Начальник Угро по малолетним преступникам понял, что вопрос может решиться и без его участия и денег он не получит, хотя очень для этого старался, издеваясь над моим сыном и мною. В плену злобы и хитрости намеревался теперь уличить во взятке шефа, начальника всего отделения милиции. От шефа никто не звонил, надо полагать, тоже прослушивали, затаились. Нач. Угро по малолеткам не унимался. Звонки от него следовали один за другим, словом, бился в истерике. Тема теперь была одна, теперь без вкрадчивого доверия: звонил ли кто для передачи взятки шефу. Напряжение росло и вместе с ним страх. К вечеру, ближе к девяти, последний раз позвонил нач. Угро по малолетним преступникам и, обозлённый происходящим, металлическим голосом попросил завтра к десяти явиться к нему в кабинет.

Вероятность, что моего сыночка не выпустят и он снова попадёт в приёмник-распределитель, не вызывала сомнения. Озлобленный, мстительный самодур обязательно воспользовался бы своей властью, на основании закона, или правильнее, на основании мести, при помощи закона. И нет у нас с Володей защиты, и денег на эту защиту тоже нет. Остаётся бежать.

Нас спасли сто долларов, которые предназначались «доверенному» от шефа, который затаился и своим молчанием подтверждал существование прослушки.

От страхов выросло ощущение, что за нами могут и следить. Сборы были недолги. В спортивную небольшую сумку положены запасные Володины джинсы, свитер, моя кофта и какая-то еда. Конец августа, тепло, мы с Володей вышли из дому и направились к дороге. Тихо на ночной улице, заканчиваются ремонтные работы с перекладкой булыжника, и временно дорога перекрыта. Пользуются дорогой только «свои» или таксисты. Впереди припаркована чёрная машина, которая тут же тронулась, похоже, узрев нас. Машина проехала вперёд, скрылась из виду и через несколько минут промчалась мимо по встречной полосе для разворота. Поравнялась с нами в тот момент, когда мы подошли к дороге поймать такси. Уселись, можно сказать, в не случайно пойманное такси, а как будто поджидавшее нас, и попросили отвезти на автобусный вокзал. Железнодорожный вокзал весь так и кишит линейной милицией, ощущение слежки не позволяло направиться туда. Молчим с Володей и водитель молчун; ближе к автовокзалу с нами поравнялась ещё одна машина, из окна которой тот, другой водитель, странно покачал ладонью в приветствии. Я смотрела на дорогу и увидела боковым зрением его качающуюся ладонь. Подумалось: может, знакомый нашего водителя? Повернулась к нашему, отметив, что наш водитель как-то резко отвернул голову от такого странного приветствия. Спросила в надежде:

– Ваш знакомый?

– Нет, – ответил наш водитель неестественно быстро, напряжённо вперив глаза на дорогу, на которой не было машин, кроме той, в которой водитель с «приветом». Ощущение слежки переросло в уверенность.

Может, они так развлекаются, и бензина государственного не жаль. Скорее выполняли распоряжение. План побега разрушился ещё до прибытия на автостанцию. На автостанции кассы автобусов были закрыты, о чём нам было рассказано услужливым водителем такси дальних рейсов, который предлагал свои услуги и заодно настойчиво выяснял, куда мы всё-таки едем. От страха создавалось впечатление, что все водители на стоянке потенциальные стукачи. Мы с сыночком медленно побрели с вокзала пешком, не имея нового плана. Шли в темноте между домами, приунывшие. На наше счастье в каком-то дворе стояла припаркованная машина со светящимся огоньком такси.

Какое-то время перед описываемыми событиями мне довелось работать менеджером в нашем Западном регионе, и я неплохо знала расписания поездов. Сели в такси, договорились о цене, добрались до Тернополя. Вовремя попали на московский поезд. И на утро следующего дня мы наслаждались мельканием пейзажей, стуком колёс и ветерком, задувавшим в окно. Настроение, как у путешественников. Печали и страхи отставали, поезд мчал нас в Москву.

В Москве свалились, как снег на голову, родственникам. Встретили нас тепло, накормили, приютили, немного оторопели, и вечером мы радовались своему везенью вместе с роднёй. На следующий день с утра отправились с Володей в недавно отстроенный Храм Христа Спасителя, по настоянию тётушки. Помолились, поблагодарили хранителей за спасение и купили маленькие серебряные крестики на цепочках, там же в церкви торжественно надели друг на друга и вышли довольные собой. Чинно прогулялись по парку Вернадского, утомлённые, присели на лужайку среди холмов и деревьев, разглядывая красоту и впитывая тепло солнца другого города. А вечером снова продолжили приключение, опять в поезде, теперь увозившем нас в Сибирь, к сестре с племянником. Добрались глубокой ночью, уселись на бревно во дворе «хрущёвки», напротив окон квартиры сестры, и ждали рассвета. Давно я не слышала смеха моего сынишки. Ведь всё это время Володя даже и не улыбался. Разве, один раз в поезде, когда приближались к конечной точке маршрута. Людей в вагоне почти не было, мы укладывались спать, что никак не получалось. Началась война подушками, довоевались, что разорвали Володину цепочку. С нее слетел крестик, настроение испортилось, конец веселью. Теперь же мой сынок радостно смеется, увидев брата, и брат его так же счастлив и сестра моя нам рада безмерно. Мы счастливы, мы вместе, мы семья.

Жизнь в Сибири – счастливый промежуток времени, каких выпало слишком мало на долю Володи. Неразлучные с братом, резвились, как положено детям, радовались сообществу, пока мне приходилось разъезжать в поисках работы, уверяя себя, что семья в безопасности. Володе четырнадцать, а брату Дмитрию ещё не исполнилось тринадцати. К этому времени подростки меньше времени хотят проводить с родителями, в данном случае с мамами, при условии, что они счастливы и любимы. Таковое условие как раз и имелось, благодаря семье. Начиналась новая жизнь с новыми приключениями.

Первым делом оформили Володю в школу. Правда, школа находилась далековато, контроль посещаемости был ослаблен, на что требовалось дополнительное время, которого как всегда не было. Сестра моя, мать Дмитрия, инвалид детства, как уже говорилось, не могла взять на себя хлопоты контроля посещения, к тайной радости братьев. В знак солидарности Дмитрий потребовал перевода в школу, где устраивали Володю. По причине перенасыщенности учениками нам отказали в ближней школе. Теперь братья не расставались и по дороге в школу, и в школе, разве что учились в разных классах. Утро для меня начиналось рано. С половины шестого курсировали служебные автобусы, развозившие народ на шахты или, точнее, на геологические разрезы, куда я пыталась устроиться работать со своим дипломом. Просторы сибирские, в сравнении со Львовом, поражали размахом удалённости объектов, поездки выматывали силы, вроде бы ни на что не расходуемые. Шахтёрский маленький городок жил своей особенной жизнью, в которую мы пытались влиться. Для этого приходилось выходить из дому ещё до пробуждения детей. Сестра отправляла учеников в школу, а после уроков приключения подкрадывались к детям, отвлекая от приготовления домашних заданий.

Маленький сибирский городок, молодой по возрасту, не выделялся никакими архитектурными строениями. Особенно после Львова выглядел скромно, чтоб не сказать бедно. Сестра уже привыкла к этой скромности, а нам всё в диковинку. Муж сестры, отец Дмитрия, год как умер, с его криминальной роднёй сестра не очень ладила, но Дмитрий ладил, да и куда ему было деваться. Ментальность городка, так уж сложилось исторически, была довольно насыщена людьми бывалыми и их детьми, внуками. Схема самообразования подростковых сообществ примерно та же, что и во Львове, и, по-видимому, во всем мире. Дети, которыми родители не имеют возможности заниматься, проводят время на улице. Бросалось в глаза, что в этом городке концентрация таких детей была больше, да и конопля росла по пояс прямо в огородах. И похоже, что особенно никто не переживал по этому поводу.

Очень скоро выяснилось, что во дворах царит криминальная пирамида, куда более налаженная, чем у нас. Старшие подростки попросту требуют от меньших и беззащитных собирать коноплю, скатывать в шарики и сдавать им. Пожаловаться кому-либо на свою участь – значит испортить репутацию «пацана», а если дело дойдёт до милиции, то «стукач» становится изгоем и будет искать общества только с себе подобными.