— Бедный мой мальчик! Я никогда больше не дам тебя в обиду. Не уверена даже, что милостивый Господь может простить твоему братцу все его грехи. — она хлопала его по спине, все ещё сжимая в объятиях. — Я люблю тебя, дорогой.

Где-то с минуту Хайд стоял смирно, разрешая Мойре прижимать его к себе и качать из стороны в сторону. Затем, выйдя из ступора, он обхватил её руками в ответ и улыбнулся.

— Я тоже тебя люблю.

От этой сцены в горле у меня застрял огромный ком. Джулиан легко задел мое плечо своим — его подростковый эквивалент проявления любви.

— А что такое рулька? — указав на кучу продуктов на обеденном столе, спросил Хайд.

— Да черт его знает. — Мойра выпустила его из объятий и постаралась незаметно промокнуть слезившиеся глаза кухонным полотенцем. — Главное, что мясо.

— Тэдди! Тэдди! Тэдди! — нетерпеливо заверещала Китти с заднего двора. — Смотри, кого я нашла! Посмотри!

Я подавила стон, надеясь, что племянница не собиралась в очередной раз протащить в дом навозного жука, хорька или, не дай бог, муравейник. Обернувшись, я поняла, что дела обстоят гораздо хуже, и лучше иметь дело с грызунами и покалеченными птенчиками, выпавшими из гнезда, чем с Артуром.

С Артуром, который беспечно нес Китти на руках, слушал все новые истории про ее чаепития с куклами и роботами-трансформерами, и про ее охоту на невидимых летающих обезьян.

С Артуром, с которым я не разговаривала вот уже полторы недели.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросила я, намереваясь выставить его за дверь.

Ни капли не удивленный моему тону, Артур не успел сказать ничего в ответ. В разговор не преминула вмешаться Мойра.

— Где твои манеры, Тэдди? — оборвала она меня, проходя ко входной двери. — Артур, дорогой, проходи! Ты как раз успел к ужину. У меня для тебя и работенка найдется — поможешь достать сковородку с верхней полки…

Причитания Мойры и хихиканья Китти, играющейся со вьющимися волосами Артура стали назойливым задним шумом. Он смотрел мне в глаза, но его смиренный, раскаявшийся вид не вызвал во мне ни капельки сочувствия. Потому что Артур точно не жалел меня, когда усадил в то проклятое такси в День независимости.

Его взгляд зацепился за обложку книги с портретом Теодора Рузвельта. Не обдумав толком, что делаю, я спрятала ее за спину, как провинившийся ребенок.

На губах Артура заиграла ухмылка. Мои щеки густо покраснели, а он снова смеялся надо мной, потому что я уже в сорок шестой раз дала ему для этого повод.

— Проходи, дорогой, не стой на пороге! — звала его Мойра, упорно не замечающая нашей холодной войны и косых взглядов.

В одну секунду он собирался что-то сказать, но приняв во внимание мой воинственный вид, передумал.

— Конечно, Мойра, — широко улыбнулся он, еще крепче прижимая к себе Китти. — Я целиком в вашем распоряжении.

Когда он проходил мимо, всем своим видом показывая, что ему больше интересна Мойра, чем я, у меня возникло странное ощущение. Как в метро, когда от тебя трогается переполненный вагон, в котором тебе не хватило места. Ты смотришь на свое отражение в темных стеклах и думаешь, что едешь вслед за ним. Но на самом деле?

Ты стоишь на том же самом месте.

Один, два, три, четыре, пять, шесть.

Шесть подпрыгивающих цветов я насчитала на уродливой шляпе Хайда, пока он потрошил мой шкаф и громоздил неподходящую одежду в цветастую кучку на сиреневом ворсистом ковре.

Уже давно пора было его пропылесосить.

— Сколько лет ты уже в розыске у полиции моды? Законом давным-давно запретили скупать столько футболок с «Крутыми бобрами» и этим ужасным клоуном из рекламы «Макдональдса», — жаловался друг, склонившись над кроватью, где я лежала с задранными на стену ногами. — Снимай штаны!

— С чего бы это?

— С того, что они в клетку! Ты как будто не прошла кастинг на съемки клипа «Аббы». Не буду говорить, сколько лет не в моде эта расцветка. Ты, наверно, даже чисел таких не знаешь.

— С дуба рухнул? Угомонись, Хайд! — пропыхтела я, когда друг вцепился в мою штанину, как охотничья борзая в пойманную добычу.

В следующую секунду он удивил меня, когда забрался на кровать и оседлал меня верхом, прижав к матрасу.

— Я голодный, — простонал он, принюхиваясь к запахам с кухни. — Меня в больнице накачали таким количеством куриного супа, что я сам могу снести яйцо. Мне нужна нормальная человеческая еда. Стейк с кровью и приправами!

— Так иди и съешь чертов стейк!

— Я не могу пойти один. Но и выпустить тебя к красавчику-Даунтауну в этих лохмотьях тоже не могу.

— Значит, мы остаемся голодать. — сообщила я, прижав подушку к груди.

— Ты вообще понимаешь, что я мог умереть в тот вечер? Я мог умереть у тебя на руках, Тэдди! Как Бабба в «Форрест Гампе», представляешь? Чуть побольше драмы, поменьше разговоров про креветки, и все, — Хайд щелкнул пальцами, — ты ищешь скидочные купоны на шампуни в «Лаш» в одиночестве!

Я закатила глаза.

— Снимай штаны сейчас же!

У Хайда был по-настоящему свирепый вид, который не производил на меня должного впечатления, потому что я морщилась и еле дышала из-за того, что он бедром придавливал мне ребро.

— Мда-а. Даже если бы Патрик тогда застал такую картину, он бы все равно подумал, что ты гей. — раздалось у изножья кровати, где, как оказалось, уже какое-то время стояла Кара.

Хайд не потрудился слезть с меня, вместо этого он вздохнул и устроился у меня на животе поудобнее.

— Я понял, чего ты хочешь. — трагично протянул он. — И ты права, я больше не могу жить во лжи. Я должен признаться.

Кара присела на кровать рядом с моей головой, и мы с интересом уставились на друга во все глаза. Он, конечно же, выжидал театральную паузу — откашлялся, поправил на голове уродскую шляпку.

— В общем… — он снова откашлялся.

Надоедливый манипулятор.

— Ну говори уже! — прикрикнула Кара.

— Это был Адам! — выпалил Хайд.

— Что?! — хором воскликнули мы с Карой.

Я резко приподняла туловище и оказалась нос к носу с другом.

— Да. — уже спокойнее заявил он, укладывая меня обратно спиной на кровать. — Патрик застал меня с Адамом.

— Не Куин? — уточнила я.

— Конечно, не Куин. Она после двух маргарит уехала женить двух лесбиянок в очереди на какой-то рок-концерт в Ван-Бьюрен! (*)

— Адам гей?! — поразилась я.

Шансы на то, что Адам голубой, были примерно такими же, как и на то, что в конце «Кошмара на улице Вязов» Фредди Крюгер окажется послом доброй воли. У меня никак не укладывалось это в голове. Даже Дастин Хоффман с постера «Полуночного ковбоя» у меня над кроватью в шоке приподнял брови.

— Если что, то вы вынудили меня все сказать.

— Никто тебя не вынуждал. — напомнила Кара.

— Он сказал, что убьет меня, всю мою семью и семью тех, кто узнает про это. Так что вывынудили меня, понятно?

— Ты дурень, Хайд.

— А Адам — гей. — ошарашенно констатировала я.

Хайд выцепил у меня из рук подушку и кинул ее мне в лицо. Он набрал в грудь побольше воздуха. А затем с непередаваемым ужасом на лице осмелился на то, чего раньше при мне еще никогда не делал.

Он решил найти в лице Кары соратника.

— Не сиди просто так! Скажи ей, что она идиотка! — молил друг.

— Ты идиотка. — смиловалась Кара.

— И на тебе все еще эти отвратные штаны!

— А на тебе, к слову, премерзкая шляпа, которую ты, скорее всего, стащил с трупа.

— Да, но я-то не собираюсь соблазнять красавчика, который стругает с Мойрой салат этажом ниже!

— Я тоже не собираюсь никого соблазнять!

— Нет, собираешься! Во имя всех нас ты не должна упустить этот шанс. Будь я на твоем месте, ну или знай он хоть строчку из какой-нибудь песни «Спайс Герлз», мы бы с ним уже были уже женаты. Он бы составлял на меня все завещание, а я раздумывал над методом его убийства, потому что чертовски хочу прикарманить его денежки.

— Я не собираюсь убивать его.