— Вообще-то, я немного голоден, — Артур несмело улыбнулся мне и устроился за столом напротив Джулиана.

— Ты…уверен? — я все же дала ему еще один шанс на спасение, предполагая, что в прошлый раз он очень сильно ослышался.

— А что?

Кроме того, что этой разогревающейся пицце предположительно две с половиной недели, и в том месте, где ее купил Джек, недавно была вспышка сальмонеллеза?

— Ничего, — сказала я, усаживаясь за стол рядом с ним.

Если не брать в расчет созерцающего все вокруг Артура, видок у моей семьи был тот еще. Во мне ни много, ни мало пять футов и пять дюймов, но среди брата с отцами я чувствовала себя невероятно крошечной. Джулиану всего шестнадцать, а он уже по росту догоняет Статую Свободы.

Мне с семи лет пришлось уживаться среди этой преимущественно мужской компании. Из двоих отцов к Чарли я была привязана больше всего. Высокий, крепкий после десятка лет работы на машиностроительном заводе, афроамериканец с самыми добрыми глазами на свете. Именно Чарли одним апрельским днем нашел меня поющей «Измени мир» Эрика Клэптона возле какой-то кафешки на Бродвей стрит.

Чарли стал мне настоящим отцом. Учил кататься на велосипеде, запускал со мной воздушных змеев, водил в цирк и катал у себя на плечах. Он подарил мне семью, новую жизнь, надежду. Он отдал мне так много, что мне за всю жизнь с ним не рассчитаться.

Ну а Джек был его полной противоположностью. Резкий, раздражительный, на постоянной основе борющийся с неконтролируемыми приступами гнева человек с эспаньолкой на подбородке, светло-русыми, отдающими рыжиной волосами и бледной кожей, покрытой шрамами из-за вечных потасовок. Первые несколько месяцев моей жизни в этом доме Джек вообще думал, что я мальчишка, из-за моей короткой стрижки и немного дикарского постприютского поведения. Воспитывал меня Джек тоже по-мальчишески. До пятнадцати лет я вообще не знала, что такое юбки. Мне приходилось донашивать старую одежду Джулиана, пока я не взбунтовалась, погуглив слово «дискриминация».

Джек заставлял меня проделывать разные грязные делишки — шнырять по канализации, забираться в вентиляционные трубы, вскрывать отмычками замки и занимать незнакомцев разговорами, пока он вытягивал у них из карманов кошельки. Конечно, все это повлияло на меня. Джек стал символом совершенно другой стороны моего детства, странного и криминального.

Может, к своим семнадцати годам я никогда не смогу отличить десертную вилку от салатной, но зато, благодаря Джеку, героин от кокаина отделяю в два счета.

— Рузвельт? — голос Артура, раздававшийся совсем близко, вывел меня из ностальгических мыслей.

— Что?

Коробка апельсинного сока с ободранной от моего нервного тика этикеткой выглядела довольно-таки непривлекательно, но Даунтаун все равно забрал ее у меня, чтобы сделать глоток.

— Я думал, будет хуже, — шепнул он, поддев под столом мое бедро коленом.

Его локоть, лежащий на столе, задевал мой, и от этого соприкосновения я чувствовала себя немного спокойнее, несмотря на суетливую атмосферу на кухне.

— О, это еще не конец, — грустно покачала головой я.

Как по расписанию, наша входная дверь со скрипом раскрылась, пуская на порог очередного участника всего этого бедлама. Оставшись без картонной коробки, я не знала, как успокаивать себя дальше.

. .

— КАРА! — Соломон надрывал глотку из кухни, извещая официантку и весь мир заодно, что ее сэндвич с беконом готов отправиться за дальний столик у окна.

— Иду я, иду! Хватит уже гортанить, Сол!

Закинув сэндвич и напитки на нужный столик и подарив сидящим за ним мужчинам дежурную улыбку, Кара поспешила вернуться ко мне.

— Ну и что было дальше? — она нетерпеливо забарабанила ладонями по поверхности прилавка.

— Ничего особенного, — пожала плечами я, уделяя повышенное внимание чистым полотенцам, которые складывала в корзину. — Пришла миссис Лукас и принесла нам черничный пирог. У Чака начался какой-то припадок, и мы откачивали его почти тридцать минут. Чарли ушел ремонтировать крышу, Джек…ну это Джек, он не сказал, куда ушел. Китти заставила Даунтауна играть с ней в кукол, Джулиан утащил его курить на задний двор. Время как-то пролетело, а потом он, — я вздохнула, — он ушел.

— Как это ушел? — недоумевала Кара.

— Вот так.

— Просто ушел в закат, как ковбой? И не поцеловал тебя, как Хан Соло перед заморозкой? Не сказал «Эй, Рузвельт, у тебя отличная задница в пижамных шортах»?

— Нет, — смутилась я. — Не такая уж у меня и отличная задница.

— А вот и нет. Задница у тебя, что надо, — подмигнула подруга. — Даже в щеку не поцеловал? Не пытался расстегнуть лифчик, когда обнимал на прощание?

— Нет!

— Боже, — выражение лица Кары приняло траурный вид. — Только не говори, что на тебе опять был тот спортивный нерасстегивающийся лифчик.

Мое открытое игнорирование послужило ей ответом.

— О, милая, — подруга приободряюще обняла меня за плечи. — Ну ничего, секреты этой чертовой Виктории все равно преувеличивают. Все, включая твоего паренька, знают, что она та еще потаскушка.

— Он не мой парень, отстань, — я стряхнула ее руку, заметив, что Кара готова рассмеяться. — Просто я надеялась, что хоть раз в жизни у нас дома будет не зоопарк. Миссис Лукас рассказала, как я в детстве чуть не прострелила ей бедро дробовиком, который нашла у нее в серванте.

— Ну в самом деле, Тэдди, нельзя лезть в чужие серванты!

— Ты меня не успокаиваешь.

— Да как же ты не поймешь, подруга, — Кара обвила вокруг меня свои худые руки и сжала в удивительно крепких объятиях, звучно целуя в щеку. — Ты никуда не денешься от своей чокнутой семейки. И от меня ты никуда не денешься. И боже тебя упаси деться куда-то от Хайда! Этот невротик начнет строчить тебе слезливые смс-ки. А вообще, мы все психованные, и если кто-то из твоего нового окружения не сможет принять нас такими, то даже не знаю, — она пожала плечами, — наверно, придется подвесить его на огромном крюке для мяса и тушить сигареты об его соски.

— Ты сегодня необычайно милосердна, — рассмеялась я.

— Я бросила Шона, так что это у меня такое игривое настроение, — она улыбнулась и начала тереться об меня носом.

Я начала истерично хохотать, когда она повалила меня на барный стул и начала целовать меня в обе щеки. И пока Кара лобызала мое лицо, устраивая отличное шоу всем извращенцам, сидящим в зале, я успела смириться.

Даунтаун живет где-то там, в абсолютно другом измерении, за стеной стереотипов и предрассудков, где правят другие люди, традиции и законы. Ему никогда не стать частью той жизни, нелепость которой я уже привыкла не замечать.

Ведь Кара была права — моя семейка была сплошным сборищем психов. И мои друзья тоже, да и я сама заодно.

Как выбросы Джона Сины на чемпионате мира, как прикиды Леди Гаги на всех музыкальных премиях, как Деннис Родман, когда он заявил, что женится на самом себе.

Как чертов Мэрлин Мэнсон.

Мы все. Абсолютно и бесповоротно.

Чокнутые.

Разве может кто-то вроде Даунтауна с нами справиться?

Время близилось к шести вечера, когда мы с Карой на велосипеде добрались до дома. Уже прислоняя свой двухколесный транспорт к перилам на крыльце, мы услышали громкую ругань и долбежку, раздающуюся изнутри.

На кухне, где, по всей видимости, прошелся ужаснейший природный катаклизм, мы обнаружили Хайда, стоящего на одной из кухонных тумб. В руках — отвертка, в зубах — сигарета, на лице — улыбка, которая мне совсем не понравилась.

— Привет, медвежонок, — он повернулся к нам с абсолютно будничным выражением лица.

Хайд не звонил и не писал, и вообще никак не давал о себе знать с того дня на парковке, когда он признался мне, что он гей. Я так переживала, что не находила себе места. Кара говорила, что ему нужно было время, чтобы «во всем разобраться». Но я как всегда накручивала себя, уверенная, что он просто больше не хочет быть моим другом.