Сэр Эдмунд пришел в себя позже.

— Это чистое колдовство! — сказал он. Восстановив самообладание, он глубоко вздохнул. — И что, этот колдун... еще сильнее?

— Он намного могущественнее, — ответила Гауз.

— Однако Гэвин говорит, что весной король его победил. Все, что под силу королю, сумею и я. Лучше. — Граф встал.

Гауз присела в реверансе.

— Мой господин, я боюсь, что Шип, который стал нам опасным соседом сейчас, в десять раз хуже того ведьмака, с кем наши сыновья столкнулись весной.

Она не добавила, что «он лишь пешка в руках кого-то большего».

Военные смотрели друг на друга, но на нее не глядел никто, кроме мужа.

— Что ж, дорогая, ты снова пустила хорька в курятник. Чутье подсказывает мне, что если не в зимнюю кампанию на озерах, то уж весной мы обязательно схватимся с этими галлейцами и их хуранскими союзниками. — Мурьен стал прохаживаться. — Мой старый наставник говаривал, что природа не терпит пустоты. И полюбуйся — край севернее Внутреннего моря пустовал, а теперь они все туда хлынули.

Сэр Эдмунд допил вино.

— Если вашей светлости будет угодно, то нам лучше заключить союз с морейцами. И придется продать все меха, какие у нас есть.

Граф был не из тех, кто забывает о деньгах.

— Правильно, сэр Эдмунд. В случае осады нам понадобится каждый фартинг, чтобы заплатить гарнизону. Тот, кому не платят, служит слишком многим господам. — Он подошел к краю помоста и поворошил носком прах умершей. — Проклятье, женщина, ты стоила мне доброй войны.

Гауз рассмеялась:

— Ты все еще можешь развязать свою войну. Мне лишь придется заниматься ею с холодного ложа, пока длится зима.

— Намекаешь, что я погибну, ведьма?

— Именно так, дорогой, — ответила Гауз. — И мне не хочется натаскивать нового мужа. Я старуха.

Ночью она слизнула соль с шеи графа, куснула его за ухо и прошептала:

— Он и в замке за нами следит. Через мотыльков.

Граф был не дурак. Он сразу все понял, хотя и был поглощен любимым — вторым после войны — занятием. Он не прервал ласк и не замешкался, но мигом позже подхватил ее под лопатки, чуть приподнял и выдохнул в ухо:

— Сукин сын.

Сэр Хартмут стоял у штурвала на корме «Божьей благодати», держа в руке чашу вениканского стекла. Он пил сладкое кандианское вино и взирал на укрепления и прочные деревянные дома пришедших из-за Стены в селении, которое окрестил Мон Реалем — «королевской горой».

— Мы высадим солдат, возьмем этот городок и превратим его в надежную базу, — заявил он.

Люций с трудом сохранил молчание.

Де Марш отчаянно замотал головой:

— Нельзя, милорд! Мы оттолкнем от себя тех самых людей, в расположении которых нуждаемся! Они воюют со своими южными сородичами. Мы должны оказать им материальную помощь.

Сэр Хартмут поскреб подбородок:

— И что взамен?

— Контроль над товарооборотом. Надежную базу... — Де Марш начал ставить галочки, и сэр Хартмут рассмеялся.

— Вы, двое, учите меня воевать! Можно высадиться и забрать себе и селение, и товары. И отослать домой, к королю. По хорошей цене. Полюбуйтесь — я тоже умею мыслить по-купечески!

Де Марш поджал губы.

— А в следующем году?

— В следующем году мы станем хозяевами Тикондаги и всей реки. Будем брать, что хотим, а остальных продавать в рабство. Вы чересчур скромны, сэр, и не знаете целей нашего господина короля, в которые я посвящен. — Он огляделся. — Вам хочется устойчивого небольшого дохода. А я предлагаю колоссальный на несколько лет. Подумайте о рабах.

Де Марш надул щеки, сочиняя аргументы. Будучи юнгой, он жил в носовом кубрике работоргового судна — большого пузатого корабля из Генуа, ходившего в Хати, где некогда великие народы опустились до варварства под набегами дикарей из Великих Степей. Хатийцы продавали в рабство своих же детей. Де Марш насмотрелся на это. И вкусил.

На свете было много вещей, которых он не сделал бы ради денег.

Он зашел с другой стороны.

— Для Тикондаги вам понадобятся солдаты, — сказал он. — Хуранцы помогут, если мы поможем им первыми, против их врагов. — Он подался ближе. — Вы слышали слова хуранского воина. Тикондагский гарнизон больше, чем все ваши люди и мои матросы вместе взятые.

Он посмотрел на Люция. Тот кивнул. Де Марш не знал, преподнес ли он рассказ как выдумку, но нуждался в этруске.

Сэр Хартмут снова потер подбородок. Де Маршу показалось, что он слишком долго задержался взглядом на Люции, но тот в итоге повернулся к своему второму оруженосцу — теперь единственному. Юноша в полном доспехе подлил вина.

— Хорошо, — сказал сэр Хартмут. — Я поступлю по-вашему. В конце-то концов, если дело не выгорит, мы всегда возьмем селение штурмом. Палисады у них жалкие.

После обещания военной помощи дела завертелись, и де Марш набил трюм шкурками и диким медом за пять дней, пока сэр Хартмут обучал своих солдат управлять легкими туземными парусниками и воевать на воде. У него были три небольшие галеры, разобранные в Галле на пронумерованные брусья и предварительно раскроенные доски — солдаты собрали их воедино. Все три были оснащены тяжелыми носовыми баллистами и парой арбалетов.

Сразу за островом сливались три большие реки, две из которых струились с севера и доносили запахи мест еще более диких — аромат сосновой хвои, снега и скал. Хартмут натаскивал солдат в огромном водоеме под водопадами.

Через неделю он встретился с де Маршем за обедом в кормовой каюте флагмана.

— Как подвигается торговля, господин купец? — осведомился он.

Де Марш поднял брови.

— Коль скоро вы были любезны спросить, сэр рыцарь, мы потрудились неплохо, но могли и лучше. Конфликт между Северным Хураном и Южным отпугнул многих торговцев мехами — пришедших из-за Стены. Поговаривают, что морейцы и платят больше, и товары у них посолиднее. У меня меньше гигантских бобров, чем хотелось, а белых медведей, которых так ценят при дворе, и вовсе наперечет.

Сэр Хартмут налил капитану вина. Кормовая каюта была небольшая и уютная, как дамский будуар, с красивыми дубовыми панелями в дубовом же каркасе, благодаря которому они сдвигались и раздвигались по погоде, сохраняя великолепный вид. Бочонок с крепленым вином сверкал бронзовыми обручами, как воплощение гостеприимства, а низкий дубовый стол был застеклен настоящим стеклом хитроумной выделки, чтобы держаться на море. Роскошь каморки резко контрастировала с обстановкой, которая могла сложиться снаружи — словно клочок королевского двора или часовня, утоляющая печали.

Сэр Хартмут выказывал безразличие к роскоши, но де Марш подумал, что грозный рыцарь просто воспринимает ее как должное и само собой разумеющееся.

— В Южном Хуране остались меха? — спросил тот небрежно. — И им никак их сюда не доставить?

Де Марш решил не развивать тему торговли мехами.

— Южному Хурану незачем здесь торговать, — сказал он.

Хартмут откинулся на спинку и рассмеялся.

— Но их можно заставить! Несколько сотен язычников-варваров, проклятых Богом? Вам хочется склонить меня к войне с этими южанами — отлично, я склонился. Давайте это устроим. Время года уже очень позднее, нам придется действовать быстро.

— У нас есть суда, ваши солдаты и мои матросы, а Северный Хуран выделит нам еще двести воинов, — сказал де Марш. — Могу я предложить план кампании?

Сэр Хартмут жизнерадостно улыбнулся.

— Нет. Это моя забота. Занимайтесь своими мехами и накладными. А это война. — Он осторожно встал, будучи великаном в тесной каюте. — Выпьем за короля!

Они выпили.

— А второй тост — за выгодную войну! — хохотнул он. — Пришлите ко мне хуранских вождей, пусть выслушают мои распоряжения.

— Сэр Хартмут, Пришедшим из-за Стены не приказывают, — возразил де Марш.

— Вы — нет. А я приказываю. Пришлите их.