— Я в твои годы спал отлично. Плавай больше и лучше ешь!

— Хорошо.

Он знал, что дочь уже третий день где-то бродит ночами, вероятно, со своим зверем. Не было новостей и от Шепана. Король уже жалел, что обратился к нему.

— Ты забыл, что он уже участвовал в заговоре? — спросил его лис намедни. — Предавший раз — предаст снова.

Скер всё помнил и без его слов.

— Это дурно пахнет, — сказал ему лис. — Они втроём плетут интриги, замышляют подлость, мой владыка, а раз так — не получится подождать, пока братец объявится сам. Так что привози её людей и делай то, что умеешь.

Они сделали два круга вокруг дворца и вокруг помоста с виселицей, затем король толкнул возницу в спину и приказал ехать за город, экипаж развернулся и покатил по главной улице.

В этом районе стояли дома трейнтинской знати, королевских чиновников и крупных торговцев. По деревянным настилам тротуаров прогуливались местные богачи, прислуга, бегущая по делам, с корзинами и свёртками в руках, поспешно выскакивала на мостовую, кланяясь и давая пройти господам. И все снимали шляпы, с поклонами оборачиваясь к экипажу, останавливались поглазеть, как Скер едет с дочерью. Дочь вежливо кивала в ответ, не делая особой разницы, кто перед нею, иногда доброжелательно махала ладошкой, невысоко поднимая руку. Это было непривычно и мило. Королю подумалось, что она могла бы стать весьма полезной во многих вопросах, её можно было отправлять на часть встреч, отдать ей часть обязанностей, связанных с благотворительностью, это частично освободило бы его самого. Но сперва следовало решить главный вопрос.

— Я сказал собрать со всех поселений твоих ганцев и привезти на праздник. Завтра с утра со всеми своими увидишься.

— Прикажи, пусть захватят весь керосин и мазут, который произвели. Это для них построена виселица? — спокойно спросила дочь, разглядывая нарядный дом казначея, выкрашенный в светло-жёлтый цвет, с цветочными горшками, вывешенными снаружи окон.

— Я бы предпочёл, чтоб там висел последний дохлый зверь, после необходимого уничтожения которого начнётся эра человека. Но праздник твой, решать, разумеется, тебе.

Дочь промолчала. Они проехали мимо поворота на рыбный рынок, далеко распространяющий зловоние. Теперь, перед праздником, рынок со всех сторон оброс щупальцами из тележек и лотков, где продавалась горячая еда, и густая вонь тухлой рыбы, потрохов и нечистот разбавлялась запахом горячего хлеба, жареного мяса, сочных сырых овощей и тонкими фруктовыми ароматами. Королю сразу захотелось есть.

В честь праздника разрешили торговлю на улицах, и теперь отсюда и до самых городских ворот тянулась шумная полоса сувенирных рядов. До самых ворот молчали.

— И как вы дальше видите моё будущее? — спросила дочь, наконец, дрожащим голосом. — Положим, я отдаю вам зверя, и что дальше? Вы выбираете мне супруга их числа ваших союзников или их сыновей? Я уплываю в какие-то дали, либо вы даёте мне где-нибудь тут жильё, чтоб вас не обвинили в скупости, и там, в печальном этом дворце, превращаюсь в томную даму, мечтающую об адюльтере, поскольку мне осточертел второй подбородок и живот моего мужа?!

Скер на минуту задумался. Не считая адюльтера, он и в самом деле считал, что спокойная и размеренная жизнь — лучшее, что он может дать дочери. Ведь Мирра ею довольствовалась? И у него самого в молодости этого не было. Однако, адюльтер, второй подбородок, какая гадость, и к чему такое сказано?

— А чего бы ты сама хотела? — спросил он.

— Я бы хотела, чтобы мне оставили моего зверька, моего Пола, и тогда я, отец… тогда я ради вас пошла бы на всё.

— А без зверя? Ну, торгуйся, смекни, чего ты хочешь. Всё, что я могу сделать, я сделаю. Без него.

— Нет, это невыносимо! Кстати, куда вы меня везёте?

Дворец Снов встретил их тяжёлой, как гранит, тишиной. Скер из жалости разрешил жрице остаться, он знал её много лет, с тех пор, как привёз из школы при храме ворона в Васаре. Он платил ей со своих денег: у неё не было мужа и никаких доходов, но постепенно невесть как образовалось двое детей. Теперь, когда культ зверя упразднили, она больше не носила шкур, а ходила в просторной хламиде и возжигала огонь стихиям. Жрица вышла им навстречу, когда Скер извлёк дочь из коляски, но он знаком приказал ей убираться, взял дочь под локоть и повёл к склепам.

— Я не понимаю, зачем мы здесь, — сухо сказала дочь.

Всё она прекрасно понимала!

— Вот тут, — он указал на щербатую плиту со следами его прошлого взлома, — твоя мать. Она послушала зверя своего рода и отдала тебя в другое место, потому у нас теперь сложности. Но она всё равно твоя мать. Что ты чувствуешь?

Дочь пожала плечами, угрюмо глядя на склеп, непонятно было, о чём она думала.

— Её убил мой собственный зверь, — продолжал король. — Вскоре после того, как ты появилась на Либре. Ты могла бы с нею встретиться, с живой. Но нет. У зверей своя мораль и свои правила, отличные от людских. Они делают то, что считают нужным, не считаясь ни с чем, и человеческие чувства им безразличны, включая тех людей, которых они себе выбрали в прислугу и лицемерно называют своими владыками.

— Примерно, как вы? — рассматривая плиту, спросила дочь.

Скер с трудом подавил гнев.

— Вот здесь, — он указал на маленький соседний склеп, — положили тебя. Мне сказали, что ты родилась мёртвой, потом пришлось учиться любить тебя заново.

— Будто вы меня любите.

— Конечно же люблю.

— Тогда разрешите мне оставить себе моего зверя. Он не делает ничего плохого. Он только хочет спасти людей от третьей луны.

Король поморщился, как от зубной боли.

— Нет никакой третьей луны, — сказал он. — Мир спасать не от чего. Это ложь, при помощи которой зверь тобой манипулирует. Мои люди искали по всем книгам, по всем фрескам, по всем храмам.

Дочь резко и нервно мотнула в бок головой и впервые за день посмотрела на него прямым взглядом.

— А если есть? — спросила она, — вы признаете свою ошибку?

Скер задумался.

«Если третья луна существует, — хотелось сказать ему, — если она придёт, чтоб убить этот мир, если звери были нужны, чтоб остановить её, один твой зверь ничего не сможет сделать. Мой бы смог, потому что я послушно кормил его силой остальных. Пока не накормил смертью»

Но тут король вспомнил, что лис вернулся и ему сразу стало легче. Или не вернулся? Раньше разум короля был его владыкой, теперь ему всё чаще казалось, что в голове у него сломался какой-то механизм, вроде часового, и пришло обычное людское помешательство, и вот он уже не знает, где правда, а где вымысел.

— Я так и думала. Становится поздно, может, поедем назад? — спросила дочь и дотронулась до его руки.

— Ты куда-то торопишься?

— Портниха просила ещё помериться. А одно платье вообще на живую нитку смётано. Ей с помощницами целую ночь шить.

***

После обеда пошёл дождь.

На чердак когда-то давно снесли старую мебель, когда Мирре вздумалось её поменять всю сразу, а после стали стаскивать всё то, что нельзя было оставить в подвалах, где, как ни крути, царила сырость. Старые ковры и гобелены, постели, сундуки, одежду, утварь, всё то, что выбрасывать и раздавать пока не следовало, но и спросом больше не пользовалось, пылилось там до возможной необходимости, которая всё не наступала. И теперь чердак был завален хламом. Тем временем, крыша постоянно протекала в разных местах, во время каждого сильного дождя где-нибудь да капало. После приходили кровельщики и латали дыру, но снова шёл дождь — и протекало в другом месте. Мажордом придумал подставлять под дыры старые кухонные котлы, и в дождливую погоду теперь не только по террасе стучало, но и грохотало над головой, словно дьяволы хвостами били — бам, бам, бам, плюм, тыщ, дыщ. Прямо в мозг. Ему всё времени не доставало распорядиться перекрыть крышу полностью, а хозяйки во дворце больше не было. Вроде и глупость, обращать внимание на такие мелочи, но грохот раздражал, как и пятно, что вдруг расплылось на потолке в спальне у Леяры.