– Взял нож, значит, режь.

Сашка занёс руку, чтобы ещё раз толкануть Вовку, а Вовка чиркнул ножом по Сашкиной ладони.

Все замерли, закапала кровь, Сашка в шоке повторял:

– Он меня порезал, он меня порезал.

И со своей свитой удалился под победную Вовкину фразу:

– Вали с нашей горки.

Мы с Вовчиком тоже вернулись с горки домой, безрадостно молчали. У Володи поднялась температура, он, угрюмый, лёг спать. Спустя некоторое время в двери позвонили. Это пришёл старший товарищ Сашки на разборки, стал требовать деньги на лекарства и зашивание раны. Конечно, я предложила отвести Сашку лично, но заступник отказывался, ссылаясь, что Сашка боится меня. Пришлось настоять, я вызвала такси, и мы втроём поехали в городскую больницу зашивать Сашке ладонь. Зашивали под местным наркозом, и в ожидании процедуры оформления общались. Рассказала Сашке историю, когда Вовчика в возрасте двух лет оперировали с кистой на шее и как при выходе из наркоза глаза косили в разные стороны. Сашку это позабавило, агрессия прошла и вроде как-то потеплел разговор. Вернулись уже далеко за полночь и, наконец, расстались. Сашка показался милым, надо полагать, «стокгольмский синдром»[2]. Долго не напоминал о себе, пока из этого синдрома выбирался.

Примерно через год Сашка уже проживал дома с матерью и отчимом. И одним зимним вечером с друзьями подкараулил Китайца, подрались. Володя пришёл в порванной куртке и без шапки. Сказал, что Сашка выкинул шапку на мусорку.

Позвонила Сашкиной матери по этому поводу. Мамаша безапелляционно ответила, что мой сын сам виноват, и бросила трубку. Стало понятным непоколебимое отсутствие самокритики у её сына.

Чуть позже Володя создаст некое подобие молодёжной организации BFG (Born From Gorodotska) в нашем районе, и основным постулатом этой организации, мне известным, будет: «Дети не отвечают за своих родителей». Происшествие на горке, должно быть, обдумывалось Володей как ещё один мой изъян, от которого надо избавиться, который надо изжить, побороть. Как поборол боязнь высоты, страх темноты. Конфликтные ситуации теперь разбирал тут же, на месте, не допуская накопления злости в недоговорках. Наверное, философствование по этому поводу было ещё одной попыткой вырваться из плена стрессов семьи. Володя прочувствовал на себе и в своём окружении то, что дети вобрали и вбирают все ошибочные представления родителей, и это был его протест переходного возраста, сформулированный в этом правиле. Это был его протест видения жизни для защиты от ошибок семьи, чего я не поняла тогда, так как не было времени подумать об этом, в спешке жить правильно, как все, чтобы всё было, в смысле погони за материальными благами. Только, к сожалению, именно дети отвечают за ошибки родителей. И родителям своим не в силах помочь исправить заблуждения, разве только позволить им созерцать свои искалеченные судьбы.

Источник созидания построек не дремал и направил Вовку-Китайца в соседний дом, где сгорели подвалы. Какой-то бомж прижился в подвале на старом диване, предположительно, уснул с сигаретой. Подвалы, с десяток или больше, между собой перегороженные досками, небольшие пространства по полтора-два метра, выгорели основательно. Дыма было столько, что пожарная команда эвакуировала людей с последнего четвёртого этажа из-за невозможности выйти в подъезд под угрозой отравления угарным газом. Подвалы стояли никому не нужными после пожара уже пару лет, ремонтировать их никто не спешил. Подвалы ждали своей очереди в ЖЭКе, который должен привести их в порядок, когда-нибудь. Мальчики добрались до сгоревших подвалов раньше, с неистощимым рвением принялись осуществлять бушевавшее творчество и взялись за ремонт.

Всё свободное время и осенние каникулы были посвящены сгоревшим подвалам. Как обычно, любая работа была для Володи серьёзной, обстоятельной, несмотря на юный возраст, работал он, как не каждый взрослый человек, с полной отдачей. Для начала из помещения был вынесен обгоревший ненужный хлам. При этом нужно учесть, что работа проводилась не в униформе, и отстирывание трудолюбивого ремонтника было ежедневным. Из этого можно сделать выводы и про моё участие в этом длительном процессе, за что меня ждёт особая благодарность. Из пригодных досок и кирпичей возведены недостающие стены для задуманной конструкции. И для придания всему целостного вида и комфорта не хватало дверей.

Дома наши стоят при дороге старейшей городской магистрали города с названием – Городоцкая. К слову, стоит добавить, что сплотившийся коллектив мальчишек Вовка-Китаец назвал, привязав к названию улицы – BFG. На английском – «Рождённые на Городоцкой». И аббревиатура эта теперь мелькала по всему району то в переходах, то на стенах домов в виде граффити. Так вот, за нашими домами, по Городоцкой улице, за церковью, мост – продолжение улицы на выезде из города. За тем мостом ещё несколько домов, где в основном расположились военные с семьями, сама воинская часть и целый ряд на то время заброшенных помещений под склады. Из одного такого заброшенного разбитого помещения Вовка-Китаец с товарищем, дюжим здоровяком по прозвищу Балу, изъяли двери. Это были металлические, покрытые ржавчиной, ужасно тяжеленные двери. Подставив под них маленькую кравчучку, двое мальчишек долго тянули через мост, может, половину дня, и, наконец, притащили в подвал эти двери, а это приблизительно два километра. Самостоятельно установили и вставили замок. Гордость распирала богатырей, и Володя любил рассказывать, как они с Балу преодолевали мост, как измучались, но довели дело до конца. И в любой вечер, много раз подряд, можно было просить у Володи рассказать про подвиг с дверями. И Володя всегда без устали, с мелкими подробностями, принимался обстоятельно вспоминать, как он вместе с Балу тащил двери, при этом в каждом новом изложении время перетаскивания увеличивалось, как и тяжесть дверей. В конце концов, двери стали легендой.

Когда ремонт был закончен, сын пригласил меня почётным гостем на смотрины. На месте сгоревших подвалов получилась одна большая комната, метров сорок. Закопчённые стены и потолок обклеены рулонами белесых лакированных этикеток, что производило впечатление чистоты и нарядности. Таким же материалом покрыта мебель – тумбочка и стулья, найденные на мусорках. У дальней от дверей стены установили большой ободранный диван, подозрительного цвета замытой многолетней пыли, накрыли старым узорчатым покрывалом. На цементном, чисто выметенном полу положили старый ковёр. Кто-то пожертвовал для создания уюта. Светили лампочка и старый светильник на тумбочке. У дверей стояли веник и несколько пар тапок, сделанных в виде шлёпок из тех же рулонов с этикетками. Было довольно уютно, выдержано в одном стиле «старых ненужных вещей». Володя был счастлив, что получилось красиво, и теперь требовались зрители. Зрители не заставили себя ждать. Маленькими группками по два-три человека мальчишки и девчонки из района стали наведываться в подвал. Образовалось невероятно необходимое место для подростков, которым нужно где-то собираться в компанию, чтобы чувствовать себя в коллективе. Большинство из них к этому возрасту становились изгоями в школе и дома. Это дети, которым не хватало материнской любви. Её не хватит уже никогда, до конца их жизни. И мало кому из них удастся избежать пути наркомании как кратчайшего пути освобождения от душевных мук, испытываемых от очерствения сердец родителей и всего общества, которое утрачивает свою сердечность, а вместе с ней и человечность, превращаясь в Бог знает что.

Большая часть детворы шастает по компьютерным клубам, ищет какие-то уютные местечки для обмена мыслями, а также «на других посмотреть и себя показать». Трудным подросткам всегда есть что показать. Когда атмосфера в доме накаляется, ребёнок ищет убежища, чтобы забыться, посмеяться, порадоваться дружбе, пошалить согласно своему возрасту, оттаять душой и вернуться в свой дом. Ребёнок несёт тихую радость понимания товарищей и хочет разделить это чувство с родными, но всем некогда. Сначала ребёнок чувствует себя виноватым, потом начинает злиться от непонятости, и вот он уже ожесточается на любое замечание. Общество почему-то называет эти муки сознания переходным возрастом. Изъезженное учительское наставление типа «держите его в ежовых рукавицах» давно не работает, и даже наоборот. Эта одна сторона медали, с которой сталкиваются все, у кого «трудные дети». Другая же тайная сторона этой медали – страх ребёнка: «Меня не любят». О чём ребёнок никогда не признается, ибо страх слишком велик и лучше о нём не думать, что все и делают.