— Каким?

— Я не знаю точно, в какой-то секции. Они изучали даже восточную философию.

— К сожалению, ваша сестра скорее всего стала жертвой шарлатанов.

— Я могу привести сюда ее сына?

— Лучше не надо, пусть он запомнит ее молодой и красивой.

— Она умирает, да? — Настя с удивлением услышала, как хрипло и глухо прозвучал ее голос.

Врач слегка пожал плечами:

— Никто не сможет сказать наверняка, что будет… но мне кажется, не следует травмировать ребенка.

— Да, вы правы, так будет лучше.

— Давайте я отправлю вас домой, скоро один мой знакомый закончит свои дела, буквально через полчаса. Я попрошу, он довезет вас.

— Спасибо, но я лучше посижу с ней. Она может прийти и себя?

— В принципе это возможно.

— Спасибо.

— За что?

— Для меня всегда было легче знать правду, а не прятать голову в песок, как страус. Я пойду.

Долгая ночь казалась нескончаемой. За всю свою жизнь Насте не приходилось переживать такого кошмара, для нее не было ничего страшнее, чем сидеть и молча наблюдать, как медленно угасает ее сестра. Бездеятельность была несвойственна Насте. Но что она могла сделать? Никакие лекарства и деньги не могли спасти Галку. Врачи, как могли, поддерживали жизнь в ее иссохшем теле. Почему она сделала это? Галка, такая жизнерадостная, так любившая жизнь. Такая ласковая и капризная, веселая и щедрая, состоявшая из одних противоречий, но такая привлекательная. Как же могло такое случиться? Откуда взялась эта беда?

Под утро Настя задремала, проснулась она оттого, что вошедший в палату Федор осторожно освободил ее пальцы, сжимавшие Галкину руку, поднял со стула и, обняв за плечи, стал уводить из палаты. Со сна Насте стало знобко, она повела плечами, разгибая затекшую от долгого сидения спину.

— Пойдемте со мной. Вы устали.

— Не надо, я останусь с ней, может быть, она проснется.

— Уже поздно, Настя. Это случилось. Вам сейчас лучше уйти отсюда.

Настя слегка отстранилась от обнимавших ее рук и повернула голову, через плечо стараясь разглядеть Галку.

— Пойдемте, Настя.

— Что я наделала! Если бы я не заснула, она была бы жива. Больные чаще всего умирают под утро. Я должна была быть с ней, а я заснула.

— Прекратите говорить глупости, слышите? — Голос мужчины звучал резко и властно. — Вот, выпейте.

Насте протянули стакан с какой-то противной жидкостью и буквально заставили выпить. Настя подняла голову: рядом с ней стояла склонившаяся к ней медсестра и Федор, засунувший руки в карманы халата. Настя сидела в ординаторской, на узкой кушетке, покрытой белой простыней.

— Вам лучше? — с участием спросила у нее медсестра. Настя молча кивнула головой. — Вы поплачьте, вам станет легче. Честное слово.

Но слез не было. Может быть, они высохли у нее за эту долгую ночь несчастья? Может быть, ее душа выплакала эти слезы? Глаза были сухи и в больнице, и когда она ехала домой. Настя словно окаменела. Единственной ее мыслью было не испугать Кирилла. Как можно сказать мальчику, что он остался сиротой? Какие слова найти? Всю дорогу домой она мучительно думала об этом.

Но Насте ничего не пришлось говорить. Мальчик понял все сам, только взглянув ей в глаза. Она подошла к нему, обняла за узкие хрупкие плечи:

— Прости, Кирюша. Ничего нельзя было сделать.

— Я знаю, это я виноват.

— Чем?!

— Я всегда помогал ей, когда она возвращалась домой и ей было плохо. Я укладывал ее спать, обнимал и укачивал на руках, пока она не засыпала.

— Так в чем же ты виноват?

— Я не смог помочь ей. Она упала в комнате, я не смог донести ее до кровати. Я стал ее укачивать, качал, качал, а она все молчала. Что мне теперь делать, тетя Настя? Куда мне теперь?

— Ты будешь жить со мной, все будет хорошо. Я тебе обещаю.

Дни потянулись нескончаемой чередой забот и хлопот. Насте приходилось получать документы, оформлять справки, ходить по кабинетам. Может быть, ей стало бы легче, если бы она ходила в школу и видела лица своих первоклассников. С детьми можно забыть любую беду, но, кроме Насти, некому было решать вопросы, связанные с оформлением опекунства. Ирина в это время взяла на себя все вопросы, связанные с похоронами.

Сами похороны прошли довольно быстро и почти незаметно. У могилы топталась группа молодых женщин, сжимая в руках небольшие букетики цветов, играла рвущая душу похоронная музыка. Настя гладила по голове стоявшего рядом с ней Кирилла.

Мерзлые комья земли гулко ударили по крышке гроба, плечи Кирилла вздрогнули и затряслись. Настя обняла его и пошла вместе с Калерией Андреевной к выходу с кладбища.

Иринин шофер отвез их домой. Калерия Андреевна накормила продрогшего Кирилла и уложила его отдохнуть. Пока Настя сидела рядом с засыпающим мальчиком, в коридоре чуть слышно звякнул звонок, Калерия Андреевна с кем-то вполголоса разговаривала. Настя вышла в коридор, рядом с Калерией Андреевной стояла раскрасневшаяся с мороза Ирина.

— Нам нужно поехать с тобой на поминки.

— Куда?

— Мы решили организовать их на квартире у Галки.

— А Кирилл?

— Я думаю, ему лучше побыть с твоей мамой, я уже с ней договорилась.

Настя молча надела пальто и вышла вслед за Ириной. По дороге, в машине, Ирина несколько раз пыталась заговорить с Настей, но та отвечала односложно. Они вышли из машины у подъезда Галкиного дома, Ирина что-то сказала шоферу и вслед за Настей вошла в подъезд.

— Настя, подожди меня.

Настя молча остановилась.

— Ты винишь во всем меня?

— Почему ты так думаешь?

— Ты не разговариваешь со мной всю эту неделю.

— Это не так, просто мне трудно сейчас говорить.

— Ты обвиняешь меня, — убежденно произнесла Ирина. — Ведь мы вместе с ней попробовали.

— Что?

— Наркотики, просто баловались. Ну что ты на меня так смотришь? Хотелось испытать острые ощущения… Глупость, конечно, но кто мог знать, что этим кончится?

— Давай не будем сейчас об этом. Нас там ждут?

— Да, собрались наши девочки. Но ты мне так и не сказала. Ты на меня сердишься?

— Нет, что ты! Только я не могу сейчас об этом говорить.

Они вошли в квартиру, в комнате был накрыт стол, вокруг которого уже сидели их институтские подруги, а на стене висел большой цветной Галкин портрет. На нем она была сфотографирована с розой в руке. Насте сразу вспомнился яркий солнечный августовский день. Она посмотрела на Ирину. Та кивнула и сказала шепотом: «Целый вечер сидела, увеличивала. Я и Кириллу на память напечатала, и тебе, и девчонкам».

Настя огляделась. Вера, Нина, Таня, Раиса, Оля и все остальные — словом, почти вся их дружная институтская группа была здесь.

— Ой, девочки, пришли. Ну наконец-то. Мы тут на стол уже накрыли, вас только и ждем. Да, Настя, ты не знаешь, какие у Галки соседи? Мы тут стали на стол накрывать, так не могли даже скатерть найти. Решили простыни постелить, но в шкафу и постельного белья совсем нет. Может, растащили?

— Нет, девочки, соседи у Гали хорошие, обычные люди. Галя сама продала все свои вещи, мне Кирилл говорил, — ответила Настя помертвевшим голосом.

— Зачем? — спросила пораженная Раиса.

— Раечка, дело в том, что Гале в последнее время не хватало денег на наркотики, поэтому ей приходилось продавать свои вещи.

— Ой, как же это? — обескураженно воскликнул кто-то. — А нам сказали, что у нее сердце больное было.

— Ну ладно. Что уж теперь говорить. Давайте лучше сядем за стол и помянем Галку, как положено, все-таки подруга наша, — произнесла Ирина и первой пошла к столу.

Они сидели за столом, немного растерянные и грустные, не знавшие толком весь порядок предстоящей церемонии. Многие в своей жизни еще не теряли ни близких людей, ни знакомых.

После окончания института они почти не встречались и редко друг другу звонили. У большинства из них были свои семьи и дети, некоторые уехали из Москвы. Все вместе они не собирались уже много лет. Постепенно скованность исчезла, и они стали вспоминать свои институтские годы, забавные случаи и приключения. Порой общий разговор превращался в галдеж. Разбившись на небольшие группки, женщины вспоминали прошлое или обсуждали сегодняшние проблемы.