27. VII.1986. Пб. Казарма Однажды был за полем лысым синий лес на краешке небес, на кончике ресницы; у лба – железо сизой койки, окно, потом забор, дорога поперёк зрачка; над лесом тонким – голубое, а выше – снова лес подоблачный – над кислым испарением портянок, выскобленным полом, над тумбочкой пустой и табуретом. Однажды я ушёл туда, а там обнял пятнистые стволы и в сердце землю целовал, кружился, плакал, пел однажды. Там выси дрогнули, набухли и уронили ливень пряный, краткий. Сквозь гриву луговых стеблей воздутые текли громады. Чело овеяло приникшею душой. Один. Потом? Потом бывал подчас и жив (обычно слыл), а волен – раз. Однажды был забор, дорога, на кончике ресницы синий лес. 18. XII.1986. Палезо Фотоповесть В городе Пушкине, в Царском Селе, жили кузены в любвях и печалях – Женя и Жора, брюнет и шатен. Общество знало: два шкодные Ж. Дом на Московском шоссе, 33. Позже снесён. Только рыжая яма. Узких рубашек, расклёшенных брюк больше не носят Жора и Женя. Лондон-Париж: телефонных счетов понасылавшие годы. Пачки чудных фотографий; с колен скатятся Жора и Женя. Песен отпетых и там не поют, моль пиджаки доедает в тесном шкафу у какой-то из мам. Жора со мною глотает вино. Павловских мостиков, снежных аллей и аполлонов досталось стене. И до светла египтяне в бистро пивом его надувают. Женя и Жора: матовых, глянцевых слившихся лиц не усомнятся уж юные взгляды. 22. II.1987. Париж Ирине Одоевцевой Пламя хладных сиреней охлестнуло ограды предместий. На версальском велосипеде отбывая в шелест майский, завожу прощальными губами: «Вы покидали нас, вы стали далеки…» Впредь мне вас не катать меж больничных платанов, поминая лихом плеск крутых видений, вновь из измороси эмигрантской не внимать в субботнем опупенье дисканту петропольского срока. Но ваших глаз ромашковые были и речи плеч и рук непретворимость пусть в далеке моём родимом приветит день бессумрачных ночей, и русских дружб апостольское бденье ваш вечер незагаданный продлит. 8. V.1987. Палезо «Полый ящик мой почтовый в недрах…» Полый ящик мой почтовый в недрах истово хранит тополей подлунных профиль на домашних облаках, пух и прах забвенных песен, горстку звёзд и мост из бездны на кометах невских фонарей, стаю стёртых поцелуев на парче худых знамён, вереницу дней незрячих – вдоль обломленного края за хмельным поводырём да долинных ветров взмах холщовый над пернатым сим подранком, что не двинет клювом, не вспорхнет, снова глазом розоватым глянет так из-под ключа, будто ждали с острова Россия нынче с ним всю тьму весомый вздох, будто мы ещё не угадали ящик полый мой почтовый утром чем со дна на нас дохнёт, как прикажет с Богом поживать, почивать до солнц иного срока. 23. V.1987. Палезо
«Впрок причащаюсь крапчатому Лувру. Вагон…» Впрок причащаюсь крапчатому Лувру. Вагон над Сеной пятится вперёд. За то, что поспеваю торопиться, опять просо — бираюсь опоздать. Помилуй мя, придирчивая радость, не за оскомину ежевоскресной жвачки – за утренний озноб свечных стеблей. В набухшей сфере вязнет взгляд. Зарезаннее агнцу не бывать, закланнее – тому напеву, что кротче не было в свой срок и час, когда безбольно обмирали, когда мы только обвыкались с отвычкой жить. 28. II.1988. Париж «Писать с приставками…» Писать с приставками глаголы, чтоб ветер их передразнил. Болеть лишь тем, чего не будет, а будет — небылью крестить. Жить только там, где явь не в жилу, а приживётся — не пережить. Слыть присно тем, чем сроду не был, а быть — чем нету больше сил. 5. I.1989. Палезо «Это был живой…» Это был живой наш, ломкий остров с тропами и призрачным зверьём, гротами и с птицей долговязой, постигавшей зряшные слова. Под глухой, тяжёлою водою там уже меж кольев волчьей ямы лес кораллов, и в луче играет рыбья стая крестиком на ленте голубой. 12. IV.1989. Палезо «Забвеньем меж и упованьем, в долине…» Tout homme porte sur l’épaule gauche un singe et, sur l’épaule droite, un perroquet. Jean Cocteau Забвеньем меж и упованьем, в долине молодеющих теней свой срок пожизненный оттрубим, вмерзая в несдираемую маску послушника-охальника-деляги, кто прячет проигравшие глаза и носит обезьяну на плече в те дни, когда не носит попугая. |