожжам», оправдываясь, что запах после вчерашнего. Мы с Володей уже ушли жить к родителям, а муж пил в одиночестве, чтобы заглушить боль ненужности и страх «меня не любят». А наш ребёнок пытается своей болезнью научить нас общаться. Но тогда этого я не знала, к великому сожалению.

Правильный диагноз сразу поставила та же подруга моей матери, терапевт по специализации, заподозрив кисту. Ещё пять диагнозов и все разные: и щитовидка, и ножка щитовидки, в том числе, совершенно сбили нас с толку. Новоиспечённые диагностические центры не справлялись с главной задачей. Хотя, возможно, и не ставили перед собой таких задач. Медицина во Львове, понемногу, становилась попросту хорошим доходным местом. Объездив всевозможные платные центры, оказались в Охматдете и попали к очень занятому врачу с фамилией Стеник. Опытный хирург, без всяких снимков и анализов, определил кисту и назначил операцию через недельку, после того как исчезнет кашель. Пришлось форсировать сроки, на следующий день киста увеличилась до размеров сливы и покраснела, началась температура и кашель становился всё круче. Это моя злость на мужа набирала обороты. Врач предположил, что кашель и вызывает киста, а потому надо оперировать срочно.

Меня с Володей определили в палату, я положила кулёк с вещами на выделенную нам кровать и понесла своего сыночка на операцию сама, так как идти на руки к медсестре он отказывался, как и к другим посторонним людям. По длинным коридорам попали в «предбанник» операционной с холодными стенами в белой плитке, коричневой плиткой на полу, запахом хлорки. Незнакомые люди в белых халатах ввели наркоз в венку на голове моему мальчику, так как у детей плохо видны вены на руках. Положенная на массу тельца доза наркоза плохо действовала на Володю, как на человека с ясным сознанием, но об этом я узнаю нескоро. И врачам пришлось ещё добавить эфирную маску. Его взгляд, полный страха, остался в моей памяти вместе с необъяснимым чувством вины. Володенька во время всех манипуляций доверчиво смотрел только на меня, я объясняла ему, что всё будет хорошо и молола какую-то чепуху. Наркоз начал действовать, глазки начали вращаться в разные стороны, сознание расплывалось, и моего сыночка забрали в операционную.

Теперь мы лежали на одной кроватке в палате, где ещё находились мамы с детьми примерно такого же возраста, как и Володя. Утром пришёл наш доктор с интернами для проведения ежедневного осмотра, все столпились возле нашей кровати, так как она стояла первой у двери. Доктор взял бланк, прикреплённый к нашей кровати, прочёл интернам диагноз, с каким поступил больной, и, продолжая рассказывать, какая была проделана операция, нагнулся над моим сыночком, пытаясь открепить повязку и показать интернам результат. Володя сопротивлялся неприятному вторжению. Доктор не обращал внимания на приносимые неудобства, отклеил повязку. За что Володя наградил доктора званиями – «сволочь» и «гадюка». Воспитанные интерны замерли, доктор будто бы не услышал, не обращать же внимание на лепет ребёнка, но в последующие ежедневные обходы с публикой сторонился нас и осмотр начинал со второй койки. Володя быстро поправлялся, в палате находились малыши его возраста, и он почти не скучал. Только во время общего дневного сна, без которого уже обходился, искал себе личное занятие в закрытом пространстве комнаты. Периметр палаты был очерчен по стенам китайским карандашом от нашествия тараканов. Тараканы, проползая через химическую полосу, становились медлительными и некоторые падали на пол, парализованные. Володя накладывал их в кузовок маленькой грузовой машинки, перевозил в уголок, где и сгружал в кучку. Возвращался за новыми трупиками и был доволен своим занятием, результаты которого были очевидны: кучка росла. Проснувшиеся мамаши сочли эту забаву омерзительной и не пускали своих малышей принять участие. Чем и продлили Володе развлечение, так как на всех детей тараканов не хватило бы.