— Почему?
— Литература не принесет денег. Будущее за технологиями. Он хочет, чтобы я продолжал его бизнес, а не стал пленником библиотек и душных поэтических вечеров.
— Ты хоть любишь инженерию?
— Я могу дать ей шанс. — Артур пожал плечами. — У моего отца замашки диктатора и манипулятора, да и ситуация в семье сейчас такая, что он прекрасно понимает — я не стану возмущаться.
— Он вылитый сеньор Капулетти.
— Ты прочитала «Ромео и Джульетту»? — Артур явно был приятно удивлен.
— Ну почти, — я замялась. — На самом деле, Хайд отыскал где-то гей-адаптацию оригинальной пьесы Шекспира. Называется «Ромео и Джулиус». Мы посмотрели видео постановки.
Даунтаун не выдержал и рассмеялся.
— А ты уже выбрала университет? — спросил он.
— Университет? — прыснула я. — После выпуска мне не светит даже читательский билет в местной библиотеке. О колледже можно и не мечтать.
— Почему? Ты достойна высшего образования.
— Не знаю, заметил ли ты, но мое финансовое положение довольно-таки безнадежно. У Джека такая плохая кредитная история, что даже моим пра-пра-правнукам придется обходить все банки за несколько миль. Я ни за что не потяну учебу. Да и не уверена, что хочу. Остался последний год в этом пристанище чирлидерш и стафилококка. А дальше один большой знак вопроса.
— А чего ты хочешь, Тэдди? Если на секунду забыть о финансовых трудностях.
— Хочу жизнь, как у Ричарда Гира и Сьюзен Сарандон в «Давай потанцуем». Чтобы все было тютелька в тютельку. Дом с лужайкой в тихом районе, дети — избалованные, трудные подростки. Ужин строго в семь вечера, у каждого свое полотенце, нож и вилка. Мой муж работал бы нотариусом, читал скучные научные статьи и перед сном рассказывал, как прошел его день. А по субботам дарил бы мне розы и говорил, как ему повезло, что он встретил меня однажды. — я улыбнулась. — И Чарли! Обязательно заберу Чарли с собой. Я вытащу его из Детройта и обеспечу ему тихую, мирную старость.
Вроде бы я описала жизнь, которая ждет каждого третьего американца, но я явно в числе первых двух. Ричард Гир для меня — непозволительная привилегия.
— Звучит здорово. — сказал Артур.
— Болтать всегда можно без умолку. Но на деле…все совсем по-другому.
— Вот видишь? Не все складывается так, как мы того хотим. Не всем мечтам суждено сбыться. И мы не всегда будем там, где хотим. — он посмотрел на меня. — Или с тем, кого хотим.
Глубине его глаз в тот момент позавидовала бы сама Марианская впадина.
— Ты скучаешь по маме? — спросила я.
— Повышаешь ставки, да, Рузвельт?
— Можешь не отвечать, если не хочешь…
— Я просто не знаю, как ответить. Это и да, и нет. После развода мама стала сама не своя. А сейчас у неё к тому же кризис среднего возраста. Это тридцать инъекций ботокса в неделю, нескончаемые липосакции и роман с фитнесс-тренером. А ещё запои по вечерам. Мама считает, что если вино, которое она пьет бутылками, стоит тысячу евро — это не алкоголизм, а светский образ жизни.
— У Джека то же самое с акциями на пиво. — кивнула я.
— А ты скучаешь по своей маме?
— Я едва помню её. — я покачала головой. — Она отдала меня в приют, когда мне только-только стукнуло пять. Все её образы такие расплывчатые, иногда я сомневаюсь в том, что она вообще существовала. Может, я всегда была одна? А потом меня просто нашёл Чарли.
Перед следующим своим вопросом я глубоко вздохнула, набираясь смелости.
— А ты помнишь что-то из той ночи? Когда ты…ну…
— Обдолбался? — с радостью подсказал он.
— Да.
— Урывками. В основном, помню только тебя. Как ты ловила меня, заставляла пить воду и держала меня, не давая натворить глупостей, — он показал наглядно, обернув руку вокруг моего предплечья, как и я в тот день, когда пыталась помешать его погоне за мухой и таинственными узорами на стене. — Спасибо тебе, Тэдди. За все.
— Пожалуйста? — смутилась я.
Рука Артура спустилась вниз от моего плеча к запястью. Он легко провёл пальцем по браслету, который на меня надели сегодня днём в аквапарке, а затем посмотрел на меня в упор. Между нашими лицами было несколько дюймов, а его взгляд был похож на взгляд мясника, готовящего ягнёнка на убой.
— Почему ты так запаниковала сегодня в бассейне? — нож зашел мне точно между ребер. Идеальное убийство.
— Я хочу другой вопрос.
— Тэдди…
— Я не заставляла тебя отвечать на вопрос про маму.
— Но я все равно ответил. — Артур переместил свою ладонь ниже, и мои пальцы доверительно скользнули между его.
— Почему? — недоумевала я.
— Не знаю. Просто мне показалось, что ты точно не станешь использовать это против меня.
Я не могла отвести взгляд от наших сплетённых рук, а когда все же подняла его выше, то натолкнулась на пару обеспокоенных глаз.
Я выложила ему все, как на духу. Просто не могла сделать иначе. Я рассказала все. Про зверства сиделок и детей в приюте, про то, как часто сбегала в дожди, лишь бы не дышать спертым воздухом детского дома.
— Вода всегда оставляла на мне какой-нибудь след или моральную травму. На рану от висла в озере врачи наложили шестнадцать швов, а Джулиан весь день проплакал, смотря на мою разбитую голову. Но самое ужасное было в приюте. Дожди, туалеты и душевые — все это у меня ассоциируется только с болью.
Свободной рукой Артур дотянулся до моей головы и приподнял локоны волос у правого виска, чтобы увидеть побелевший на нем шрам, большей своей частью уходивший в волосяной покров.
— Иногда ты просто…восхищаешь меня, Рузвельт, — совершенно искренне заявил он. — Ты, наверно, самый сильный и храбрый человек, которого я когда-либо знал. Как ты не сломалась под всем этим?
— А я и сломалась. — призналась я с грустной улыбкой на лице. — После того, как Чарли с Джеком взяли меня под опеку, я была просто невыносимой. Мне прилично досталось в приюте, лучшей жизни я не знала, да и не требовала. Я была готова страдать у Картеров. Но на удивление меня приняли в семью не в качестве рабочей силы. Меня взяли просто, потому что я Тэдди. Потому что я пела на мелочь на тротуаре. Потому что Чарли меня полюбил. Чарли вообще первый человек на всем белом свете, который по-настоящему полюбил меня. И эта любовь помогла всем косточкам срастись заново.
Почувствовав ком в горле, я резко поднялась с места, расцепляя наши с Артуром руки.
— У тебя ужасная комната, ты знаешь? — сказала я, изучая одну из непонятных картин на стене.
— Почему?
— В ней нет никакой частички тебя. Серо и скучно. На шкафу даже покупная этикетка не оторвана.
— Что я могу сказать? За последний год — ты самый живой и тёплый человек, который сюда заглядывал.
Я думала, что как только увижу эту комнату, мне все сразу станет понятно, и я узнаю, наконец, что за фрукт этот Артур Кемминг, но ни один дюйм пространства вокруг не дал ответы на мои вопросы. С таким же успехом можно было бы вести дискуссию со столбом или с деревом.
— А где древние портреты всех родственников по вашей родословной? — я крутилась вокруг своей оси, жадно всматриваясь каждый дюйм пространства.
— Наша родословная не такая уж и древняя.
— У вас есть какие-нибудь антикварные вазы или золотые статуэтки, урны с прахом?
— Нет.
— Ты так говоришь, чтобы я их не нашла и не украла?
— Прекрати. — Артур накрыл пятерней мою мотающуюся во все стороны голову.
Я развернулась к нему лицом и зачем-то положила свою руку поверх его. Со стороны мы, должно быть, смотрелись очень глупо. И Артура, в конечном счете, это развеселило. Небольшие морщинки заключили его улыбающиеся губы в объятия с двух сторон. Эта картина привела меня в восторг.
— О чем ты всегда думаешь? — пальцы Артура шире распластались по моей голове и почти полностью покрывали всю макушку.
— В смысле?
— У тебя иногда такой стеклянный взгляд. Ты словно проваливаешься куда-то в другое измерение. Что там? Что генерирует твой мозг? — он аккуратно надавил указательным пальцем мне на переносицу. — Рассуждения о глобальном потеплении? Ведьмы? Пришельцы? Гномы сражаются против эльфов? Тайра Бэнкс дает тебе советы о том, как улыбаться глазами?
