Какое-то время Черный Рыцарь смотрел поверх корабельного носа.

— Отлично, — промолвил он. — Наша задача упростится, если мы заручимся доверием крестьян.

Де Марш сомневался, что сэр Хартмут завоюет их доверие, но на попытку хотел бы взглянуть, а потому, когда поздним утром двенадцатого дня на Великой реке показался огромный остров с третьим городком пришедших из-за Стены, он бросил якорь с подветренной стороны и кликнул Люция.

— Вы что же, не наденете доспехов? — спросил сэр Хартмут. — И свиту не возьмете? Я был бы счастлив сопровождать вас.

Де Марш покачал головой.

— Милорд, молю позволить мне руководить этим делом. Если мы напугаем или прогневаем здешний народец, то ни торговли, ни союза не будет. Нам следует приблизиться к ним с дарами, добрым словом и пустыми ладонями.

Сэр Хартмут всмотрелся через борт в островное селение.

— Нам хватит сил взять его штурмом, — заметил он. — Если не выйдет с Тикондагой, то это место прекрасно сойдет за королевскую базу.

Де Марш откашлялся.

— Взять его штурмом, конечно, можно, милорд, — сказал он. — Однако я не уверен, что мы его удержим. Наверное, я не вполне доходчиво объяснил, что каждое владение в Галле само по себе является частью больших владений, принадлежащих более важному господину, а потому большинство пришедших из-за Стены — вассалы повелителей Диких.

— Адских демонов, вы хотите сказать? — уточнил Черный Рыцарь.

Глаза его сверкнули, а рука потянулась к мечу.

Де Марш перехватил взгляд Люция.

— Не совсем, — сказал он.

На пару с Люцием они погрузились в открытую шлюпку. Когда корабль остался далеко позади, Люций проговорил:

— Когда ты сказал ему, что твой этрусский осведомитель мертв...

Де Марш с ворчанием налег на весло. Река была бурной, а гребли они против резкого ветра. На берегу собралась дюжина пришедших из-за Стены, и двое были в длинных беличьих мантиях, что выдавало в них знать — как и замысловатые, похожие на венцы головные уборы. Но проводить параллели было опасно. Носить такой убор мог любой свободный хуранец. Это были не совсем венцы.

— Люций, ты сильно удивишься, если я скажу тебе, что у меня и у сэра Хартмута разные цели в этой экспедиции? — спросил де Марш.

Люций отвернулся.

— Он ужасен.

— Знай он, сколько известно тебе, боюсь, что тогда...

Де Марш умолк. Теперь на берегу собралось больше пятидесяти человек. У некоторых имелись копья со стальными наконечниками.

— Северные хуранцы — одно из сильнейших племен, — сказал Люций. — Если нынешним летом наш флот потерпел неудачу, то в каждом сарае полно тюков — мехов на продажу. Господи Иисусе, ты глянь на них!

До берега осталось триста ярдов, и на галечном пляже их поджидала уже тысяча пришедших из-за Стены.

Гребцы причалили; нетерпеливые руки подняли шлюпку, и суденышко понеслось над сушей, как только что летело по волнам. Когда де Марш перешагнул через борт, сотня мужчин и столько же женщин схватили его, принялись щипать и толкать; женщины были в основном почтенных лет, в мехах, украшенных бисером и перьями.

Люция, который худо-бедно изъяснялся по-хурански, немедленно окружили вожди — двенадцать мужчин и четыре женщины; де Марш протолкнулся к нему и встал рядом.

— Эти вороватые варвары стащили у меня кинжал, — посетовал он.

— Я же не велел тебе брать нож, — улыбнулся Люций. — Успокойся. Кинжал — это недорого за их любовь. Как я и думал, этрусского флота здесь в этом году не было. Силки, которые уничтожили генуазцев, обездолили этот народ. Местные воюют со своими южными сородичами, и у них нет ни арбалетных стрел, ни доспехов... вот, Дезонтарий мне только что говорил, что они уже приготовились заключить мир, а наше прибытие позволит им вести войну.

Де Марш надул щеки и выдохнул.

— Такое впечатление, что воюет весь белый свет, — буркнул он.

Люций же как будто стал выше и более властным.

— Клянусь Богом, я сокрушу соотечественников! — сказал он. — И вся торговля будет нашей, ибо на то воля Господа. Мы озолотимся!

Обратный поход через земли Диких был стремителен, и предприятие представилось легким.

Кранногов они видели ежедневно. Гиганты ходили, как вздумается, и оставляли полосы разрушения всюду, где шастали: в лесах, болотах и параллельно трактам, — как будто крушили скалы и деревья так же легко, как убивали животных и собственно Диких. По их размашистому следу Ота Кван выслал своих лучших следопытов и с хитроумным солдатским расчетом перемещал их между укрытиями.

После третьего дня Та-се-хо покачал головой.

— В жизни не видел столько рхуков, — признался он. — Что-то разворошило их гнездо.

Шли медленно, так как мешали тяжелые, липкие, громоздкие корзины с медом, которые воины несли на длинных коромыслах. Проторенным путем силач мог весь день нести их четыре штуки, но стоило отряду сойти с широких трактов, как путешествие по тропам земель Диких с коромыслами на плечах стало напоминать Нита Квану о годах, проведенных в рабстве в горах восточнее Альбинкирка.

К моменту, когда отряд достиг деревни, они повидали двадцать великанов и обошлись без потерь, а репутация Ота Квана как вожака достигла новых высот. Меда собрали почти пятьдесят берестяных корзин и ни одной не потеряли в полном опасностей возвращении домой.

Но всякое торжество мгновенно затмилось откровенным унынием, которое царило в деревне. В восточном углу сэссагских владений рхук разорил пару селений. Из народа погибли немногие, благо рхук чересчур увлекся общим разгромом, чтобы сосредоточиться на мелких жертвах, но выжившие стали беженцами, надвигалась зима, и притекавшие ручейком новые лица грозили поглотить все излишки, накопленные сэссагами после военной весны.

Матроны собрались, потолковали и призвали Рогатого — старого шамана, который разбирался в местной истории, а его ученик Гас-а-хо проболтался, что того спрашивали о Священном острове.

— И что? — спросил у жены Нита Кван.

Она огляделась, словно боялась, что их подслушают.

— Мне не положено знать, я пока не матрона, — сказала она и погладила себя по животу. — Хотя надеюсь, что вскорости ты увидишь, как положение изменится.

— «Не положено знать» не означает «не знаю», — заметил он.

Она пошевелила пальцами ног.

— На востоке, на самой границе наших и хуранских охотничьих земель, в море есть остров, а на нем — гора с озером на вершине. Посреди озера — еще один остров. Все люди и твари земель Диких считают его священным.

— Священным? — переспросил он.

— Владеть им не дозволено никакой Силе, — сказала она и больше не проронила ни слова.

На следующий день они с Ота Кваном чинили сети, Нита Кван спросил у Гас-а-хо про остров, и юнец, раздувшись от важности, ответил:

— Это дело шамана.

Они латали сети, так как матроны постановили отправить на остров рыболовецкую экспедицию и наловить побольше рыбы, чтобы на зиму засолить. Другой отряд мужчин прочешет северные и западные леса, промышляя оленя — и чтобы загодя предупредить о кранногах.

Когда мальчишка ушел, Ота Кван аккуратно завершил ремонт, умело орудуя берестяной нитью. Покончив с делом, он поднял глаза.

— Это Шип, — сказал он.

— Почем тебе знать? — ответил ему Нита Кван с толикой раздражения.

Несмотря на успехи Ота Квана, его неисчерпаемое чувство превосходства бесило неимоверно.

— Жене сказала ее мать, а та — уже мне, — пояснил Ота Кван. — Шип лишил это место силы, а я не думал, что она у нас есть. Я не ожидал, что дикий край так мал.

— Что же делать? — спросил Нита Кван.

Шип был скорее именем, чем реальной угрозой, но он понимал, что именно колдун оказался той Силой, которая стояла за их весенней кампанией.

— Он же не может заставить нас воевать зимой — или может?

— За годы, прожитые с народом, я уразумел одну вещь, — сказал Ота Кван. — Пусть решают матроны. На их решение можно повлиять, если правильно подать сведения, но после этого с их словом нужно смириться.