– Завтра мы будем заниматься у Ирины Борисовой дома. Конечно, мы будем рады тебя видеть, – ответила уверенно Вера. Словно тяжелая ноша свалилась с ее плеч после этого звонка. Уже несколько месяцев в своих отношениях с Сауле Вера держала обет молчания. Почему? Потому что Сауле высмеяла ее на бюро факультета.

***

Это случилось сразу после зимних каникул. На заседание комсомольского бюро Вера опоздала. Она забыла свои очки на кафедре анатомии, и ей пришлось вернуться, чтобы отыскать свою пропажу. Вскоре очки были найдены, и Вера в приподнятом настроении вошла в аудиторию, где ее ждали другие члены бюро.

– Шевче с очками вернулась. Наша знаменитая Маша-растеряша. Вы знаете, что наша группа на день рождения ей подарила? … Большую сетку с потерянными ею вещами. В этой сетке были ее рукавицы, тапочки, врачебные колпаки, ручки, расчески и даже ее зачетка. Хорошо, что ее комсомольский билет хранится у меня.

Сауле говорила с насмешкой, словно хотела развлечь скучающих комсомольских активистов Вериной уникальной способностью терять и забывать. Конечно, если бы это было сказано среди друзей, Вера и сама посмеялась бы над своей бедой, с которой она уже устала бороться, но тут сидели чужие студенты, с которыми Вера общалась только в случае крайней необходимости, и слушать, как нелестно отзывается о ней комсорг потока, ее подруга, было очень обидно.

– Сауле, ты забыла, меня зовут Вера, моя фамилия Шевченко, я мне не нравятся клички. Если ты забыла, как меня зовут, то я тебя прощаю. Скажи, моя забывчивость кого-нибудь обидела? Если нет, то я извиняюсь за свое опоздание и обещаю впредь не опаздывать. Давайте, мы скорее приступим к повестке дня, а то на улице вот-вот начнется метель, и каждому из нас еще надо успеть добраться до дома.

***

С тех пор отношения между Верой и Сауле проходили только в официальном тоне.

До этой ссоры Вера часто навещала Сауле в общежитии. Она любила удивлять подругу и всех живущих с ней девушек гостинцами из маминого холодильника. Вере нравилось студенческое братство, а возможность о ком-то заботиться была ей просто необходима.

Поэтому, когда Сауле ее высмеяла принародно и стала «чужой», она переключила свою заботу на Лену Литвиненко, не имевшую такого материального достатка, как Вера, или, например, как Ира Борисова, дочь известного хирурга.

Римма, Верина мама, хорошо знала сердобольную натуру дочери, поэтому она ничуть не удивилась, увидев однажды красавицу Лену Литвиненко в зеленых австрийских сапогах, добытых ею для дочери по великому «блату».

Несмотря на натянутость отношений с Сауле, Вера продолжала переписываться с Мариной, младшей сестрой Сауле. Восьмилетняя Марина жила в Петропавловске, и писала Вере необычно трогательные для восьмилетней девочки письма.

«Сегодня маленькая птица заглянула в окно. Я сказала ей: «Здравствуй, птичка!» Я постучала по стеклу, птица испугалась и улетела. Птицы летят и видят горы. Я не видела гор, а они красивые. Вера, ты видела горы? Нарисуй мне их! Привет».

На обратной стороне письма был нарисован огромный улыбающийся воробей, и стояла подпись: «Марина».

Сразу после весенних каникул Вера отправила Марине ответное письмо, в которое вложила засушенный горный цветок с красивым названием «эдельвейс». Воображая себе неподдельную радость девочки при получении письма, Вера внутренне улыбалась. Эдельвейс подарил ей при первом свидании один альпинист. Впрочем, то первое их свидание оказалось и последним, потому что сердце девушки принадлежало только Шурику…

Это письмо с засушенным эдельвейсом пришло в Петропавловск в день похорон Марины.

Жуткая трагедия случилась той ранней весной в семье Сауле. Во время экскурсии в лес Мариночка наелась молодых листочков белены, думая, что ест листочки дикого лесного щавеля. Лучшие врачи боролись за ее жизнь, но все их усилия оказались тщетными. Сестренка Сауле к рассвету умерла.

– Это несправедливо! Этого нельзя допускать! Нельзя так безжалостно отнимать жизнь у ребенка! Неужели на свете нет силы, способной противостать смерти детей?!

Рассудок Веры отказывался смириться с тем ответом, что приходил ей на ум. После похорон сестры Сауле вернулась в Караганду, и она была сама не своя. Природа расцветала в лучах весеннего солнца, в воздухе пахло молодой травой и цветочной рассадой с городских клумб, а для Сауле все дни были похожи на один серый день, в котором не жила ее веселая сестренка.

Вера чувствовала себя виновной в смерти Маринки: посылать сухие цветы в народе считалось плохой приметой; и ее сердце сокрушалось от того, что она из-за своей былой обиды не могла утешить Сауле, как ее подруга. Дорогую цену платила Вера, за то, что позволила себе обидеться и мстить подруге высокомерным молчанием, поэтому, когда она услышала тихий голос Сауле в телефонной трубке, то ее сердце заплакало от сострадания и омывалось от всех обид на свете. Судьба давала ей шанс, хоть как-то помочь подруге пережить ее горе.

После успешной сдачи экзаменов Вера узнала, что Шурик женился на самой красивой девочке лечебного факультета. Что ж, она приняла это известие мужественно. Мудрые строфы из стихов любимой поэтессы уже научили ее, что не надо встречаться с первой любовью и «пусть она останется такой, острым счастьем или острой болью, или песней, смолкшей за рекой», какой она вошла в Верину жизнь.

Только боль и одиночество, поэзия Шекспира бессонными ночами и песни группы «Битлз» по утрам, – это всё, что досталось Саше в наследство от его молодости.

Который месяц он, как заключенный в стенах родного дома, валялся на койке и с трудом передвигался по квартире. Его каждодневный маршрут был до оскомины однообразен и короток: койка, туалет, кухня и обратно. Жизнь проходила мимо, не касаясь молодого калеки даже случайно. Больное колено определяло предел его мечтаний: сделать хотя бы шаг без боли.

Иногда Сашу навещал Володя Коваленко, однако, он особо не засиживался у постели больного товарища. Имея в кармане диплом инженера, Володя успешно работал инструктором по обучению горожан правилам вождения, и своим свободным временем очень дорожил.

Саша тоже имел диплом на руках, но работать не мог из-за травмированного колена, которое болело и днем, и ночью, а при малейшем движении боль становилась невыносимой. Юноша не знал, как жить ему дальше, и не хотел знать. Родителей в свою несчастную жизнь Саша не допускал, только Вере позволялось его одевать и умывать, потому что самостоятельно ухаживать за собой, как нормальный мужчина, он не мог. Так уж повелось, что он обращался с сестрой, как ее повелитель. Доводить Веру до слез, было делом привычным, тем более, что та молча терпела и никогда не жаловалась на него родителям, а только тихо плакала, вкрадчиво напевала какой-то постылый мотивчик. Хотя, временами, Саше было ее жалко.

Вот и сейчас, Вера склонилась над его больной ногой, неумело натягивая на стопу тугой шерстяной носок. Чтобы не взвыть от боли, Саша обзывал сестру, кем не попадя, забывая ее человеческую природу.

– Что ты делаешь, паршивая овца! … Не перекручивай носок, макака из подворотни! … Ох, ну, ты и буренка безмозглая, разве нельзя осторожно пододвинуть стул, чтобы он не касался моей ноги?

Вера глотала слезы и трясущимися руками продолжала надевать носок на больную ногу брата, чтобы потом осторожно положить ее на подушку, которая лежала на приставном стуле. Вместо того, чтобы обижаться на обидные прозвища, она усиленно припоминала слова из песни «Мне приснился шум дождя». Вера еще не оценила свою везучесть, быть «безмозглой буренкой» куда было лучше, чем получить по лбу кулакам, как это случилось с массажисткой, когда ее брата определили в больницу, для обследования на предмет непригодности к труду по состоянию здоровья.

Не выйти на работу специалисту после получения диплома инженера, расценивалось партией и правительством, как саботаж, ведь за его образование платил советский народ.