— Пошли на свидание. — ни с того ни с сего заявил Артур.
Я моргнула.
— С кем?
— Со мной, конечно же.
— Нет.
— Нет?
— Я не хожу на свидания, забыл? У меня детская моральная травма, отцы-геи, сестра-лесбиянка и пятнадцатилетний брат-шалопай, который прячет повсюду заначки с гашишем. С таким багажом мне уготовано только умереть в одиночестве.
— Именно поэтому ты должна отчаянно хвататься за любую возможность, которую тебе подбрасывает жизнь. Сходи на свидание, Тэдди. Со мной.
— Нет. — упрямилась я.
Он оттолкнулся от стены, чтобы подойти ко мне, но я предупредительно вытянула перед собой руки.
— Это не шутки, Даунтаун. Мы можем играть в «Вопрос-ответ», но все остальные игры для нас под запретом. У меня нет желания демонстрировать перед тобой полное отсутствие всяких манер и незнание этикета и опозориться перед тобой еще больше, чем уже есть. Давай оставим все как есть, ладно?
Артур улыбнулся улыбкой психопата. Словно сейчас подвесит меня на крюк и разделает, как свиную тушку.
— Прости, Тэдди.
Я вся напряглась, когда он окинул меня взглядом с головы до ног. В следующий момент он снова оказался неимоверноблизко. А я тем временем — сплошная пульсирующая кабельно-сосудистая система огромной бомбы. До взрыва — секунды, и я трачу их здесь, с Артуром.
Шепчущие губы склонились к моему уху.
— Боюсь, что «как есть» ничего уже не останется.
Он заправил мне за ухо торчащий в сторону локон, и тот покорно остался лежать там. Что за чертовщина?! Обычно с этими мелкими волосинками на подобие младенческих кудряшек не способно справиться ни одно косметическое средство на свете.
— Но почему? — спросила я.
Его взгляд стал жестче. Рука вместо легкого поглаживания зарылась в волосы у меня на затылке, привлекая к себе.
— Потому что я не хочу, чтобы кто-то еще касался тебя. Так же, как и ты не хочешь, чтобы кто-то касался меня. Не знаю, как ты, Тэдди, а я устал от игр.
— Я…
У меня не было слов. Он загнал меня в тупик. Официально.
— И кстати, я тебя заметил. Когда ты кормила кошек. — усмехнулся он. — Я всегда вижу тебя, Тэдди. И каким-то невероятным образом мне с каждым разом все больше нравится то, на что я смотрю.
Затем Артур ушёл, а я осталась восстанавливать дыхание и слушать, как в кабинке мужского туалета за стеной наизнанку выворачивается чей-то желудок, и мистер Обернатти у столика за углом кашляет так, что скоро выплюнет на пол кусочек своих бронхов.
И чертова картонная Ким Кардашьян все так и стоит со своими холодными закусками у входа, все ожидая когда на Рави подадут в суд за нарушение авторских прав.
. .
Со смены в тот день я ушла пораньше, Рави отпустил меня, когда понял, что единственным нашим посетителем всю вторую половину дня остаётся один лишь пьяный вдрызг Грэг. Когда я добралась до дома, солнце уже село. Пахло костром, зеленой листвой и сверчками. Я прислонила велосипед к торчащему из крыльца гвоздю и прошла к входной двери.
С самого порога я наткнулась ногой на одну из разбросанных повсюду игрушек Китти. Ее роботы-трансформеры, детская посуда и уродливая крыса на пульте управления раскуроченными минами усеяли весь пол.
На кухне меня ожидала удивительная картина. Босая, растрепанная Китти, задорно виляя ногами, чистила за столом вареное яйцо. Мой братец в это время составлял ей компанию, с заинтересованным видом сгорбившись над наполовину-собранным пазлом с изображением сцены из «Холодного сердца».
Едва уловив шорох игрушек, завалы которых мне приходилось отодвигать ногой, чтобы прочистить себе путь, Китти слезла со стула и тут же бросилась ко мне в объятия.
— Привет, малыш. — я поцеловала ее в щеку. — Привет, Чак.
Связанный Чак снова сидел на табуретке с микроволновкой на коленях и кляпом во рту. Он промычал что-то нечленораздельное мне в ответ.
— Пытаешься стать умнее пятилетки? — спросила я брата.
Джулиан посмотрел на меня с таким осуждением на лице, словно я отвлекла его от величайшей головоломки на свете. И он, на самом деле, решает проблему глобального потепления, а не ищет недостающий кусочек от платья Эльзы.
Хохотнув, я щелкнула брата по носу.
— Где Джек?
— Эм…где-то. — пожал плечами он, отвечая на мой самый глупый вопрос на свете.
Действительно. Это же Джек. Его вечно несет туда, куда дует ветер. Или где раздают бесплатную выпивку.
— А папа?
— Наверху. Отдыхает.
Мы с братом переглянулись. Спустив Китти с рук, я тут же скисла, когда поняла. Чарли снова было плохо.
— Дедушка весь день был моей лошадкой. Он отдыхает в стойле. — счастливо поделилась со мной Китти.
Я потрепала ее по макушке.
— Накорми ее и уложи спать, — сказала я Джулиану. — Пойду проведаю папу.
Неуклюже гремя чашками и тарелками, я все же умудрилась добраться до комнаты Чарли, не обронив на себя поднос.
Папа лежал поверх одеяла на своей половине их с Джеком кровати.
— Привет, детка. — устало проговорил он, с трудом поднимая голову.
Я застыла на пороге.
— Ты ужинал?
— Честно? Не помню. Ну и денёк сегодня выдался, ты бы меня видела.
— Да, Китти мне рассказала. Ты решил занять первое место на следующих лошадиных скачках?
— Через рвы и барьеры, детка. Я достоин первого места хотя бы за выслугу лет. Мои плечи пережили Джулиана, Китти, тебя и даже Мэгги.
— И пьяного Джека. — улыбнулась я.
— И рыдающую в истерике Мойру.
— Ты тот ещё жеребец, пап.
Он посмеялся.
— Что это у тебя там? Печенье с молоком?! Тащи сюда.
Чарли похлопал рукой по краю кровати у своего бедра. Он приподнялся, принимая сидячее положение. Голос у него уже был без усталой хрипотцы, и глаза не слипались от сна. Довольная его преображением, я уселась на кровать рядом с ним.
— И в каких кровавых побоищах ты это для меня достала? — спросил отец, откусывая кусочек печенья.
— В таких кровавых, что у Джулиана больше нет руки.
— Жаль, конечно. Руки-то были, что надо.
Чарли впихнул в себя всего лишь одну печеньку и сделал пару глотков молока. Сколько бы он ни изображал чувство голода, заговаривая мне зубы и вертя в руках шоколадный крекер, я прекрасно понимала, что съесть он его не сможет.
— Как ты, пап?
Чарли устало усмехнулся и отложил миску с печеньем на прикроватную тумбу.
— Пустяки, просто замотался. Я старею, Тэдди, пора это признать.
— Если честно, то я даже не помню, сколько тебе лет.
Папа рассмеялся.
— Это коммерческая тайна.
Для меня никогда не были важны эти условности вроде возраста, социального статуса или материального положения. Чарли — это всегда просто Чарли. Мой Чарли.
В каждый седой волосок на его висках была вмещена какая-нибудь великая мудрость человечества.
— Сверлить кору для кленового сока нужно в футе от земли, детка. И самое время для него — в конце марта.
— Спасибо, пап!
— Оттереть ржавчину с велосипедной цепи можно алюминиевой фольгой, пропитанной уксусом.
— Ты лучший, пап!
— После красных закатов начинаются сильные бури, детка. Надень завтра куртку.
— Хорошо, пап!
Мою вселенскую безграничную любовь к Чарли не описать словами простых смертных. Это что-то вне понимания, вне времени. Отдельное, живущее своей жизнью, обнимающее меня крепкими объятиями и отгоняющее ночные кошмары.
Он привёл меня в этот дом диким зверьком, шугающимся каждого постороннего звука. И посмотрите на меня сейчас. Здороваюсь с Чаком, связанным прямо посреди нашей кухни.
— Если тебе что-то нужно… что угодно— ты только скажи, пап.
— Кое что бы не помешало, ты права.
— Что? — воодушевилась я.
Папа улыбнулся.
— Я бы душу продал, чтобы сейчас послушать дружище Сантану.