Домой Ронни и Каролин ехали молча. Недалеко от кафе, рядом со стеной индустриального предприятия, в темноте гудевшей машины, девушка вдруг протянула руку и мягко положила свою ладонь на сокровенное место мужчины. Она начала нежно поглаживать ширинку брюк, и мужское естество зашевелилось под ее рукой.

– Время идти в атаку! – сказал Ронни вслух и остановил машину.

Он занимался с Каролин любовью на заднем сиденье своего белого Мерседеса. Его опыт по «объезжанию» девственниц оказался недостаточным, чтобы легко справиться со своей мужской миссией. Такое положение дел задевало самолюбие Ронни, и он проявил несвойственное ему насилие. Лежа на спине на заднем сиденье богатого автомобиля, с широко раздвинутыми ногами, Каролин страдала от боли. Боль была нестерпимой, но будущая невеста боялась спугнуть своего жениха неосторожным криком.

Когда зашитая «девственность» была разорвана, то всё сиденье стало липким от крови, а Каролин вновь уселась на переднем сиденье, поправила под собой платье и крепко сдвинула коленки. Так просидела она до своего дома, а дома женатый доктор заботливо обработал раны в промежности своей бывшей любовницы и сделал обезболивающий укол.

Исполнив мужской долг, Ронни без происшествий довез себя к гаражу, и тут же у руля уснул пьяным сном. Проснувшись с головной болью, он ахнул. Все заднее сиденье Мерседеса было пропитано кровью девственницы. Он попытался отмывать это пятно, но его затошнило. Ему на подмогу пришла сестра Диан, которая губкой, пропитанной посудомоечным средством, оттирала с сиденья машины бурые пятна крови. Ронни дал сестре за старания несколько франков и попросил ничего не говорить маме. Конечно, Диан не смогла выполнить его просьбу, ябедничать на своего брата вошло в ее привычку, за которую мама покупала дочери шоколадное мороженое.

Валентина была довольна. Всё шло по придуманному ей плану.

Через три недели Ронни вернулся домой из рейса в Португалию. Не успел он въехать на территорию гаража, как какая-то шальная девица кинулась к его грузовику. Ронни резко затормозил, но не успел он сойти с подножки на землю, как эта нахалка принялось его бессовестно обнимать.

– У нас с тобой будет ребенок! Ронни, как довольна моей беременностью твоя мама! Она сняла нам комнату прямо рядом с твоим гаражом! Это оказалось совсем недорого.

Ронни не смог вытерпеть такого фамильярного обращения с собой, и, сбросив с себя неухоженные руки Каролин, сел в свою машину и укатил домой. Дома тоже было неспокойно. Мама щебетала о будущем ребеночке, которому она уже облюбовала колясочку. Диан смотрела на брата восторженным взглядом, ища в нем признаки будущего отцовства. Альфонс молчал, но хмурился.

На следующее утро Ронни укатил в очередной рейс на восток. Рейс был недолгий, и через несколько дней Каролин опять встретила его у гаража поцелуями и принародными объятиями.

– Пойдем, я покажу тебе наш уголок. Видишь, в том доме на втором этаже окна нашей спальни.

Ронни не стал слушать, что говорила ему эта уродина с впалыми щеками и глубоко посаженными глазами, он уселся в машину, чтобы в кафе забыть этот кошмар.

В этот раз Ронни пил виски. От виски он быстро опьянел, но забыть про Каролин и ее ребеночка он не мог. По дороге домой мужчина разбил свою машину о бетонный бордюр, вдруг выросший на обочине дороги. Было поздно, кафе закрылось. Ронни тошнило, и болела голова. Он хотел спать. Окно квартиры, рядом с гаражом еще светилось призывным светом, и со словами: «беременность к беременности не пристает» Де Гроте пошел спать в квартиру, где его поджидала Каролин.

В эту ночь Ронни не осторожничал в постели, он взял ее как дешевую проститутку. Именно в эту ночь и был зачат их первый ребенок, который обязывал мужчину жениться на самой нелюбимой женщине в мире.

По мере того как рос живот Каролин, от Ронни отворачивалась его родня, а сама Каролин каждый день чинно прогуливались с Валентиной по поселку, чтобы показать себя жертвой Де Гроте младшего, который сначала любил, а потом бросил, сперва пригласил в кино, а потом опозорил, и теперь не кому заступиться за сироту, кроме Валентины, его благородной матери.

Вскоре даже соседки, проходя мимо Ронни, неодобрительно покачивали головами, а продавщицы обслуживали его, не глядя в глаза.

Как-то, вечером Альфонс, дождавшись сына, засидевшегося в кафе, похлопал его по плечу и сказал: «У ребенка должен быть отец, Ронни. Не позорь наш род, женись».

Ронни не просил руки своей невесты. В зале администрации портового города Антверпена, где в день ухода нацистов из Бельгии было выписано свидетельство о рождении Ронана Альфонса Мария Де Гроте, состоялась регистрация его брака. На вопрос бургомистра: «Господин Де Гроте, любите ли вы Каролин Де Веер?», мужчина сказал: «Нет!», и добавил, что жениться только по необходимости, и что перед богом он Каролин, женой не признает, но будет ей мужем ради младенца, которым она его окрутила. Перед тем, как поставить свою подпись на брачном свидетельстве, Ронни объявил Каролин ее обязанности его жены, которые заключались в послушании мужу, воспитанию детей и исправном ведении хозяйства.

Свадьба была организована на деньги Ронни и прослыла очень богатой. Только радости молодоженам она не принесла. Не желая выслушивать шумные поздравления гостей, Ронни оставил невесту сидеть одну за свадебным столом и ушел бродить по поселку. По пути ему попалась церковь, пустовавшая в этот час. Де Гроте вошел внутрь и присел на скамейку для прихожан. Ему было очень плохо и хотелось даже заплакать от горя за свою не удавшуюся жизнь, но его глаза даже не заслезились. Через некоторое время Ронни встал коленями на маленькую подставочку перед сиденьем и начал негромко говорить: «Господь, я не могу привести к алтарю свою жену, потому что я ее люблю не. Помоги мне не возненавидеть ее. Все отвернулись от меня, словно я самый падший человек на земле. Я не знаю, как мне жить дальше. Я бросил пить, потому что только спьяну мог попользоваться этой глупой овцой. Я буду терпеть эту женщину рядом, чтобы не оставить ребенка без отца, ибо это будет еще большим грехом, но как несправедлива ко мне жизнь. Неужели я так виноват, что должен терпеть над собой такое насилие?»

Никто не ответил на его молитву, только за стенами церкви радостно пели птицы, приветствуя рассвет. Потом Ронни захотел отдохнуть от свадебной кутерьмы в своей любимой кровати на пружинах, но отец встал на его пути. Они стояли друг против друга: утомленный жизнью отец и его измученный жизнью сын.

– Ронни, твое место рядом с женой, иди к ней.

Сказав это, Альфонс вытер ладонью свои влажные глаза, и перекрестил лоб сына большим пальцем правой руки. Этот благословляющий жест отца Ронни не забудет никогда.

Что-то не сработало в вольной жизни молодого человека, что-то пошло наперекосяк. Ронни вышел из родительского дома и отправился туда, куда не хотели идти его ноги. Только теперь ему захотелось встретить настоящую любовь.

Вера стояла у классной доски, как в средние века преступник у позорного столба, только преступник знал за что, а она – нет. На этом внеочередном пионерском сборе присутствовали только девочки, и Вера очень удивилась, когда классная руководительница Светлана Васильевна вызвала ее к доске и, не объясняя причины, оставила ее стоять на виду у всех, а сама отошла к учительскому столу.

В этот класс Веру привела мама после приезда из Барнаула. С тех пор прошло несколько лет, а она, по-прежнему, считала себя новенькой и сторонилась своих сверстников, на обидные прозвища не обижалась и к общественной жизни класса интереса не проявляла. Когда ее вызывали к доске, Вера сильно смущалась и отвечала урок, глядя поверх голов одноклассников. К своему внешнему виду девочка относилась равнодушно, ведь худой ей все-равно не стать, а то что форма помялась или фартук запачкан, так это все дела поправимые, было бы желание их исправить, а этого желания у нее обычно не было.