— Настя, ты, по-моему, просто придираешься. Подумаешь, приделали голую тетку на обложку, она же на задней стороне, туда никто и не смотрит. А потом, тебя же никто и не знает, вот они и сделали обложечку поцветастее. У тебя книга вышла в твердом переплете!
— Они, они… словно моего ребенка в грязные пеленки завернули. — Настя захлебывалась от слез.
— Настя! О чем ты только говоришь! Ерунда какая-то! У тебя книга в руках, твоя книга. Нет, ты только посмотри, вот твоя фамилия написана.
— Да, а моя фотография — рядом с голой теткой.
— Подумаешь, на мой взгляд, фигурка у нее даже очень привлекательная. Правда, Вадим?
Вадим кивнул, поглядывая на женщин.
Но Настя была безутешна, слезы капали у нее из глаз и когда они втроем пили чай с тортом, празднуя появление на свет книги, и когда Вадим помогал Ирине укладывать книги в машину, и когда они приехали домой и их встретила на пороге квартиры встревоженная Калерия Андреевна с Кириллом. Всхлипывала Настя весь вечер, лишь только взгляд ее падал на книгу, стоящую на серванте в большой комнате. Звонили знакомые и подруги, к телефону подходила мама и рассказывала всем о выходе книги, а Настя тем временем тихонько всхлипывала, забившись в уголок дивана и обхватив рукой Кирилла, гладившего ее по голове.
Калерия Андреевна с Ириной наконец решили, что у Насти наступила нервная разрядка и ей просто-напросто нужно выплакаться, что бы сейчас ни говорили и как бы ее ни уговаривали. Ирина вскоре уехала, увозя в качестве трофея новую книгу, еще остро пахнущую свежей типографской краской.
Возможно, они были и правы, — по крайней мере, на следующий день Настя уже не плакала и почти примирилась с картинкой на задней стороне обложки. Когда утром Настя вошла в школу, в сумке у нее лежало три экземпляра книги. За завтраком Кирилл тоже попросил одну книгу — ему хотелось похвастаться перед приятелями, но Настя категорически отказала ему. Она представила, как книга будет тайком извлечена из портфеля на каком-нибудь уроке и начнет передаваться по классу, пока возня под партами не привлечет внимание учительницы. Настя вообразила ее реакцию, когда она увидит обложку. Настя покраснела и взглянула на маму. Видимо, подобная мысль пришла в голову и Калерии Андреевне, — по крайней мере, она стояла, отвернувшись от Кирилла, пряча улыбку в уголках губ. Откашлявшись, Калерия Андреевна сказала, сдерживая смех, что лучше пока не носить книгу в школу, так как ребятам покажется, что он хвастается. Кирилл со вздохом согласился.
Наталья Сергеевна подбежала к Насте у школы и потребовала книгу:
— Давай-давай, доставай из сумки.
— Доброе утро! — с нажимом произнесла Настя. — А почему ты решила, что я сегодня принесла книгу?
— Доставай, нечего обманывать подруг. Я вчера твоей маме звонила, поздно вечером, когда ты уже спала.
— Так ты уже все знаешь?
— Да, твоя мама меня предупредила, что ты можешь не решиться подарить мне ее. Доставай скорее, что ты там копаешься? Нечего от народа прятать.
Настя дрожащими руками достала из пакета книгу.
— Вот смотри, ничего я и не прячу. Вот твой экземпляр, — профессионально твердым голосом сказала она и протянула книгу.
— Вот это другое дело. Вижу, ты уже собралась. Можешь исполнить фуэте. Есть такой элемент в балете, слышала? Вот так и ты.
Настя рассмеялась:
— В моем положении? Ты шутишь! Какая из меня балерина!
— Я образно говорю. Наш труд сродни актерскому, а школа почти как театр. Актер входит в образ и живет в нем.
— Как это?
— Вот так и мы, учителя: что бы ты ни чувствовала, что бы у тебя ни случилось дома — ты входишь в класс и держишь себя в руках. Ты же не можешь позволить себе расслабиться на глазах у всего класса? А дети самые внимательные судьи.
— Актеры, — задумчиво повторила Настя. — Мне никогда это не приходило в голову. Да, ты права. Балерины перед выходом на сцену или актеры перед спектаклем переживают похожие эмоции, вот только сюжет спектакля повторяется, а у нас каждый день развивается по своему сценарию. И даже невозможно предположить, с какой проблемой столкнешься сегодня.
— Все правильно, входишь в класс, зажимаешь себя в корсет профессиональных привычек. Ты когда-нибудь замечала, как меняется интонация у старых учителей, когда они входят в класс? Говоришь с ней — она нормальная женщина, стоит ей войти в класс, так у нее даже интонация меняется.
— Но я бы никогда не догадалась назвать тебя актрисой, честное слово, — заметила Настя. — Для тебя школа — это жизнь, ты не играешь, а живешь.
— Спасибо, — грустно улыбнулась Наталья Сергеевна.
— Наташа, у тебя опять что-то случилось? Тебя обидели?
— Нет, что ты! У меня все замечательно, вот видишь, книга в руках, а значит, вечером я смогу ее почитать. И ее написала моя подруга, такое не каждый день случается. Разве это не праздник? А ты говоришь, обидел кто-то… Сегодня счастливый день.
— Даже если твои ребятишки плохо подготовились к контрольной работе?
— Даже если это и так, все равно ерунда. Я им тогда покажу: издали твою книгу и приведу тебя в пример.
— Наталья, не смей. Я им сейчас могу только отрицательный пример показывать. На меня уже и мои дети в классе коситься начинают.
— Ты что, стыдишься? Вот глупости какие! Ты последнее время совсем не о том думаешь. Радоваться должна, а ты хандришь. Вот смотри, я сначала сама читать буду, а потом, так и быть, и тебе дам почитать для поднятия духа.
— Что?
— Есть тут у меня одна книга, сегодня утром один хороший человек подарил. — Наталья Сергеевна улыбнулась и показала глазами на свою сумку. — Тебе еще не доводилось читать саму себя?
— Но у меня дома еще много книг осталось, почти три пачки.
— Тем более, что ты теряешься?
Настя рассмеялась и пошла в класс. Проходя мимо кабинета Марины Теодоровны, она замедлила шаги, но войти не решилась, хотя одна книга предназначалась для строгого завуча начальной школы. Но на первой перемене Марина Теодоровна подошла к Насте, сидящей за столом в классе, и молча протянула руку:
— Добрый день! Что это ты загордилась? Я твоей маме звонила, она мне так и сказала, что ты можешь не решиться мне подарить книгу. Я человек не гордый, могу и сама подойти. Дари, Калерия сказала, что в сумке есть и для меня книга. Или уже все раздарила?
— Нет, я просто потом хотела, неудобно было вас отрывать от дел.
— Ага, все так говорят. Спасибо, моя хорошая. — Марина Теодоровна поцеловала Настю в щеку и стала разглядывать подарок — А почему ты на перемене из класса не выходишь? Тебе сейчас ходить надо побольше.
— В коридоре малыши бегают, боюсь, толкнуть могут.
— Ты только сама себя не стесняйся, а то ты последнее время уж больно тихая ходишь. Если тебя кто из наших дам обидит, ты мне только скажи, я им объясню, что почем.
— Нет, у меня все нормально, честное слово.
— Смотри у меня. — Марина Теодоровна погладила Настю по плечу и вышла.
И Настина книга стала гулять по школе. Несколько учителей сумели купить ее в магазинах и пришли просить автографы. Калерия Андреевна однажды вечером потребовала несколько книг для своих приятельниц. Настя ахнула и попыталась запротестовать, но мама не захотела слушать доводы дочери. Калерия Андреевна решительно оборвала дочь, заявив, что ее книгу с удовольствием прочтут даже пенсионерки.
Через несколько дней по вечерам Насте стали звонить знакомые и делиться впечатлениями от книги — женщинам книга нравилась. Ирина позвонила на третий день:
— Настя, что ты наделала! Я проплакала два дня, как вспомню про книгу, так и плачу.
— Тебе не понравилось? Ты же читала рукопись.
— Нет, что ты! Конечно, понравилось. Я все Галину вспоминала, как живая она у меня перед глазами стоит.
— Ирина, я для радости книгу писала, чтобы посмеяться можно было, у нее же хороший конец.
— Так я и смеялась, а как Галку вспомню — плачу. Какой ты молодец. Я ее как живую вижу. Настя! Ты меня слушаешь?
